Перевал Дятлова forever

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Другие интересные темы » ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ИСТОРИИ


ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ИСТОРИИ

Сообщений 31 страница 34 из 34

31

Он прожил практически 100 лет!!! Аполлон Николаевич Кондратьев. Продолжение

https://proza.ru/2010/11/18/408

Предисловие к книге «надымского графа» "УЗНИК ЭПОХИ"

Это эссе мое не включено в учебники, тем не менее изучается в некоторых школах Надымского района (ЯНАО), так как она касается истории края, где проходила сталинская "Мертвая дорога"...

Он носил мифологическое имя Аполлон.
Сам Аполлон Кондратьев оказался такой же легендарной личностью. По крайней мере, для тех северян, кто знал его.
Все называли его не иначе, как «надымский граф».

Лично я познакомился с ним через девять лет, как приехал на север.
Это был горячий июль 1991 года. В июне произошли первые свободные выборы президента России. Победу одержал непредсказуемый бунтарь партии Ельцин Борис Николаевич. Демократы пребывали в эйфории, ведь наступали истинно свободные времена. После ликвидации многотиражки «Трасса» - газеты надымских трубостроителей, где я проработал три года, в апреле 1991 года я учредил свою собственную, первую в округе и области частную газету «НОРД-ВЕСТник».

На первых порах хотел сделать ее органом всех строительных предприятий города, чтобы иметь нам один общий рупор. С этой же идеей обращался в райком профсоюза, в Горком КПСС, ведь у строителей наступали трудные времена, которые спустя два года привели к известной на всю страну забастовке…

Пока шла «обработка» этих умов, предпринимателей Надыма, способных в будущем поддержать частное издание, я временно - на договоре - посотрудничал с Надымской студией телевидения новостным корреспондентом. В середине июня, заглянув в горком по корреспондентским делам, узнал, что на городском радио, бывшем тогда под учредительским крылом горкома партии, редактор Татьяна Смагина идет в отпуск почти на целых три месяца. Это было мне на руку – я предложил свою кандидатуру. Марсель Исламов и Владимир Елгин – первый и второй секретари – без слов одобрили и тут же оформили меня на временное замещение, за что я, безработный, был им очень благодарен…

Напряженными оказались те дни для журналистской братии. В последующем тот период жизни и свою работу я назвал, как дни: «от арестанта Аполлона до Президента Ельцина». После первых своих выборов новоизбранный Президент страны первый свой визит в глубинку начал с нашего северного городка Надыма… Историческое это было событие. Никаких аккредитаций – вся пресса встречала его в аэропорту прямо у трапа самолета. Он сам первым выходил из автобуса везде, где ждала его толпа, и даже из гостиницы, когда этого затребовали надымчане, запросто фотографировался со всеми на память…

Меня, как редактора радио, горкомовцы никогда не учили уму-разуму. Я был свободен в выборе темы, лишь бы текущие события и даты не пропускал. Ничего не сказали о моем репортаже по Ельцину, не популярному у партии…
И однажды с еще одним коллегой по перу мы поехали в поселок «107 километр», причем, в горкомовской «Волге», одной из трех всего в городе(!), собирать материал о работе речников в навигационный сезон ко Дню речника. А после, уже свободные и раскрепощенные, как и договорились с «братом по перу», завернули на этой же "Волге" к «надымскому графу».

Деревянный ветхий домик Аполлона стоял на берегу реки Надым. К тому времени он уже бросил гидрообследования, то есть затворничал. Мы долго стучались. И не достучались бы, если б он сам не увидел нас в окно, так как к тому времени Аполлон Николаевич слышал очень плохо, и то лишь, когда прокричишь ему в ухо...

Мы пробеседовали с ним три часа. В ту пору он был крепкий еще великан, под метр девяносто ростом. Водил по комнатам, показывал свои  эскизы, картины, что писал под заказ, краски, мольберт, кисти, которыми работал.  По моей просьбе, для радиослушателей, пробежался пальцами по клавишам фортепиано.
Я поразился памяти старика. Все события, даты, имена, названия мест он помнил, будто вчера только прошедшие по судьбе. А ведь разговор шел о начале двадцатого века, и ему в тот день было за девяносто!  По рассказу было видно, что его женитьбу благословила супруга последнего царя России, так как царская семья близко знала семью родителей невесты Аполлона…

О «501-ой стройке» он наговорил – для радио – больше всего. Но не все затем прошло в эфире по причине времени… Здесь он тоже удивил нас крепкой памятью на фамилии начальников, лагерных коллег, дат.
Рассказал, что лично сам он свободно передвигался по лагерям на собачьих упряжках, и безо всякого конвоя. Что заключенных кормили хорошо, и лучше, чем призывавшихся на войну солдат в сборных пунктах военкоматов, потому что на севере голодный работник не жилец и не работник, и заботились о кормежке особо – в рацион входило все, что привозилось. Были в лагерях и специальные бригады из заключенных, которые добывали рыбу, ягоды, грибы, отстреливали диких оленей. Отношения с лагерным начальством у него лично были дружеские всегда. И то, что после лагерей Аполлон Николаевич снова вернулся в Надым, так же свидетельствует о хорошем, что осталось в его памяти. Ведь тут он был своим.

Мой радиорассказ о бывшем зеке Аполлоне так же не поимел никаких нареканий от горкома…
А потом случился путч гекачепистов. Я очень затревожился за будущность своей недавно учрежденной газеты, еще не увидевшей свет. Но все обошлось. Это я снова о благодарности к судьбе… (Зато потом, с сентября 1991 года моя газета стала выходить как орган надымских литераторов. В ту пору это была первая единолично учрежденная литературная газета в СССР!)..

У Аполлона Кондратьева были восемнадцать тетрадей с записями о своей жизни. Готовя их к изданию, мы с Борисом Кожуховым использовали всего треть из имевшегося наследия, остальные записи не возвращались недобросовестными журналистами из центральных органов, которых много перебыло у «графа» в пору гласности. Поэтому в книге не будет рассказов о временах гражданской войны, «ледовом» походе белых, Великой Отечественной войне, в коих он был живым соучастником, очевидцем, свидетелем…

Если сдержит свое слово Александр Литовченко, бывший начальник первого орса, и друг Кондратьева, по издании, уверен, книга никак не залежится - для надымчан она станет бестселлером, семейной реликвией, за которой будут гоняться, как в свое время гонялись коллекционеры за его полотнами. Очень надеемся, что книга поспособствует обнаружению других тетрадей Аполлона.

Но найдутся и недоброжелатели, которые еще при жизни не принимали «графа» за его предательское военное прошлое, и не понимали тех, кто дружил с ним, кто просто был лоялен к старому мудрому человеку. Мы же руководствовались тем, что книга Кондратьева будет представлять собой один из документов, свидетельствующих о нашей сложной и противоречивой истории непосредственным ее участником, любившим Родину такой, какая она была и есть.

О любви к Родине уместно говорить потому, что у Кондратьева была возможность уехать в Америку, где нашлись близкие. В Канаде найдены вклады его отца – в полтора миллиона царских рублей золотом, из которых прямому наследнику – нашему «надымскому графу» - нынче полагалось бы не менее 40%!.. Дед его оставил потомкам дом в Питере и особняки-дачи в Крыму. Но сам Аполлон отказался от всяких переселений даже в России, выбрал тихую смерть в Надыме.

