Перевал Дятлова forever

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Все вопросы и все ответы » Перекрёстки линии жизни Семена Золотарева...


Перекрёстки линии жизни Семена Золотарева...

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

https://content.onliner.by/news/2016/02/default/c5a6e711b9d3d22bf3de4744ed0edb62.jpg

https://www.kp.ru/daily/26419.4/3292540/

Золотарев был слаб в гимнастике

Будучи в Минске нам удалось встретиться с человеком, который преподавал у Семена Золотарева гимнастику. Это Михаил Цейтин. Легенда белорусской акробатики. Михаилу Ильичу – 95 лет. Но он до сих пор обучает студентов и принимает у них зачеты и экзамены. В это верится с трудом, но Цейтин помнит одного из своих первых учеников – Семена Золотарева и узнает его на фотографиях.

- Красивый парень он был - Саша Золотарев.

- Именно Саша?

- Да.

- А по паспорту он был Семен.

- Да я знаю. Он был моим студентом. Я помню его. Нравилось ему имя Саша. Он специализировался на гимнастике. Он вообще хороший парень был, интересный. Единственное, он не мог достичь результатов в гимнастике, потому что у него были тугие плечи. Он на кольцах выкрут не мог сделать. А вот тренерские задатки у него были хорошие.

- А про войну рассказывал он?

- Нет. А он разве воевал?

- Ну да. Прошел всю войну.

- Надо же! Я не знал этого! Он никогда про это не заикался.

- А почему? Может быть, он был причастен к каким-то спецслужбам?

- Если бы это было так, я бы об этом знал.

- Потому что вы тоже были причастны к органам?

- Да.

- Но это странно, что он прошел всю войну и не говорит об этом? Были тогда в вашем окружении такие?

- Не помню таких. Обычно все мы фронтовики много чего про войну рассказывали. А как же! Каждый делился пережитым. Золотарев точно никогда о военном не вспоминал, потому я думал, что он не воевал.

- Из-за странностей в биографии Золотарева даже есть мнение среди наших читателей, что-де он мог быть немецким шпионом… .

- Ерунда это. Он открытый, общительный парень был. Правда, он мог, например, на войне оказаться в такой нехорошей ситуации, из-за которой ему приходилось скрывать свое военное прошлое.

- То есть, нехорошая ситуация исключает работу на немцев?

- Если бы это происходило на территории Беларуссии, то разведка донесла бы. А если нет, то не знаю. Нет, не могу представить Золотарева на той стороне.

- Михаил Ильич, а Золотарев гимнастикой занимался по своему желанию или было какое-то распределение по видам спорта?

- Да, он сам хотел заниматься. Но способностей к гимнастике у него не было.

- Вы помните какие-то необычные, яркие случаи, связанные с Золотаревым?

- Нет, ничего такого особенного.

О Михаиле Ильиче Цейтине

https://www.noc.by/news/ushel-iz-zhizni … -tseytin-/

Мастер спорта по акробатике, заслуженный тренер СССР и Республики Беларусь, судья международной категории Михаил Ильич Цейтин умер на 98-м году жизни.
Национальный олимпийский комитет Республики Беларусь
выражает искренние соболезнования родным и близким Михаила Ильича.Справочная информация:

Цейтин Михаил Ильич родился в 1920 году в Горках Могилевской области.
В 1934 году на республиканском гимнастическом празднике пионеров и школьников в составе команды Горок завоевал третье место в командном зачете.
Окончил Белорусский государственный ордена Трудового Красного Знамени институт физической культуры в 1947 году.
Пять раз становился чемпионом Беларуси по акробатике (1949-1953), был призёром первенства СССР по акробатике (1949-1952).
Доцент кафедры гимнастики Белорусского университета физической культуры.
Режиссер-постановщик спортивно-театрализованных представлений.
Консультант по вопросам пространственной ориентации, дифференциации мышечных усилий и вестибулярной устойчивости при подготовке космонавтов.
Преподаваемые учебные дисциплины в БГУФК - гимнастика и методика преподавания.

https://minsknews.by/zal-olimpiyskoy-sl … patriarha/

ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Лето патриарха

Его память уникальна, а физическая форма поразительна для столь почтенного возраста. В свои 97 Михаил Цейтин легко оперирует датами и цифрами. Он поджар и строен, пообещал нынешним летом, чуть подлечившись, снова продемонстрировать стойку на руках…

В молодости легендарный белорусский акробат и тренер воевал, имеет ордена и медали. В зрелом возрасте помогал Эдуарду Малофееву пестовать будущих чемпионов СССР — футболистов минского «Динамо», поработал с космонавтами. И вот уже около 70 лет преподает на кафедре гимнастики в Белорусском государственном университете физической культуры.