Он любил Надым и надымчан. Потому что здесь, рядом с ним, всегда были бескорыстные друзья и помощники в жизни: как он называл, «экономки» Наталья, Людмила, это коллеги по гидрометлаборатории Лидия Холмовская, Людмила Сизганова, и покровитель-меценат Александр Литовченко, все соседи. Обнаружатся и другие малоизвестные друзья Аполлона Кондратьева, ведь рядом с ним жили немало интересных людей, а надымчане народ благорасположенный. Не зря наш «граф» стал прототипом эпизодического героя (Верейским)романа Константина Логунова «Бронзовый дог» о строителях Надыма.  Он же, но уже под своим именем Аполлон Николаевич, но с другой фамилией, введен в роман «Дым над тайгой» Вячеслава Первушина, где главный герой после встречи с ним задумывается, а нужны ли были революции в России…

Мы с Кожуховым договорились сохранить стиль и лексику автора воспоминаний, которые подтверждают, что Аполлон Николаевич, хотя и не филолог, был человек вполне грамотный, образованный, и действительно получил в свое время хорошее воспитание - аристократическое. Может быть, даже, было бы уместней убрать эти кавычки, говоря о нем «граф ныдымский»?..
  Книга станет вечным памятником узнику эпохи…
1999

Постскриптум. …Эти заметки писались как мое послесловие (предисловие, как договорились, было от Бориса Кожухова) к подготовленной к изданию книги Аполлона Кондратьева, которую мы решили назвать «Узник эпохи».
Проходят годы, а все не издаст обещавший спонсор...
Работая директором Районного архива, я включил его шесть тетрадей в архивный фонд г. Надыма и района: "Архив документов личного происхождения: Кондратьев Аполлон Николаевич - "Воспоминания о 501 стройке"...

0

32

Он прожил практически 100 лет!!! Аполлон Николаевич Кондратьев. Продолжение

https://proza.ru/2020/02/23/428

Надымский граф на стройке социализма
Сергей Дерновой
...
Пояснительная записка.
Отправляясь в сентябре 1980 года в Ямало–Ненецкий  автономный округ по вызову крёстного дяди Алексея Анисимовича Титух на годик-два  подзаработать  на мотоцикл (а остался на тридцать лет), я  не  подозревал, что еду в глушь Сибири, в места в недалёком прошлом  не «столь отдалённые».  Не знал, что восьмилетний город Надым, куда я ехал,  возводился  на месте одного из  лагерных  пунктов строящейся с 1947-го по 1953-й год   сталинской  железной   дороги  Чум –  Салехард –  Игарка.  Не предполагал что познакомлюсь,  подружусь и  буду жить  по соседству с 82-летним, знаменитым на всю округу бывшим заключённым, художником-пейзажистом, «графом»  Аполлоном Николаевичем Кондратьевым. Отбывая срок, он строил одноколейную железнодорожную  магистраль, которая пролегала и по  территории  Надымского района. После освобождения остался в тех местах навсегда.
Мне посчастливилось общаться с ним  17 лет. 13 из них   жил по соседству в посёлке на берегу реки Надым. Потому как никто другой видел его в разных жизненных ситуациях, общался не наскоками, как делают журналисты свои материалы в быстром  ритме современной жизни  (пришёл–увидел–написал–опубликовал), а во время длительных неторопливых  доверительных бесед, когда он  искренне  рассказывал о своей нелёгкой судьбе. Всё что  он говорил  в  впервые годы нашего общения, я принимал за аксиому, слушал, раскрыв рот, и искренне восхищался его легендарным прошлым. Сейчас понимаю, что иногда он намеренно приукрашивал перипетии своей суровой биографической  действительности, кое-что недоговаривал, и я ему верил.   
Выкрутасы  судьбы, выпавшие на его долю трагичны и поучительны:  из  князи, как говорится,  да в грязи. Прочитав это повествование, читатель поймёт, что у графа была не жизнь, а одно горе горькое.
Он  прожил долгую жизнь  –  пережил семь правителей страны, участвовал в Первой мировой войне, воевал на стороне белых и красных в Гражданскую,  на стороне Красной Армии и на стороне фашистской Германии в Отечественную. Потому подвергался гонениям, унижениям, лишению свободы, но не «сломался» ни морально, ни физически. Если считать и Временное правительство, пришедшее к власти после Февральской революции 1917 года, то правителей, которых пережил мой герой, будет восемь. О непростой судьбе этого человека  пойдёт речь  в этой книге.

Родившийся в первый год 20-го века при царствовании 14-го императора Всероссийского Николая Второго, Аполлон Николаевич Кондратьев   прошёл долгий земной путь длиною в 97 лет. По другим  сведениям прожил 99 лет.  К этой интриге я ещё вернусь.

От окружающих его отличали изысканные манеры поведения:   интеллигентность, эрудированность, уравновешенность, порядочность. Во всём его облике ощущалось какое-то природное благородство. Трудолюбие, повышенная выживаемость, умение выстоять в любой ситуации, приспосабливаться к ней, в силу непреодолимых обстоятельств падать вниз и, вопреки всему, снова карабкаться наверх – это всё о нём.
Несмотря на разницу в возрасте (он был старше меня на 47 лет), он дружил со мной и я дорожил этой дружбой. Он интересовал меня как человек легендарной судьбы: бывший офицер царской армии, участник Первой мировой и Гражданской войн, бывший заключённый, рассудительный, мудрый и добродушный человек. Притом, всегда  вежливо обращался на «вы», что, конечно же, льстило мне. Такое уважительное отношение у него было,  по-моему,  ко всем окружавшим его людям.
Старым себя никогда не считал: когда не придёшь –  постоянно в работе. Я не знаю случая, когда бы в дневное время он ложился отдыхать.  «Неутомим как робот», говорили о нём односельчане. Я бы добавил: «Трудолюбив как муравей».
Ростом он был под два метра, и  на обычном стуле сидеть было неудобно. Потому сам на 20 сантиметров нарастил ножки старого стула, приделал подлокотники и сидел на нём  словно царь на троне. А один  «царский» стул с высокой спинкой  и широкими подлокотниками сделал и  подарил  ему на 85-летие  столяр лесоцеха  - Зёма Виктор Иванович.
При написании этой книги я, работая с документами, увидел фотографию барона Врангеля. И обнаружил поразительное сходство  Аполлона Николаевича с генералом: такой же высокий статный рост, такое же строение тела, такое же умное волевое лицо, такие же проницательные  глаза,  такие же по форме усы…
В 1989 году в возрасте 88 лет  он впервые встретился   со своим 67-летним сыном –  бывшим фронтовиком, подполковником в отставке Аполлоном Аполлоновичем, о существовании которого предполагал, но (по его словам) ни разу не видел и о судьбе ничего не знал. Позже стало известно, что лукавил тогда Аполлон Николаевич (а может и забыл).
Я был свидетелем  встречи отца и сына на надымской земле. Это была трагедия отдельно взятой семьи, в которой как в зеркале  отразилась многолетняя трагическая история всей нашей многонациональной страны.
...
Знакомство
                (глава первая)

Знаменитым на весь Советский Союз бывший заключённый 501-й стройки   Аполлон Николаевич Кондратьев стал в одночасье. Поздним вечером 2 декабря 1988 года по первому каналу ЦТ показывали программу «Взгляд». Вёл её Сергей Ломакин. Многие надымчане (в том числе и моя семья)  прильнули к экранам телевизоров, когда услышали его слова: «В далёком заснеженном северном посёлке, на берегу реки Надым, живёт удивительной судьбы человек, бывший заключённый 501-й стройки, надымский граф Аполлон Николаевич Кондратьев».
В пятиминутном видеосюжете рассказывалось о «сильном духом человеке, который несмотря ни на какие потрясения и тяжёлую долю, не сломился, не потерял  веру в людей, не озлобился на общество». Было показано и коротенькое интервью графа, записанное на берегу реки.
...
После передачи меня буквально раздирало любопытство – кто же такой граф Кондратьев? Я бросился наводить справки. И вот что я выяснил.
Графом он никогда не был. Граф – это частный родовой титул: королевский чиновник, судья. Таким  шуточным титулом Аполлона Николаевича наградили первопроходцы из уважения за его образованность, интеллигентность, изысканные манеры, мягкий уравновешенный характер. К тому же, многие считали, что, поскольку  был  он  женат на графине Варваре Андреевне Квашниной – Самариной имеющей родовое имение в Крыму, значит и он – граф.
На самом деле Кондратьевы происходят из петербуржского дворянского рода.  Дед его, дворянин, тайный советник, был главным инспектором железных дорог России, миллионером. Владел имениями и домами в Петербурге, Москве и Киеве. Отец, Николай Семёнович, работал в железнодорожном ведомстве. По стопам предков пошёл и «мой» граф.
С ним  я познакомился поздней осенью 1980 года, когда  с женой и сыном-второклассником  по вызову речного порта  приехал жить и работать в  Надым. Мы поселились в жилой «бочке», которую я получил на предприятии, перебазировал и  установил в посёлке под названием «107-й километр».
Первая встреча произошла неожиданно. Через недельку после приезда я взял рыболовные снасти и пошёл на берег реки. Издали  увидел, как пожилой человек на плече несёт  от дома к реке  лодочный мотор. Я догадался,  кто это мог быть. Подбежал и предложил помощь. Он остановился, осторожно поставил мотор на «сапог», сказал: «спасибо»,  и передал двигатель из рук в руки. Мотор для меня, 100 - килограммового  40-летнего мужика, оказался непосильной ношей. С трудом донёс ту тяжесть до лодки, помог прикрепить. Ещё раз сказав «спасибо», незнакомец неожиданно спросил:
– Вы стоседьмовский или приезжий? Что-то я вас раньше здесь не видел.
– Неделю назад привёз семью из Башкирии, – с пафосом ответил я.
– Что ж, давайте знакомиться, –  сказал дружелюбно владелец мотора и, не протягивая руки, отчеканил:
– Наблюдатель водпоста Кондратьев Аполлон Николаевич, по совместительству самодеятельный художник.
От друзей я слышал о существовании художника Кондратьева, даже намеревался сходить к нему и познакомиться. Но всё было некогда: после переезда  обустраивал быт. И вот такая встреча!
Попрощавшись, пошёл вдоль берега за околицу посёлка. Вскоре услышал шум работающего двигателя. Оглянулся и увидел: мой новый знакомый  направил лодку к острову Буяну…
Спустя время,  вспомнил тот случай и вздрогнул: ведь после работы на реке, Аполлон Николаевич наверняка на себе  тащил,  поднимаясь на крутой берег,  ту «железяку» к дому. Я без посторонней помощи  с этим бы не справился.   
Через  несколько дней увидел у друзей написанную им картину, восхитился, пошёл и заказал для себя. Потом ещё одну  и ещё. И стал приходить к нему в дом как к хорошему знакомому.
С первого дня он относился ко мне,  малознакомому человеку,  уважительно и дружелюбно. Потом  пойму –  Аполлон Николаевич ко всем относился по-доброму.

В первый визит я поразился строением: дом больших размеров, примерно 5 на 8 метров, оконные рамы непомерно  высокие и  очень высокие потолки. Аполлон Николаевич пояснил, что после  закрытия стройки электричества в пустующем посёлке не было, потому при строительстве дома в 1956 году это учёл – поставил  большие рамы, которые  пропускают много естественного дневного света. В помещении много воздуха,  комфорт и уют. Очень  высокие потолки с лепниной, по его рассказам,  были в  доме  на улице Песочной в Петербурге, где прошли его детство и юность.
Шесть окон  дома  «смотрели»  на реку,  четыре – на посёлок, а из остеклённой  веранды  расположенной с торца дома, открывался вид на граничащую с его участком Речную Эксплуатационную Базу.
...
Узнав, что я почти профессионально занимаюсь фотографией, Аполлон Николаевич попросил переснять и увеличить несколько семейных  фотографий, которые от времени пожелтели и  поломались. Хранились они у него в каком-то старинном потрёпанном, мне показалось, дорогом кожаном альбоме. Это были снимки  молодой жены, тёщи, царя Николая Второго и другие.  Как они  у него сохранились, тогда не спросил и не ведаю до сих пор.
Его дом располагался в сотне шагов от моей жилой «бочки»,  потому  за готовыми снимками он изъявил желание зайти  лично. С того времени в течение 13 лет (до переезда в город) каждые субботу или воскресенье при любой погоде в 7 часов вечера  приходил он к нам домой. Это был еженедельный церемониал. Мы вместе ужинали, пили чай, говорили о политике, о делах. Иногда я скрытно на полке за занавеской устанавливал старенький бобинный двухскоростной магнитофон «Легенда»  и «мучил» его   вопросами. В 1995 году купил небольшой  импортный карманный диктофон, и  качество записей наших бесед намного улучшилось.
Он рассказывал о семье, о жизни народа в царское время, философствовал о советской власти, о перестройке. А мы с женой посвящали его  в дела  предприятий,  где работали, сообщали городские новости, интересовались его жизнью при разных правителях, обсуждали газетные статьи. С ним было легко и интересно общаться – такие встречи взаимно обогащали нас.
...
В книге под названием «Севергазстрой», бывший плотник-бетонщик Надымского СМУ, член Союза писателей России В. А. Мартынов так вспоминал первую встречу с бывшим зэком Кондратьевым: «В 1966 году самолёты в Надым не летали. Первых строителей, в числе которых был и я, «АН-2» высадил в посёлке Старый Надым (расположенном на правом берегу реки). Ночь переспали в недостроенном бараке сейсмопартии. А утром с оказией - на почтовом катере, который шёл из посёлка Нори, переплыли на 107-й километр. На берегу нас радостным лаем встретили, как потом выяснилось, собачки графа Аполлона Николаевича Кондратьева. Он тут, на берегу фактически единолично проживал, после того, как лагеря расформировали. Под ногами, насколько видел глаз –  песок и ни одной живой души. В отдалении – мёртвый лагерь за колючей проволокой. Бараки беленькие, отремонтированные, окна забиты досками.  Аполлон Николаевич и показал дорогу до строящегося Надыма»

Посёлок, в котором мы проживали, назывался «107-й километр» и располагался в 13 километрах от строящегося города.
– Апполон Николаевич, а почему посёлок носит такое странное название?   –   спросил однажды за обеденным столом.
– Никакой это не 107-й километр, – с пафосом ответил он. – Многие несведущие думают, что посёлок расположен на 107-м  километре от истока реки Надым. Нет! На этом месте в середине прошлого века располагалась 107-я механизированная лагерная  колонна строившая участок  магистрали Чум – Салехард – Игарка.  Первоначально посёлок именовался «Заречный», поскольку располагается на берегу реки. Но с чьей-то лёгкой руки «приклеилось» нынешнее название.
...
Детские годы,  жизнь при царе.
                (глава шестая)
Его детство и юность прошли в Петербурге. Там на улице Песочной был  участок с двумя особняками, которые достались им по наследству от деда –  четырёхэтажный, и двухэтажный с флигелем. На первом этаже  двухэтажки располагались конюшня и  хозяйственные помещения,  на втором    жила прислуга.
В самой большой зале другого особняка принимали гостей. Она была настолько просторной, что там свободно  танцевали вальс 30  пар, не задевая друг друга локтями.   
– С тоской в душе вспоминаю беззаботные детские и юношеские годы, прожитые в городе на Неве,  –  рассказывал Аполлон Николаевич.  – Нашу семью обслуживали многие люди. Был садовник,  круглогодично выращивавший в оранжерее овощи и цветы. Пышные, благоухающие летом цветники занимали большую часть открытого земельного участка. Был дворник, а  жена его работала по хозяйству и  присматривала за живностью. Был и кучер, ухаживающий за лошадьми. Осенью на лошадях заготавливали дрова на зиму. А в повседневной жизни ездили  всюду, как сейчас разъезжают на личных автомобилях. Особенно эффектны были выезды на лёгких дрожках, когда дед или  отец отправлялись  к поезду.
Кухарка наша по магазинам и рынкам не бегала. В определённые дни и часы приходили на кухню булочник, рыбник, мясник, молочница. Каждый со своей продукцией, которую кухарка отбирала и покупала. Все работы по дому выполняла горничная.
Маму мою звали Наталья Ивановна. Она была на 8 лет старше отца – Николая Семёновича и, как все светские дамы того времени, вела домашнее хозяйство –  руководила работой прислуги, занималась нашим с братом воспитанием. В молодости она увлекалась фотографией. На этом поприще была знакома со средней дочерью царя,  Татьяной.  А вот младший сын царя Алексей был на несколько лет моложе меня. Я же в молодости увлекался спортом, был хорошим лыжником, любил путешествовать, играл в теннис. Играть в теннис, кстати говоря,  меня учил будущий организатор убийства Григория Распутина – князь Феликс Юсупов. Несколько лет он получал образование в Оксфорде и там овладел высокой техникой игры в теннис. Он  был старше меня на одиннадцать лет.
В нашей семье было двое детей: я и младший на два года  брат Борис, родившийся в 1903 году. Он  погиб во время блокады Ленинграда.