Сталин разбирался в спорте, Хрущев — наоборот

— Михаил Ильич, вы родом из Горок. А когда перебрались в Минск?

— Приехал в 1937-м. Сначала меня пригласили для участия во Всесоюзном параде физкультурников как гимнаста, после чего приняли в институт физкультуры, как раз реорганизованный из техникума. Поселился в общежитии за железнодорожным вокзалом, фактически в бараке. А вуз наш поначалу находился напротив тюрьмы на улице Володарского. Это уже чуть позже его перевели в здание неподалеку от Комаровского рынка.

— Чем впечатлил Всесоюзный физкультурный парад 1937 года?

— Знаете, я ведь участвовал во всех таких парадах с 1937 по 1954 год. И больше всего запомнился тот, что проходил 6 августа 1945 года на Красной площади. Представьте: только-только закончилась война, а Сталин рискнул затеять такое действо! Когда мы вернулись из Москвы, руководство БССР дало нам поезд, и наша делегация в составе примерно 350 человек ездила целый месяц по Белоруссии, демонстрируя свое выступление. А ведь республика жила еще в землянках! Ехали, останавливались где-нибудь в поле, и к нам бежали люди со слезами счастья на глазах. Это очень впечатляло…

— А помните, как сборная Белоруссии играла с командой Басконии?

— Да, в 1937-м. Наша сборная, составленная в основном из игроков минского «Динамо», была в ярко-желтых рубашках и длинных зеленых шортах. Но баски были, чего скрывать, более техничными. Помню, на меня произвело огромное впечатление, как они от ворот до ворот пронесли мяч головами и забили гол. Выиграли гости с большим преимуществом, по-моему, 6:1.

— На Красной площади вы близко видели стоявших на трибуне вождей?

— Да, но Сталина-то я видел еще ближе на банкете в Георгиевском зале 20 июля 1940 года, организованном в честь добровольцев войны с финнами. Он говорил о спорте минут 40 как настоящий профессионал — о тренировках, методике и прочем. Здорово говорил.

А вот, к примеру, Никита Хрущев после Олимпиады-1964 в Токио на банкете сказал примерно так: я, грешным делом, хотел все ваши спортплощадки и стадионы перекопать под кукурузу. Но вижу, дело это неплохое, надо оставить…

Кстати, коль речь об этом зашла, я общался со многими руководителями стран социалистического лагеря. Это было в Монголии, куда по протекции Брежнева меня пригласил Юмжагийн Цеденбал ставить праздник в честь 50-летия их революции. Особенно запомнился Фидель Кастро, исключительно красноречивый оказался товарищ.

Повезло, что ногу не ампутировали

— С финнами в силу обстоятельств вам повоевать не довелось. А с чего началась для вас Великая Отечественная?

— Мы, студенты физкультурного института, тренировались на Всебелорусском стадионе рядом с парком Челюскинцев — готовились к параду, намеченному на 12 июля 1941 года. И вот 22 июня утром, часов в пять, нас кто-то разбудил, увидев в небе над Минском самолеты, обстреливавшие друг друга.

А уже позднее по радио выступил Молотов, объявивший о начале войны. Нас собрали во дворе института и предложили тем, кто хочет продолжать учебу, добираться своим ходом в Москву, а остальным — готовиться воевать. Добровольцев, решивших идти на фронт, оказалось подавляющее большинство. Из нас сформировали подразделения, забрали паспорта, и вскоре мы двинулись.

25 июня Минск бомбили сотни самолетов, а 26-го мы уже отступали в сторону Орши, а потом — Сухиничей. Затем, ввиду того что я занимался в аэроклубе и имел несколько прыжков с парашютом, меня определили в авиацию и направили в школу младших авиаспециалистов для обучения на воздушного стрелка-радиста.

Воевал в основном на Западном фронте. Какое-то время преподавал на курсах стрелков-радистов. Полтора года был начальником парашютно-десантной службы, готовил к прыжкам десантников.

Самый тяжелый для меня эпизод войны — одна из ночей в конце 1942 года, когда мы перекрывали Московско-Донбасскую железную дорогу. Немцы рвались на Донбасс, было очень тяжело. Нам здорово тогда досталось…

— Известно, что летчики считали свои боевые вылеты. А стрелки-радисты?

— Тоже, конечно. У меня 138 вылетов. А закончил я войну в Дрездене, не в самом городе, разбомбленном союзными войсками, а километрах в 40 от него.

— От ранения уберечься не удалось?