От автора. Обращаю внимание читателя на последние   фразы моего героя: «…младший на два года брат Борис, родившийся в 1903 году». Вникнув в смысл сказанного  можно понять, что граф родился не в 1898 году, как он всем говорил и записано в его паспорте и всех документах, а в 1901-м, на два года раньше брата.  Сын графа, Аполлон Аполлонович, незадолго до своей смерти в одном из последних писем прислал  родословную Кондратьевых, в которой  год рождения отца тоже указан  – 1901-й.  И тогда получается, что  умер Аполлон Николаевич  не на сотом году жизни, как все считали,  и было написано в некрологе, а на 97-м. Но и в этом  случае это почтенный возраст. Почему такое разночтение, вы узнаете в следующей главе.
И если   родился он в 1901-м, (а Феликс Юсупов в 1887-м), то разница в возрасте была не 11, как говорил Аполлон Николаевич, а 14 лет…
...
В Первой мировой войне молодой  Аполлон участвовал «охотником». Он  был высокорослым, крепким,  физически развитым и выглядел намного старше своих лет. Потому добавил себе три года (сказал, что родился в 1898 году) и в конце 1915 года пошёл добровольцем воевать за Отечество и царя-батюшку. Дослужился до поручика (младший офицерский чин в царской армии), был ранен. Об этом периоде своей жизни особо не распространялся.

0

33

Он прожил практически 100 лет!!! Аполлон Николаевич Кондратьев. Продолжение
https://proza.ru/2020/02/23/428

После Февральской революции, бывший «охотник» царской армии поручик  Кондратьев  участвовал в Гражданской войне на стороне белых войск – в Добровольческой армии  на  Юге России. Воевал под командованием одного из основных руководителей Белого движения  генерала Деникина, а затем  генерала Врангеля. Для многих участников Белого движения – офицерства, казачества, интеллигенции, помещиков, буржуазии и духовенства, вооружённое сопротивление большевикам имело целью возвращение утраченной власти и восстановление своих социально – экономических прав и привилегий.
Судьба занесла графа на Крымский полуостров, в Ливадию.

Справка. Ливадия – курортный посёлок на берегу Черноморского побережья, расположен в 3-х километрах от Ялты. До 1917 года  летняя резиденция царя. По соседству располагалось родовое имение  Квашниных–Самариных, в котором  жила  с родителями будущая жена моего героя,  Варвара.  После Октябрьской  революции  в бывшее имение царя переместились учреждения министерства земледелия свергнутого Временного  правительства. 16 января 1918 года в Ливадии была установлена Советская власть…