— Под Ельцом, на реке Сосне, получил ранение в бедро — задело осколком мины. Нас, раненых, повезли в товарном вагоне в Уфу. Неходячие, я в том числе, ехали в подвесных люльках. В дороге были 19 суток — без перевязки, полуголодные… В конце концов добрались. Разгрузили нас, стали сортировать, меня — в операционную, на ампутацию. Говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую, нет у меня гангрены». Он отвечает: «Завтра утром сюда прибудет генерал Цыпкин, начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Он, наверное, сможет решить твой вопрос». Фантастическая удача: когда я учился в институте физкультуры, травматологию нам преподавал именно Борис Наумович. Утром он пришел, осмотрел мою ногу и отменил ампутацию…

Космонавты живут на земле

— Михаил Ильич, а как получилось, что вы начали сотрудничать с футболистами?

— В 1962 году я поспорил с тогдашним главным тренером минского «Динамо» Александром Александровичем Севидовым, пообещав ему, что смогу помочь его игрокам подтянуть ловкость, координацию движений, скоростные действия. Начал работать с ними в конце лета, затем всю осень, зиму и весну мы занимались три раза в неделю в гимнастическом зале Дома офицеров. И команда уже в следующем сезоне стала бронзовым призером чемпионата Союза.

— Осень, зима, весна… Чему можно научить взрослых спортсменов, здоровых ребят, примерно за девять месяцев?

— Многому. И дело не только в акробатике. Конечно, я учил, скажем, крутить переднее сальто. Но здесь важны не сами акробатические элементы, а физические качества — скорость, сила, выносливость, ловкость. Подготовку по этим направлениям я знал и сейчас знаю хорошо.

— А Эдуард Малофеев потом сам на вас вышел?

— Да, Эдик был в той «бронзовой» команде и все это запомнил. Возглавив минское «Динамо», он попросил меня помочь. Я согласился и сказал ему в 1980-м, что не позже чем через три года мы станем чемпионами СССР. Стали через два.

— А еще в вашей карьере была работа с космонавтами…

— Меня попросили с ними позаниматься после полета Германа Титова. Он в космосе получил функциональное расстройство вестибулярного аппарата. А я примерно в то же время выступал на международной конференции по этой теме.

— И близко познакомились с ним?

— Не только с ним. Как-то раз космонавты провожали меня в аэропорт в Москве — Титов, Волков и еще кто-то. К отлету самолета мы опоздали… Ну и коротали всю ночь до утра в Домодедово.

— Под рюмочку?

— Ну, это, наверное, не для печати…

https://www.kp.ru/daily/26378/3257727/

Сталин накануне войны тайно переправлял войска на запад
Про то рассказал нашим журналистам ветеран Великой Отечественной войны Михаил Цейтин

Михаил Ильич мастер спорта по акробатике, заслуженный тренер СССР и республики Беларусь, судья международной категории, доцент кафедры гимнастики Белорусского университета физической культуры. Родился в Белоруссии в 1920 году. Живет в Минске. Этим летом нашему собеседнику исполнится 95 лет. Но он прекрасно помнит свою военную молодость.

- Михаил Ильич, вы тот день 22 июня 1941 года где и как встретили?

- Здесь, в Минске. Мы с товарищами готовились к параду физкультурников. Я был участником всех парадов. Жил в студенческом бараке. 22 июня мы должны были встать в 7 утра, потому что в 8 начиналась репетиция. А тут часов в 5 утра нас разбудил воздушный бой над Минском. Мы выбежали на балкон и видели, как два «мессера» атаковали наш самолет и сбили его. После мы шли на всебелорусский стадион на репетицию. А навстречу нам ехали машины с солдатами. Спрашиваем: «Куда вы?». Отвечают: «Война идет!».

- Михаил Ильич, до сих пор много споров среди историков: одни говорят, что Сталин не верил разведчикам, которые докладывали о подготовке Германии к нападению на СССР, другие это оспаривают. Вы что думаете?

- Что тут думать? К началу лета 1941 года в Минске уж каждый житель знал, что немцы вот-вот нападут. И все про то говорили. Я помню, что, начиная с 14 июня, в Минске была светомаскировка по ночам. И европейские газеты в тот период писали, что немцы сконцентрировали огромные силы вдоль советской границы, Гитлер готовит нападение на СССР. В ответ на это газета «Правда» 15 июня опубликовала опровержение ТАСС, что никакой войны не будет. Что все это ложные слухи. А в то же время по Минску шли и шли на запад колонны наших бойцов и техника. Передвигались они только по ночам, маскируясь. И всем было ясно, думаю, как и Сталину, что война начнется со дня на день.

- Были какие-то панические настроения? Кто-то уже эвакуировался на восток?

- Нет. Никто и представить себе не мог, что немцы прорвутся через нашу границу. Была уверенность в нашей армии. Мы полагали, как только немцы войну развяжут, так она сразу перекинется на их территорию. И вот 22 июня в 12 дня выступил Молотов, объявил о вероломном нападении Германии на СССР. Нам студентам тогда сказали: кто хочет продолжать учиться, добирайтесь до Москвы и вместе с московским институтом будете продолжать учебу. А кто желает на фронт, записывайтесь в добровольцы. В два дня мы собрались, нас записали в добровольцы, распределили по взводам, и мы поехали на восток. Выдали нам черные лыжные костюмы, ботинки. Дали нам по дороге оружие, боеприпасы. Правда, холостые. Мы их потом выбросили. Дошли до Ельца и там начались у нас боевые действия. Но скоро меня забрали в авиацию. Дело в том, что наши студенты до войны заканчивали минский аэроклуб, мы все прыгали с парашютом. Поэтому я во время войны был одно время начальником парашютно-десантной службы. Затем воздушным стрелком-радистом. Потом воевал в наземных операциях, включая Курскую дугу. А после сделали опять начальником ПДС, и закончил войну в Дрездене.

БЫВАЛО, ГИБЛИ ПО ГЛУПОСТИ

- Что вам больше всего запомнилось в боевой авиации? Удавалось сбивать вражеские самолеты?

- Да кто ж вам из воздушных стрелков ответит правдиво на этот вопрос? И даже не потому, что тут привирать возможно. Когда там в воздухе кутерьма такая, бьют все по всем, поди разберись: кто сбил вражескую машину. На самом деле, воздушные бои были очень тяжелые. Бывало по четыре вылета в ночь, когда мы бомбили московско-донбасскую железную дорогу. Зато нам выдавали пятую норму питания.

- Это что такое?

- Это был самый лучший паек на фронте. Даже шоколад там был. Американская тушенка. Вкусная! Колбаса, галеты. Кстати, первый раз я галеты попробовал вот как. Мы отступали, попали в окружение. Несколько суток ничего не ели. Даже почти не пили. Немцы выбрасывали десант в наш тыл, травили колодцы. Около Сухиничей это было. В лесу легли. Ребята уже двигаться не могли. А я взял и встал на руки – спортивная подготовка все же. Старший лейтенант сказал мне: «Раз силы есть, то пойди на опушку, там наш обоз с едой должен быть, принеси поесть». Я пошел и вдруг слышу автоматная очередь по мне. Упал, лег за дерево. Поднял голову, вижу немец сидит на дереве меня ищет, я с карабина прицелился и снял его. Убил. Он кувырк с дерева, за ним ранец. Я ранец схватил, открыл, там были галеты, бутылка французского коньяка, две гранаты-лимонки, вроде наших РГД, шоколад. Я немножко поел галет и побежал наших кормить. Поели, коньяка по паре глотков хлебнули, сил сразу прибавилось.

- Кстати спросить про алкоголь на фронте. Нам один ветеран рассказывал, что от этих фронтовых «ста грамм», которые часто «соткой» не ограничивались, народу гибло уж очень много.

- Да, это так. Много случалось смертей нелепых. Например, однажды нашли солдаты цистерну со спиртом. Привязали одного ремнем за ноги и спустили туда головою вниз, чтобы солдат набрал в котелки спирта. Но ремень порвался, солдат погиб. …Наркомовские сто грамм стали выдавать только в 43-м году. Но кроме наркомовских пили и ядовитый метиловый спирт. У нас был случай, когда на одной посадочной площадке вся вторая смена караула умерли. Начальник караула заявил, что на пятом ангаре стоят бочки с метиловым спиртом, который отравой является. Не смейте его трогать. Конечно, все напились этого пойла. Больше 10-ти человек умерли. …А сколько людей от этого спирта ослепли! Жуть. Но потом мы приспособились его пить - пропускали через противогаз. То есть через угольный фильтр. И пили.

- Но это же очень опасно!

- Опасно. Поэтому лично я пропускал его через два противогаза.

В СТАЛИНА СВЯТО ВЕРИЛИ

- Минск три года находился под оккупацией. Многие люди волей-неволей были вынуждены работать на Германию. Трудились на железной дороге, электростанциях и т.д. Получали за это марки. Как к ним потом относились вы, вернувшиеся с фронтов?

- Да нормально относились. Все понимали, что надо было им семьи свои кормить.

- А эти люди что-то рассказывали – как им жилось во время оккупации?

- Я не помню этих рассказов. Не интересовался этим. Да и они с такими рассказами не навязывались.

- А что касается знаменитой вашей Елены Мазаник, которая взорвала минского гаулейтера и палача Вильгельма фон Кубе. Что-то вам про нее известно? Разное про нее рассказывают.