В Ливадии молодой обаятельный Аполлон познакомился и женился на красавице графине Варваре Андреевне Квашниной   –  Самариной.  Но   не долгим  было их счастье – через год  красные погнали войска генерала Врангеля из Крыма.  Много дворянской интеллигенции и военных эмигрировало за границу (Белая эмиграция).  Поместье Квашниных–Самариных   большевики национализировали (отобрали). Оставаться там, где его  знали, было очень  опасно. Понимая это, в начале 1921 года графиня в слезах умоляла  Аполлона бежать вместе за границу   –   кораблём уехать в Париж. Но он на отъезд не решился.  Почему? Потому что, во-первых, жена была беременна, и он боялся  переездом навредить обоим;  во - вторых, и это главное,  верил, что эта власть временная, что рано или поздно  вернётся царское правление.
Революционные комитеты обращались к бывшим офицерам царской армии с призывом не покидать Россию, а вступать в ряды Рабоче–Крестьянской Красной Армии и участвовать в   социалистическом строительстве. Те, кто верил новым властям,  зачастую платил за это собственной жизнью: в период становления и господства  советской власти на полуострове начался красный террор. Самосуды и разгулявшиеся анархисты уничтожали всех «классовых врагов» советского государства оставшихся на полуострове после эвакуации армии Врангеля. Многие белогвардейцы не верили в искренность революционных властей и скрывались.
Из-за угрозы  ареста,  ушёл и молодой поручик в неизвестность,  как говорится,  огородами, лесами и полями  пытался добраться до Петербурга, где о его прошлом никто ничего не знал…
Осенью 1921  года  Варвара Андреевна родила мальчика, которого в честь мужа назвала  Аполлоном. Когда сыну исполнилось полгода, не без труда  добралась  теплушками до Петербурга. Но об этом молодой Аполлон ничего не знал. Убеждённый в том, что рано или поздно Советская власть рухнет и возвратится  прежняя спокойная жизнь, молодой поручик до конца 1922 года мытарился на фронтах  Гражданской войны. Потом, поняв, что  историю не повернуть вспять,   отправился  на Урал, где и осел. Кочевая жизнь в дальних экспедициях спасла его в тяжёлые 30-е годы от репрессий …
...
Однажды пришёл я к графу днём с 8-ми миллиметровой механической кинокамерой «Аврора» записывающей чёрно-белое изображение без звука. И попросил разрешения снять на плёнку внутреннее убранство его  дома. Он разрешил. Походив по  помещениям, я присел на стул,  камеру не выключил, а,  поставив на стол, как бы невзначай  направил на него. Этой «афёры»  Аполлон Николаевич  не заметил: он не слышал шума работающего механизма. Рассказывая о своём участии в Гражданской войне, он вдруг наклонился и показал на голове шрам, полученный от удара красноармейской сабли. Эта запись до сих пор хранится в моём домашнем видеоархиве.
– Многие в Гражданскую войну погибали по глупости, – рассказывал Аполлон Николаевич.  – Подозрительных без документов хватали то красные чекисты, то белые офицеры, «шмонали»  и  как шпионов, без суда и следствия приговаривали к расстрелу. Когда я  без документов  пробирался осенью в родной Петербург, красные  схватили и меня. Несколько дней допрашивали и держали с тремя такими же подозрительными  в каком-то сарае. Несколько раз выводили в «балку» чтобы привести приговор (расстрел) в исполнение. Но  каждый раз жизнь  спасал «товарищ» случай: то внезапно нагрянувшая комиссия, то  начавшийся ливень (офицер, командовавший расстрелом, приказал увести меня обратно – ему, видите ли, не хотелось марать в грязи начищенные до зеркального блеска сапоги), то верховой, прискакавший с приказом офицеру командовавшему расстрелом  срочно прибыть в штаб,  то что-то ещё. И свершилось чудо: удалось-таки мне под покровом тёмной ночи убежать тогда из-под стражи.
В другом  районе  меня вновь арестовали красные и до выяснения личности поместили под охрану в бывшую конюшню,  где уже содержались  такие  как я. На допросах я скрывал своё белогвардейское прошлое (потому- то  документов с собой не носил).   
Скитаясь,  я сильно простудился,  заболел тифом и сильно похудел. О каком-либо лечении речи не шло, потому  умирал, лёжа на топчане. Однажды утром пришли санитары с носилками и стали  выносить умерших за ночь арестантов. Подошли ко мне, взяли за руки и ноги, переложили на носилки. Я застонал. «Этот живой, –  сказал один, –  давай положим назад». Я пришёл в себя и открыл глаза. И тут один из санитаров наклонился к моему уху и шёпотом спросил:  «Аполлон Николаевич, это вы?»
Оказалось, это был бывший садовник нашей семьи. После того, как Советы отняли наш дом в Петербурге он, лишившись работы, пошёл добровольцем в Красную Армию.
Санитары положили меня обратно на топчан. Впоследствии садовник  взял надо мной негласное шефство – несколько дней подкармливал, приносил лекарства. Мой молодой организм быстро оклемался, и «опекун» помог уйти из-под стражи.
С такими приключениями я  всё-таки добрался до Петербурга. Но ни родителей, ни брата, ни жены  там  не нашёл.  Связь с родственниками  была потеряна навсегда.
В книге  «Белый поход» описывается восстание против большевиков, возглавляемое Главнокомандующим Добровольческой армией, вождём Белого движения на Юге России генералом Корниловым.  Я был участником того похода. Генерал погиб при штурме Екатеринодара от брошенной кем - то в окно гранаты. А начальник его штаба генерал Алексеев умер в 1918 году от эпидемии «испанки» и я был на его похоронах.
...
Во время Гражданской войны я начал учиться, с вынужденными перерывами, в Петроградском институте инженеров путей сообщения на факультете «мосты и тоннели». После войны закончил учёбу,  потом  работал инженером  в железнодорожном ведомстве, занимался проектированием мостов на Урале. В очередной экспедиции на Кавказе и застала меня весть о начале Великой Отечественной войны. Вскоре  призвали в кадровую Армию. Во время боёв в 1942 году попал в плен…
Многие не верили в искренность этой версии. Ветераны войны, проживавшие в городе Надыме, категорически не принимали графа в свои ряды, поскольку знали больше его окружения: кто он такой, как тут оказался и за что конкретно сидел.
...
Через четыре  месяца после выхода программы «Взгляд»,  газета «Тюменская Правда» «бабахнула» статьёй под заголовком: «Реабилитации подлежит?»  В посёлке и  городе,  словно торнадо,  пронёсся слух:  «Наш граф Кондратьев – бывший предатель и белогвардеец,  во время войны добровольно перешёл на сторону немцев и  дослужился  до   обер-лейтенанта».
Для многих сельчан это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы.  До той публикации во время бесед Аполлон Николаевич  никогда не делился подробностями о заседаниях трибунала. Утверждал, что попал в плен  и согласился служить в конторе  у немцев только лишь из желания выжить:  не был  ни карателем, ни полицаем – был писарем.  Рассказывал, что после пленения на одном из допросов немец, прекрасно говоривший по-русски, по фамилии узнал его. Этим немцем оказался  бывший управляющий имением его деда – Семёна Фёдоровича. После революции управляющий сумел уехать в Германию, прихватив с собой немало добра. Длительное время под его покровительством служил граф писарем в канцелярии немцев. Управляющий и пристроил молодого Аполлона в конце войны  садовником к своему приятелю в Восточной Пруссии. Там он   устроился хорошо: жил с женщиной в её доме, писал по заказам картины с натуры, строил планы на будущее…
...
В ноябре 1945 года в Советском Союзе вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП (б)  «О проведении судебных процессов над бывшими советскими военнослужащими  германской армии и немецких карательных отрядов». И Аполлон Николаевич, как он говорил, «попал под раздачу» –  в декабре 1945 года в Тироли был арестован  контрразведкой «Смерш» (Смерть шпионам).  Военный трибунал гарнизона Советских войск в городе Вена осудил его по статьям 58-1 и 58-2 УК РСФСР и приговорил  к 10 годам лагерей с последующим  пятилетним поражением в правах.  Поначалу срок свой отбывал в лагере под Воркутой. Оттуда его как специалиста – мостостроителя направили  в надымский регион на 501-ю стройку. Есть версия, что Аполлон Николаевич сам напросился строить железную дорогу.
...
Однажды мне   позвонил  оператор  телестудии «Надымгазпром» Анатолий  Фёдорович  Афанасьев и попросил дать ему интервью о наших многолетних с графом, взаимоотношениях. Мы не были знакомы, но он меня знал заочно: по публикациям в городской газете.
Афанасьев сказал, что в прежние годы  много раз, выполняя редакционные задания,  приезжал в посёлок, снимал Кондратьева на плёнку  в доме и за  работой на реке, беседовал с ним. Теперь  решил смонтировать  документальный фильм.
В назначенный день и час  пришёл я  в гостиницу «Айсберг». Афанасьев с помощником  ждали меня. Две камеры были настроены в кафе, и мы присели за круглый стол.
Беседовали  около часа. Расставаясь, я попросил продать  после  монтажа  диск с готовым фильмом. Он пообещал, но через месяц   позвонил  и сказал, что  жизненные обстоятельства изменились, и он с семьёй  переезжает жить в Южное Бутово  в Москву, что работа над фильмом не закончена, и  он готов подарить мне рабочую копию.  Я сразу пошёл  и с благодарностью забрал диск.
Когда мой сын «прокрутил»  фильм  на компьютере, я узнал для себя  много нового. В одном из эпизодов, Аполлон Николаевич рассказывал Афанасьеву:
–  Отбывая срок, работал я  начальником группы земляного  полотна третьего отделения 501-й стройки, курировал строительство мостов. Деревянные мосты строились из кедрача. После намокания кедрач под лучами северного солнца высыхал и становился прочным как железобетон.  Я был в числе  нужных стройке специалистов, потому имел и послабление в режиме:  передвигался без охраны,   над документацией работал до десяти – одиннадцати часов вечера. Для контроля правильности производимых работ, между лагерями свободно передвигался на собачьих или оленьих упряжках, на дрезинах или пешком. Ночевать и питаться мог в любой из колоний,  расположенных вдоль пути.  Был, как сейчас бы сказали, на «короткой ноге» с начальником строительства. От него узнавал о новостях, происходящих в нашем, Обском управлении, да и на всей стройке.   
Событие, о котором я узнал от него, произошло накануне  7-го ноября пятьдесят то ли первого, то ли второго   года в Салехарде. В те времена к праздникам  было принято рапортовать в Кремль о трудовых победах. В октябре встала Обь и сразу на  тонкий лёд брандспойтами стали наливать воду, которая, замерзая, увеличивала толщину ледяного покрова реки на месте предполагаемого прохождения железной дороги. В  начале ноября на лёд уложили удлинённые шпалы, на них - рельсы. Нужен был машинист, который первым испытает ледяную переправу. Смельчак нашёлся. Поначалу всё шло хорошо. Но на середине реки 70-ти сантиметровой толщины лёд стал трещать, ломаться. Машинист выглянул в окно, оглянулся и увидел, как в том месте, где только что  был паровоз, шпалы с рельсами проваливаются под лёд, и полынья  ближе и ближе догоняет  паровоз. Он добавил газу «на всю катушку» и это спасло его. Начальство лагеря по телефонной связи рапортовало Сталину о новой трудовой победе на 501-й стройке», а машинист получил досрочное освобождение…
Были и другие истории рассказанные графом в том фильме – о них  упомяну в дальнейшем повествовании.
– На месте нынешнего посёлка, где мы с вами живём, располагалась 107-я колонна, – продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. – Тысяча двести  заключённых, ютились в длинных бараках и около ста вольнонаёмных, проживали отдельно.  В этих – то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие по комсомольским  путёвкам строить город…
...
– Нас почти никто не охранял, – рассказывал Аполлон Николаевич.  –  Охранники, конечно, присутствовали, но строгого присмотра за каждым не было. Почему? Во-первых, около 80-ти  процентов от общего количества заключённых-строителей магистрали составляли безвинные, а потому  неопасные люди, не нуждающиеся в строгом надзоре. Во-вторых, бежать из лагеря  было практически невозможно, да и опасно:  непреодолимыми препятствиями были   –   летом оттаявшие болота, комары и мошка (от которых не было спасения),  а зимой – мороз  50 – 60 градусов, да снежные заносы. Климат суровый, резко континентальный – погода может меняться в течение получаса. К тому же вероятны встречи с голодными волками и медведями.  Да и в какую сторону бежать, по каким  ориентирам?
Несмотря на это, побеги случались. На одном построении нам зачитали радиограмму, пришедшую с 503-й стройки примерно такого содержания:
«Заключённый бывший штурман дальнего плавания  решил совершить побег. К нему примкнули несколько «блатных». Был разгар лета, но их никто не стал искать. Штурман  хорошо ориентировался  в тайге и тундре, но вывести беглецов не смог. Кончилось всё тем, что изголодавшиеся «блатные» съели его и до наступления холодов, изъеденные гнусом, еле живые вернулись в лагерь».
Сообщение всех повергло в шок: бежать некуда! Некоторые посчитали  новость агитационной «уткой». А возможно, это была специально запущенная «деза», чтобы отбить у зэков охоту к побегам.
А то, что говорят о дороге якобы построенной на костях заключённых, то всё это  брехня!  Наоборот, низкий уровень смертности зэков объясняется не только хорошим питанием, но и тем, что на стройку, ввиду её чрезвычайности, направляли людей с хорошим здоровьем – больных не брали. И навеки там оставались в основном жертвы  несчастных случаев, конфликтов в зоне, неудавшихся побегов, или  от болезней...
...
– В 1952 году, на соседней, 503-й стройке в  «Советской Гавани»  –  одном  из крупнейших на Тихом океане портов в Хабаровском крае –  конечной точке БАМа,  во время испытания рухнул новый мост, –  продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. – Зная о том, что  по образованию я инженер-мостостроитель, администрация под конвоем  «командировала» меня туда. Работал год:  спроектировал мост, руководил его строительством и сдал в эксплуатацию приёмной комиссии. Почему, спрашиваете, управился за год? Во-первых, опоры  моста во время испытания не повредились  и были использованы в моём  проекте. Во-вторых, работы велись усиленными темпами в три смены. И, в-третьих, я, чувствуя ответственность, строго контролировал график и качество работ, трудился  от рассвета  дотемна, считайте – круглые сутки. Там-то и закончился срок моего заключения.   
В данном случае Аполлон Николаевич либо оговорился, либо слукавил, либо забыл. В 1945 году военным трибуналом он был приговорён к 10 годам лишения свободы и пятилетнему поражению в правах. И срок заканчивался в 1955 году. Получается, что в 1953 году он был амнистирован, но никак не отбыл срок. Но может быть и такое: за перевыполнение норм выработки  срок «скостили»   –    тогда он прав.
– Мне выдали паспорт   –   я стал вольным человеком и мог ехать в любую точку  Советского Союза за исключением столиц и режимных  городов (это и есть один из пунктов поражения в правах – авт.).  Но душа и сердце навсегда прикипели к надымской земле. Я вернулся в свой лагерь  на берегу реки Надым и стал работать вольнонаёмным инженером в прежней должности …
...
– Оставшись на территории колонны, я жил в одном из пустующих бараков, а в 1956 году  собственными руками построил на берегу реки просторный дом,  – рассказывал как-то Аполлон Николаевич. – Брёвна сплавлял с верховьев реки, вытаскивал их на берег  и вручную распиливал на доски. В 1957 году, спустя 4 года после прекращения строительства, западный участок трассы от Салехарда до Надыма обследовала экспедиция  «Ленгипротранса»  с целью определения состояния железнодорожного полотна. Специалисты  приезжали ко мне домой, беседовали, интересовались моими наблюдениями, приглашали к сотрудничеству.  Было установлено, что уже тогда третья часть дороги не была пригодна для движения поездов, требовала серьёзного ремонта насыпи и переделки многих мостов.  Продолжала действовать только столбовая телефонно–телеграфная линия связи Москва –  Салехард–Игарка–Норильск, переданная  к тому времени, из  МВД  в ведение Министерства связи СССР. Одно время я работал линейным надсмотрщиком – обслуживал десятикилометровый участок этой линии. Каждый день проходил закреплённый участок туда и обратно зимой на лыжах, летом пешком – следил за сохранностью столбов и проводов, и по телефону докладывал о результатах проверки. Были случаи, когда столбы наклонялись, что могло привести к обрыву проводов. В таких случаях  при помощи лопаты я обкапывал основание столба, выравнивал его, ставил подпорку.
У меня в доме стоял стационарный телефон, по которому через телефонистку я мог по работе разговаривать и с Норильском, и с  Салехардом, и с  Игаркой, и с  Москвой.
Слова Аполлона Николаевича  относительно действующей линии связи подтвердил бывший управляющий трестом «Севергазстрой» Ю. А. Струбцов: «В начале мая 1970 года был организован первый выход строителей на месторождение Медвежье, располагавшееся в Пангодах (135 км. от Надыма – авт.), –   рассказывал он.  –  Двигались вдоль заброшенной трассы «мёртвой» железной дороги. Когда добрались до Пангод, такого же «мёртвого», как и железная дорога, посёлка, пред нашим взором предстала мрачноватая картина: несколько полуразрушенных бараков, чёрные кресты покосившихся телеграфных  столбов, уходящих за горизонт. Зашли в один барак. Видим: на стене висит телефон с ручкой (типа «Алло, Смольный?»). Я снял трубку,  покрутил ручку и (это было потрясение) услышал чисто, как в городе: «Вас слушают». От неожиданности я чуть не выронил трубку. Говорю: «Простите, куда я могу позвонить?» В ответ слышу: «Если хотите в Москву, пожалуйста, соединим!» Оказывается я вышел на телефонистку  линии связи Москва – Игарка. Меня соединили с Москвой, и я переговорил с женой. Дорога давно умерла, а линия связи, хоть и казалась бесхозной, брошенной, продолжала существовать».
...
…С первых лет знакомства я был удивлён тем, что  для питья и хозяйственных нужд летом он собирал дождевую воду,  стекающую с крыши в ёмкость по системе изготовленных из двух тонких досок  желобов, а зимой собирал, растапливал при комнатной температуре  в алюминиевом, литров на 35  баке, чистый  снег.
Однажды спросил, не боится ли он радиоактивных осадков? Ведь отсюда  по  прямой  до Новой Земли, где расположен испытательный полигон, одна тысяча километров (Новая Земля – архипелаг в Северном Ледовитом океане между Баренцевым и Карским морями).  Не задумываясь,  ответил: «Нет, не боюсь.  Атомные бомбы там, как я знаю из газет, не взрывают с 1990 года. Это раз. Во-вторых, я знаю розу ветров. Они здесь большей частью дуют на север. В-третьих, и это  главное,  здесь я живу более 40 лет  и если бы эти осадки доходили сюда, то они  давно повлияли бы на моё  здоровье. Я же  чувствую себя лет на десять моложе!»
...
Лишь один раз  за время, прожитое в Надыме, в семидесятых годах пошлого века, ездил Аполлон Николаевич с сожительницей Наташей в родной  Петроград (в то время –  Ленинград).  Не без труда нашёл дом на  улице Песочной, в котором прошли его детство и юность. С первых же минут «свидания», как он говорил, защемило сердце: принадлежащий  семье двухэтажный дом, Советы экспроприировали   – перепланировали и заселили в него 12 семей. Нашёл и старушку, вспомнившую его по знаменитой в царское время фамилии. Она ничего не знала о судьбе Кондратьевых, поскольку во время революции была подростком. Пытаясь найти сведения о родственниках, зашёл в церковь, в которую каждое воскресенье в детские годы   его водили  родители. Стал расспрашивать  прихожан. Одна дама преклонного возраста (оказавшейся дочерью бывшего настоятеля церкви той поры)  рассказала, что родители  его погибли в гражданскую войну. О судьбе жены графа она ничего  не знала.
Гимназию, где он получил первые уроки рисования не нашёл – видимо, перестроили или  снесли…
...
В с т р е ч а
                (глава десятая)
О том, что  у Аполлона Николаевича объявился сын, поселковые жители узнали от него самого. Ему об этом сообщили из городского комитета КПСС, а туда – из Останкино. Сам же он к этому известию  относился  скептически и сообщению не обрадовался. Он считал, что если у него, к примеру, родился сын, то наверняка воевал в минувшую войну. Мог и погибнуть. А если и выжил, то мог умереть от старости или фронтовых ран. А если родилась дочь, то при замужестве могла поменять фамилию, и найти её в таком случае вообще невозможно.
Недоверие Аполлона Николаевича к этому известию было ещё и потому, что боялся он людей подобных детям лейтенанта Шмидта. В  то время на телевидении существовала поисковая телепередача Валентины Леонтьевой «От всей души» (сегодня преемницей той передачи является программа Первого канала «Жди меня»). Знал он о ней, но не стал писать письма с просьбой найти сына. Не хотел, видимо,  ворошить прошлое, привлекать внимание к   своей персоне. Но от судьбы, как говорится, не уйдёшь – «взглядовская»  телевизионная передача перевернула и укоротила  дальнейшую его жизнь…
Первого января  1989 года рано утром  у  входа в свою жилую «бочку» я расчищал  площадку от выпавшего за ночь снега. Издали увидел Аполлона Николаевича, шедшего в мою сторону под руку с немолодым человеком, очень похожим на него. Примечательно то, что оба путника были одеты в рабочую одежду:  валенки, фуфайки, шапки брюки и рукавицы. Я догадался кто этот «близнец». Когда они подошли ближе, я первым поздоровался и нарочито браво спросил: «Аполлон Николаевич, с кем и куда вы идёте?»  Аполлон  Николаевич вопрос  то ли не услышал, то ли не понял. За него чётко, по-военному ответил его спутник:
– Аполлон Николаевич Кондратьев со своим сыном подполковником в отставке Аполлоном Аполлоновичем Кондратьевым следует в магазин. Ещё вопросы будут?
То, что наш граф был поручиком царской армии и в минувшую войну служил у немцев, было известно всем. Но то, что у него объявился 67-летний сын, отставной подполковник Советской армии, участник и Победитель в Великой Отечественной войне, для меня было оглушительной новостью.  Из этого следовало, что отец и сын воевали по  разные  стороны  баррикад.
Так мы познакомились. Я пригласил их на утренний кофе. Они обещали на обратном пути зайти. Но не зашли: магазин был закрыт,  и они, расстроенные этим обстоятельством, забыли о приглашении и прошли мимо.  Пришли вечером.
...
Рассказывает сын