- С Леной Мазаник я был хорошо знаком. Мы после войны жили в бараке на территории института на улице Якуба Коласа. А она была слушательницей партийной школы и тоже жила в бараке. Училась она в нашем же корпусе. Это было одно из немногих зданий, которые остались целы. Там были институт физкультуры, республиканская спортивная школа, политехнический институт. Лена приходила к нам. Выпивали. Ну и она все это рассказывала. Она не скрывала, что у нее с Кубе были…, ну скажем так, очень хорошие отношения, хоть он был немолодым и женатым человеком. Я помню, что она говорила о нем с симпатией. Она работала у него горничной. Убить Кубе Лену заставили партизаны. Они просто поставили ей условие: или она его, или они ее. Лене передали мину, которую она подложила под матрац Кубе. После села в немецкую машину и поехала по Логойскому тракту. В условленном месте их перехватили партизаны. Судьба немецкого водителя мне неизвестна. Про все это Лена рассказывала как-то совсем равнодушно. Без всяких эмоций.

- Получается, она училась после войны на партийного работника?

- Да.

- Как потом сложилась ее судьба?

- Не знаю. Известно, что Ленин муж, придя с фронта, к ней не вернулся.

- Еще вопрос. Вот рейтинг, как бы сейчас сказали, Сталина действительно был в те годы таким высоким, каким нам это показывают в хрониках?

- Я помню, что вера в Сталина была совершенно святая. Сталин выступил 3 июля 41 года и сказал, что еще несколько месяцев, ну от силы год, и гитлеровская Германия лопнет под тяжестью своих преступлений. Мы тогда ничуть не сомневались в сказанном, ведь это нам заявил сам Сталин! Значит, все так и будет. Только удивлялись потом: год прошел, а края войны не видно. Как же так?

- А чем вот, по-вашему, Сталин так обаял страну?

- Вы знаете, вот что бы сейчас не говорили, но это был очень умный во всех направлениях человек. Как-то после парада физкультурников 20 июля 1940 года в Политбюро был прием участников этого парада – добровольцев Финского фронта. Я оказался в числе приглашенных. Был шикарный банкет. В Георгиевском зале. Сталин открывал этот банкет. Он говорил на открытии речь минут 40. Он говорил о спорте, о тренировках, как настоящий профессионал, который всю жизнь свою посвятил только спорту. Точно так же он разговаривал и с военными, и с колхозниками, и литераторами…, готовясь тщательно к каждой встрече. Потому все его считали за своего.

- Михаил Ильич, как после войны сложилась ваша личная судьба?

- Родителей расстреляли фашисты. В 1946 году женился. Родилась дочь. Жена у меня была прекрасная. Мы с ней прожили больше 50-ти лет. Золотая свадьбы была у нас. А в 2000-м году у нее случился инсульт. Более 5 лет она лежала парализованная. Я за ней ухаживал. Но умерла…, что скажешь. Ну вот сейчас я на пенсии. Платят 5 миллионов (около 18 000 российских рублей). Еще подрабатываю на тренировках. Не бедствую.

https://people.onliner.by/2016/02/09/superded

Железный человек, Халк, Капитан Америка и Люди Икс всем ансамблем скромно стоят в сторонке. Наш супердед Михаил Ильич Цейтин круче их всех вместе взятых. За свои уже почти 96 лет легенда белорусского спорта видел плюс-минус все. Он падал из-под купола цирка и только по счастливой случайности не лишился ноги во время Второй мировой войны. Занимался вестибулярными аппаратами космонавтов и помогал минскому «Динамо» становиться чемпионом Союза. Его целовал Леонид Брежнев и развлекал своими разговорами Фидель Кастро. Спустя много-много лет Цейтин удобно располагается на диване и рассказывает Onliner.by, как планирует бросить курить.

* * *

Дела мои ничего. Нога только подводит. Ну, не сама нога, а позвоночник. У меня грыжа, она в ногу отдает. А так все нормально. Преподаю до сих пор в университете физкультуры. Студенты воспринимают меня хорошо. На мои лекции порой приходят даже выпускники. Преподаю я гимнастику — в теории и на практике. Так что стойку на руках выполняю довольно легко и сейчас.

Я начал заниматься в шесть лет. Был такой польский предприниматель Шаланговски. Он владел цирком. Однажды труппа оказалась в моих родных Горках. Я увидел первое выступление на базарной площади, и мне очень понравилось. На второй день прибежал на площадь и стал повторять все, что запомнил. Естественно, кто-то из артистов увидел меня.

Отца нет, в семье восемь детей. Люди из цирка пошли к маме, договорились, забрали меня и увезли в Среднюю Азию. Очень тяжелый был репетиционный период. Там меня и били, и все что угодно. Дело происходило в Ашхабаде. В городе была так называемая «Башня смерти»: в годы реакции с нее сбрасывали большевиков. Шаланговски сделал из этой башни тренажер. Он закрепил трос наверху и заставил подниматься по нему исключительно при помощи рук на высоту 20 метров. А внизу полно камней, не дай бог упасть. Бывало, рука устает, пытаешься зацепиться ногой — и тут же удар! Шаланговски любил длинный хлыст, который использовали при дрессировке лошадей.

Я благодарен этому поляку. До сих пор пользуюсь его методиками. Были у меня ученики Тумановы. В Европе только они делали стойку на одной руке во лбу с поворотом на 360 градусов. И я учил их по методике Шаланговски. Он тренировал стойку на руке в полной темноте. Поэтому в СССР я был лучшим стоечником.

Правда, из цирка пришлось уйти. Мне еще не исполнилось одиннадцати, когда я упал из-под купола. Метров 12 высота. Приземлился тогда между бортиком и выходом, сломал два остистых отростка позвоночника — хорошо еще, что мозг спинной не порвал. Полгода потом пролежал в гипсе. В общем, уехал обратно в Горки. А когда выздоровел, занялся спортивной гимнастикой. У меня, кстати, сохранилась фотография 1934 года. Там запечатлена сборная команда юношей гимнастов из Горецкого района. Мы вошли в тройку сильнейших команд по БССР и поехали на союзный гимнастический праздник пионеров и школьников.

Кстати, смотрите, вот наша белорусская форма на физкультурных парадах. Довоенная. Парад на Красной площади, 1939 год.
https://i.ibb.co/vzxkmhx/image.png

К началу войны у меня уже был значок ГТО второй ступени. Для его получения надо было выполнить очень серьезные физические нормативы. Требовалось и лошадью управлять, и мотоциклом владеть, и с парашютом прыгать. Самым сложным для меня оказалось плавание. Тяжелейший норматив. Нужно было сброситься любым способом с пятиметровой вышки в военной форме и с оружием, вынести это оружие на бортик, проплыть 80 метров, затем собрать 12 тарелочек, которые лежали на дне, а на закуску помочь утопающему. И все это не ступая на берег.

Когда началась война, у меня уже было три прыжка с парашютом. Потому меня и определили в авиацию. Гимнастическая подготовка оказалась полезной. Помню, пошла эпидемия тифа, причем какого-то очень сильного тифа. Так нам прислали лекарства — уколы. Очень тяжелые, но надо. Все-таки примерно 50% состава теряло летное время из-за болезни.

Когда наш полк приехал на прививку, я попросил начальника штаба, чтобы весь летно-подъемный состав после процедуры отдали мне на упражнения. Командир согласился. Дал я им нагрузки минут на 40. И знаете, после этого в нашем полку не было потери летного времени. Новость об этом дошла до главного маршала авиации Александра Новикова. Так он мне выписал благодарность [улыбается — прим. Onliner.by]. Приказ №4 от 1942 года за подписью главного маршала авиации, как сейчас помню.

Мы летали на штурмовиках Ил-2. Как-то техник нашей эскадрильи неделю не спал. Вот и забыл вытащить предохранительную чеку от ФАБ-250 — фугасной авиабомбы. В итоге мне пришлось вылезать на крыло и подпиливать тросик на высоте 1800 метров. Иначе бомба не сработала бы.

Война. Уберечься не получилось, на реке Сосна получил осколочное ранение: меня задело куском мины. Елец, Орловская область. Сразу же отправили в Тамбов. Даже не в сам Тамбов, а в село Красненькое, которое находится рядом. Госпиталь располагался в бывшей школе. Там приняли быстрое решение об ампутации ноги. Операция была назначена на утро. Госпиталь военный — никто ничего не спрашивал. Отрезать и отрезать. Да, гангрены нет, но на всякий случай надо ампутировать. Правда, ночью госпиталь стали бомбить.

Нас погрузили в товарный поезд. Неходячих, и меня в том числе, определили в подвесные люльки и повезли в Уфу. 19 суток мы ехали. 19 суток без перевязки, голодные…

Разгрузили нас в Уфе. Стали сортировать. Меня куда? В операционную — на ампутацию. Я говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую. Нет у меня гангрены». Он говорит: «Я ничего не могу сделать. Это же военный госпиталь. Но завтра утром нас должен посетить генерал Цыпкин. Это начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Вот он может решить твой вопрос». Фантастическая удача. Я ведь учился в институте физкультуры. И травматологию нам преподавал именно Борис Наумович Цыпкин. «Скажите, что здесь его ученик!»