– Ту памятную телепередачу «Взгляд» случайно увидела проживающая в Новосибирске моя сводная сестра (от второго брака мамы). Она сразу же позвонила  и сказала: «Смотри вечером программу «Взгляд» и увидишь своего родного  отца». Я не поверил,  подумал,  что покажут моего давно умершего отчима  –  человека образованного, кандидата  наук,  учёного – энтомолога. Разница во времени между Новосибирском и Теребовлей  4 часа, и я весь вечер просидел у телевизора, трепетно  надеясь увидеть  отца. Но в Западной Украине, где я живу, передачу   не показали. На другой день с трудом  дозвонился в Москву. В Останкино мне   подтвердили сообщение сестры. Это произвело на меня незабываемое впечатление. Я и предположить не мог, что мой родной отец, которому  от роду  в то время должно было  быть под 90 лет, жив!
Сборы были недолгими и уже вечером того дня я трясся в поезде,   следующем на Москву.  В телестудии  редакторы ко мне отнеслись почтительно: прокрутили плёнку, причём не только показанную в передаче, а всю, отснятую в Надыме – почти два часа.  Я был в шоке и во
время просмотра как попугай повторял: «Это отец, это мой отец». Съёмочная группа «Взгляда» в то время была в командировке, мне предложили подождать недельку и вместе   с журналистами   выехать  в Надым. Они хотели записать нашу встречу и показать по Первому каналу.  Но я душой и сердцем рвался к отцу, ждать не стал и сразу же отправился в аэропорт.
Рассказывает отец