Санитар, надо его поблагодарить, сказал. Утром вижу: идет Цыпкин. А он полный такой. Приходит и говорит с улыбкой: «Ну, где тут мой родственник?» Узнал сразу: «Давай, посмотрю твою ногу». Сделал разрез. Я даже видел свою кость. А вокруг черви — белые такие, крупные. Всей ногой овладели. «Вот они тебя и спасли, — сказал Цыпкин. — Всю грязь поели. Не будет у тебя гангрены, не надо ничего ампутировать».

После войны Цыпкин продолжал у нас преподавать. Классный был мужик. Работал главврачом в третьей клинике. К нему можно было обратиться даже в трамвае. И Борис Наумович чуть ли не на месте начинал осмотр.

Я продолжил заниматься спортом. В 1948 году меня включили в советскую делегацию на одиннадцатый всемирный Сокольский слет. Руководил ею Семен Михайлович Буденный. Американцев было 3500, французов — 3000, нас — 500. И мы выступили лучше всех. На второй день приехал довольный посол: «Дипломаты за 20 лет не смогли бы сделать то, что вы сделали одним выступлением!»

А у нас действительно был довольно интересный номер. Мы взяли трехколесный мотоцикл, сняли коляску, установили 10-метровый металлический шест. Я забрался на него, сделал стойку на руках и проехал в таком положении весь стадион. А впереди — знаменитая гимнастка Гороховская. Такой же мотоцикл, такой же шест, только она выполняла «ласточку». Да, хорошее выступление. На глазах у двухсот тысяч зрителей.

Я был учеником Александра Губанова. Талантливейший мужик. Он был одним из лучших режиссеров массовых действий в Союзе. При нем мы стали делать знаменитую гимнастическую вазу. Губанов ценил меня и привлекал к своей работе.

В 1969 году в стране широко праздновалось 50-летие БССР. Дело было в конце декабря. Богатая постановка. Тогда по проспекту прошли пятьдесят Дедов Морозов. Четверо из них были с автоматами. На праздник приехал лично Брежнев.

На следующий день во Дворце спорта состоялся праздник молодежи. Я был его главным режиссером. Брежневу очень понравился концерт. Я получил приглашение в комнату отдыха под правительственной ложей. Помню, поцеловал меня Брежнев и сказал Машерову: «Я всем первым секретарям на вашем примере показал, как надо воспитывать молодежь». Хотя, честно говоря, я до сих пор не понимаю, при чем тут воспитание…

Брежнев вернулся в Москву. К нему как раз приехал Цэдэнбал: «У нас в 1971 году 50-летие монгольской революции. Нужен специалист». Брежнев тут же ответил: «А возьмите этого, из Беларуси». Ну, раз Брежнев сказал — значит, надо готовить документы. Я поехал знакомиться с Монголией и затем два года готовил праздник. Он состоялся 11 июля 1971-го.

В Улан-Баторе собрались все генеральные секретари соцстран. На второй день Цэдэнбал устроил загородный отдых. Позвали и нас с женой. Там познакомились со всеми знаменитыми политиками. Кастро очень запомнился. Ну очень говорливый мужик, просто страшно говорливый. Но приятный. О чем мы говорили? Да так, ни о чем. О политике не общались.

За политику мне досталось чуть позже. У нас тогда были очень плохие отношения с Китаем. И вдруг после окончания монгольского праздника нас с женой позвали на прием в китайское посольство. Ну, я позвонил послу: «Как быть?» — «Идти, — говорит, — надо обязательно идти! Они же почти никого не приглашают». Пошел. Думал, мило пообщаемся. А они так на меня навалились: «Вы предатель!» — «Я же физкультурник!» — «Вы ревизионисты. Вы нас бросили!» Сходил, называется, на прием.

Хотя приятного всегда было больше. В то время мы активно осваивали космос. И Титов после одного полета получил функциональное расстройство вестибулярного организатора. А это как раз моя тема. Я накануне выступал с докладом про вестибулярный аппарат. В общем, все совпало. Меня пригласили в Звездный городок.

Я разработал программу по укреплению вестибулярного аппарата. Проект до недавнего времени был засекречен. Когда уехал из Минска, никто вообще не знал, куда я направился. Ну, спортсмен же, на сборы, наверное, поехал. Я дал 20 расписок. Полгода проверяли, не шпион ли я. Минск бомбили телеграммами и требовали, чтобы меня быстрее отправили к космонавтам. В итоге все сложилось.

Приехал я в Звездный городок. Великолепное место, просто царские условия. Да и космонавты — люди интересные. У нас были прекрасные отношения. Хотя между собой ребята сохраняли какое-то напряжение: жесткая конкуренция, очень жесткая. Не дай бог кто-то пробудет в барокамере на пять-шесть секунд дольше… Ой… Со стороны этот нерв был заметен.