– У меня, как вы знаете, телевизора нет, и о   том,  что нашёлся сын,   мне доложил нарочный из горкома партии. Рассказывали  мне  о той передаче  и односельчане. Но я  не верил, посчитав это розыгрышем. И вот   в декабре 1988 года в доме загудел ревун.               
От автора. Аполлон Николаевич  был  сильно  глуховат, поэтому кто-то из речников установил в его кухне корабельный ревун. Усиленный звонок был и в его домашнем (рабочем) телефоне. Не зная этого я, находясь однажды у него в гостях, попросил разрешения позвонить в Надым.  Поднял трубку, приложил её  к уху и от зуммера едва не оглох – потом некоторое время  болело ухо…
– Я сразу понял, что это не местный человек. Местные знают, что я просыпаюсь рано и в 7 часов утра  отпираю дверь. И вот дверь  отперта, а человек жмёт кнопку звонка. Открываю и глазам своим не верю. Передо мной стою…Я!  Только на 24 года моложе. Он подошёл, обнял меня и сказал: «Здравствуй, отец, это я». Только тогда я вышел из оцепенения. Новый 1989 год мы встречали  вместе.
О чём говорили в ту первую бессонную ночь две родственные души – отец, бывший поручик царской армии, он же  участник Белого движения на Юге России,  обер-лейтенант  служивший в Отечественную войну  штабным писарем в войсках гитлеровской Германии и сын–фронтовик,  Победитель, отставной подполковник Советской Армии,  можно только догадываться…
...
Аполлон Николаевич как-то рассказывал, что за год до смерти Сталина,  через реку  в районе нынешнего посёлка, зэки построили и пустили в эксплуатацию железнодорожный  мост. Основание моста – деревянные свайные опоры из лиственницы, по которым были уложены металлические 11-метровые пакеты  общей длиной около 300 метров. Лиственные сваи  устанавливали (как и  подпорки в шахтах) вершинами вниз, чтобы дерево не пустило корни и не начало расти. Весной, перед началом ледохода, пакеты убирались и лёд,  по высокой  воде,  не задевая опор,  сплавлялся в Обскую губу.  После спада воды пакеты  укладывались на открывшиеся   опоры и движение поездов  возобновлялось.   В подтверждение своих слов,  повёл он меня  на берег.   Лето в том году было засушливым, уровень воды в реке упал, и над поверхностью водной глади я увидел многочисленные  верхушки нескольких  рядов деревянных обветшалых свай, стоящих, словно солдаты в строю от нашего  берега  до  противоположного...

...
…Выпив по паре рюмочек для настроения, мы раскрепостились. Володя рассказывал о себе, о семье, о городе Теребовле, расположенном в западной Украине, где жил и работал (кстати, и Аполлон Аполлонович, и его сын  Володя разговаривали с нами по - русски. Но бывало, ввернут пару украинских слов, при этом с улыбкой поглядывают на собеседника – оценивают ситуацию. До сих пор не знаю  –   владели они украинской мовой или «прикалывались».
Рассказывал Володя интересно,  складно, и я  слушал его, раскрыв рот. Слушал, и мысленно гадал: кем  работает? И каково же было моё удивление, когда на мой прямой вопрос,  сказал: «Я капитан милиции, эксперт  –  криминалист».
...
Возвращался  однажды вечерком сын графа из магазина с полной авоськой продуктов.  Когда  проходил  мимо нашей жилой бочки, я окликнул его. Он зашёл, от ужина отказался, а стакан чая выпил с  удовольствием. Сидел недолго, потому что Аполлон Николаевич с сыном  ждали его к ужину. Тогда-то я и попросил его рассказать о себе.
–  Родился я в октябре 1921 года. Когда началась  Отечественная война, мы с мамой и отчимом жили  в Москве. Отчим боготворил маму, хорошо относился ко мне, воспитывал  как родного и я его очень уважал. Учился  я хорошо, был спортсменом – физкультурником «Трудовых резервов», с друзьями занимался военным делом, участвовал в художественной самодеятельности. На второй день войны мы всей спортивной командой подали в военкомат рапорта с просьбой отправить на фронт. Меня призвали и отправили на Дальневосточный фронт, где наша 700 - тысячная армия противостояла 700-тысячной Квантунской армии. Участвовал  в войне с Японией,  дослужился до майора, в послевоенной Германии  служил в танковой части. Осенью 1956 года участвовал в  подавлении Венгерского мятежа.
В 1957 году, когда служил в Свердловске, мою жену, Надежду Владимировну, пригласили в Западную Украину работать директором Дома культуры.  Я подал рапорт на перевод,   мы переехали, и я устроился работать в военкомат в отдел связи. Там проработал  17 лет и  в звании подполковника  вышел в отставку.
И вот нашёлся отец. Теребовля –  небольшой старинный городок  с 900-летней историей. 14 тысяч жителей, почти все друг друга знают.  Весть о том, что «нашёлся» глава  нашего семейства и о моей первой поездке молниеносно облетела город. Все поздравляли, радовались нашему счастью  как своему. Из соседнего села незнакомые нам люди задаром предлагали для отца  пустующий  домик.  Мы же  мечтали взять его в свою городскую квартиру.  И в одном из писем я сообщил ему об этих  предложениях. Но переезжать, к великому сожалению,  отец,  ни на каких условиях не согласился…

0

34

Он прожил практически 100 лет!!! Аполлон Николаевич Кондратьев. Продолжение
https://proza.ru/2020/02/23/428

2.   ДОРОГИ,  КОТОРЫЕ   ОН    ВЫБИРАЛ

Война застала технорука Кондратьева в экспедиции  по изысканию лесотранспортных дорог в горных районах  Кавказа. 1942 год. Сражение за Кавказ достигло критической отметки.  Кондратьев получил повестку на призывной пункт, однако выбрал другой путь: «По горным тропинкам я пошёл в сторону немцев. 17 сентября меня остановили их передовые посты. В штабе горнострелковой дивизии мне предложили составить карту района Эльбрус – Клухорский перевал. Эту работу я выполнил с описанием дорог, проходов в перевалах и климатических условий. Немецкому командованию моя работа очень понравилась». В августе 1942 года егеря  из дивизии   «Эдельвейс» захватили клухорский перевал. По свидетельствам защитников Кавказа, «бои на Клухорском  направлении продолжались до наступления зимы. Враг оказывал упорное сопротивление, заняв выгодные высоты». Каких потерь стоила нашим войскам «работа» Кондратьева?
В обозах гитлеровской армии прибыли в оккупированные районы Дона и Кубани небезызвестные белогвардейские генералы Краснов, Шкуро,  Султан-Гирей,  Долманов… Началось формирование так называемого «казачьего стана», проще говоря – карательных отрядов. Казачьи части возглавил генерал-лейтенант СС Гельмут фон Паннвиц. Кондратьев, по рекомендации немцев, зачислили писарем в канцелярию 5-го Донского полка 1-й казачьей дивизии, а затем перевели в распоряжение полковника Кулакова, которого прочили в атаманы терских казаков. По заданию «шефа» бывший технорук стал чертить карту будущего «Терского государства», однако не успел закончить эту работу. Помешало наступление Красной Армии. В сентябре  1943 года  германское командование перебросило казачьи части в Югославию для борьбы с партизанами. Кондратьев предпочёл не рисковать головой и принял предложение Кулакова стать его адъютантом. В этой спокойной должности был удостоен чина обер-лейтенанта,  награждён германским «бронзовым знаком 2 класса.
Участвуя в карательных экспедициях против партизан, корпус фон Паннивица нёс большие потери, а в дальнейшем его остатки  были полностью разбиты югославской Народно-освободительной армией и частями Красной Армии, вступившими на территорию Югославии. После капитуляции фашистской германии полковник Кулаков, его адъютант Кондратьев и денщик Кучеров  «осели» в Австрии, где в октябре 1945 года были арестованы сотрудниками опергруппы «Смерш».
При слушании дела в военном трибунале гарнизона советских войск в Вене Кондратьев заявил: «При Советской власти я никаким репрессиям не подвергался, несмотря на то, что с 1918 по 1920 год был в белой армии и воевал против красных. Мне жилось хорошо, как специалист был на хорошем счету, но я считал, что война проиграна и немцы будут победителями, поэтому стал работать на них. Когда немцы стали отходить с Кавказа, у меня не было мысли, что они не победят. Я думал, что это тактический ход. Потом стал сомневаться в победе немцев, но было уже поздно. По существу я стал изменником Родины».                Трибунал приговорил Кулакова к расстрелу, а Кондратьева и Кучерова к десяти годам лишения свободы. Этап привёл их на строительство печально знаменитой Заполярной железной дороги…

Видимо это и есть сын
https://obd-memorial.ru/html/info.htm?id=60010547619

Фамилия Кондратьев
Имя Апполон (Аполлон)
Отчество Апполонович (Аполлонович)
Дата рождения/Возраст __.__.1921
Дата и место призыва 22.10.1940 Бауманский РВК, Московская обл., г. Москва, Бауманский р-н
Название источника донесения ВК г. Москва
Номер фонда источника информации Красносельский ОВК
Номер дела источника информации 11000762

https://amarok-man.livejournal.com/5518300.html

https://vk.com/video-55811535_171279953

Беседа с Кондратьевым Аполлоном Николаевичем.

https://www.rgfond.ru/person/179240
https://www.rgfond.ru/person/179216

Варвара Андреевна Квашнина-Самарина
24.11.1903 – 14.06.1974

Муж Валерий Владимирович Модестов * рубеж XX в. † 1945

Муж Аполлон Николаевич Кондратьев * 31.03.1901 † 1997

Младший брат Константин Андреевич * 15.05.1905 † 7.02.1992

Отец Андрей Константинович * 9.08.1880 † 14.05.1910

Мать Варвара Николаевна Лебедева * 17.12.1883 † 30.03.1942

http://www.gornitsa.ru/item.php?id=15438416

1936, изд-во: Центр. бюро краеведения и Центр. детская экскурсионно-туристская станция., город: М., стр. : 16 с., ил., обложка: Мягкая издательская обложка., формат: Увеличенный, состояние: Отличное.
Модестов Валерий Владимирович (1890-?) - энтомолог, специалист по лесным и сельскохозяйственным насекомым-вредителям. Преподавал в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, по крайней мере, до 1936.

https://pkk.memo.ru/letters_pdf/001613.pdf

МОДЕСТОВ Валерий Владимирович, родился в 1890. Окончил гимназию в Москве, в 1917 — Петровскую сельскохозяйственную академию с отличием, агроном-энтомолог; оставлен в аспирантуре на кафедре зоологии академии. Заведующий пасекой и фермой ОпытноБиологической Станции при Богородском Народном Университете "Труд и наука". 13 июля 1919 — арестован и заключен в одиночку Бутырской тюрьмы. В сентябре 1919 — по просьбе заведующего юридическим отделом Московского Политического Красного Креста заполнил "Опросный лист"

0


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Другие интересные темы » ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ИСТОРИИ