Помню, как-то меня провожали домой Волков и Титов. Поехали мы в Шереметьево… и опоздали на самолет. Но ребята меня одного не бросили, остались ждать следующего рейса. А он в 6 утра. Надо было время скоротать. Ну, мы нашли какую-то банку под стакан, очистили ее и просидели всю ночь под лестницей — водку пили.

Кстати, вот фото с Титовым. Сделано в 1974 году. Это уже после нашей работы в Звездном городке.
https://content.onliner.by/news/2016/02/default/6915473811d56b1d53a0abd32da19cd2.jpg

Интересно было. Я доволен. Знаете, я до сих пор не сформулировал для себя секретов долголетия. Убежден лишь в том, что человеку для сохранения здоровья нужны постоянные положительные стрессы. Я пользуюсь ими всю жизнь. Когда был спортсменом, наслаждался предстартовой лихорадкой накануне соревнований. Потом испытывал положительное волнение за учеников. Теперь радуюсь, когда, готовясь к лекции, нахожу какую-нибудь разумную мысль, которую могу использовать. Очень важный момент.

При этом я никогда не делал зарядку. Зачем? У меня и так хватало движения в течение дня. Диеты я тоже не понимаю. Сало в два часа ночи? Нормально. Есть надо то, что хочешь.

Ну и курить я все никак не брошу. Хотя хочу. Сигареты курю, иногда трубку. Но мало, пять-шесть сигарет в день. Правда, полностью отказаться от них пока не получается. А курю уже больше 80 лет. Это еще с цирка. Меня старшие научили — ну, я и подхватил.

Помню, были такие сигареты без фильтра… «Прима» назывались. Крепкие-крепкие. Я возил на чемпионат мира во Францию команду по акробатике. И вот сидел как-то и решил закурить. Затянулся я своей «Примой», выдохнул — и началось.

Подходит ко мне официант, говорит: «Марихуана?» — «Нет». Он принюхивается: «Марихуана!» Разворачивается и уходит. Направляется к другому официанту. Вижу, они разговаривают и на меня смотрят. В итоге идут ко мне оба: «Марихуана!» — «Нет». И показываю им пачку. Они ее как увидели, так только и сказать смогли что «Ой-ой-ой» [смеется — прим. Onliner.by]. «Приму» ребята запомнили надолго.

Хотя это еще не самый крепкий табак. В конце 1939 года, когда мы добровольцами ехали на финский фронт, солдатам выдавали махорку «Вергун» черного цвета от Гродненской табачной фабрики. Какая же она была крепкая, господи! Это было просто невозможно. Французы от нее, наверное, вообще бы с ума сошли.

Хотя никому не советую. Тем более я не в восторге от здоровья нации. Это ужасно. Физическое состояние молодежи — просто катастрофа. Что это? Непонимание? Тупость? Безграмотность? К чему отнести такое безразличие белорусов к своему здоровью? Это меня обескураживает.

Вот у нас хватало и хватает симпатичных девушек. Правда, посмотришь на нее: вроде красивая девчонка, но чего-то горбится, косолапит… Короче, у нас говорят о культуре питания, культуре производства, культуре поведения, но о культуре физического развития — нет.

Нынешнего ЗОЖа я тоже не понимаю. Если грамотно ко всему относиться, то какая разница, зал или квартира? Мы с вами сидим в обычной комнате обычной минской квартиры, и здесь примерно четыре-пять тренажеров: стол, стул, диван, ковер. На ковре можно делать упражнения для пресса, для рук. Стол очень подходит для спины. Поэтому теперешний ЗОЖ — это одни только разговоры. Не стоит сравнивать довоенный культ физического развития и сегодняшний ЗОЖ. Посмотрите на групповые фотографии двадцатых или тридцатых годов и взгляните на более свежие снимки. Можно даже выложить их в ряд и отследить угасание.

Хотя я все равно верю в лучшее. В общем, следите за здоровьем. И ни в коем случае не позволяйте себе никаких зависти и злости! Это главное.

https://www.sportedu.by/wp-content/uplo … remeni.pdf

БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ: О ВРЕМЕНИ, О СПОРТЕ, О СЕБЕ

0

2

http://semantic.uraic.ru/icons/getimage.ashx?id=30161

http://samlib.ru/p/piskarewa_m_l/eipost … owke.shtml

Краткая справка: братья Постоноговы Евгений Иванович и Юрий Иванович в прошлом - летчики, туристы, борцы-спортсмены, и по сей день художники.

Братья выпустили интереснейший краеведческий путеводитель 'По Чусовой'.

Каждый, кто сплавлялся по Чусовой, видел, как на скалах по берегам реки имеются таблички с указанием наименования камня и километража удаленности от турбазы 'Коуровская', где когда-то начинался всесоюзный туристический маршрут 58, проходящий по реке Чусовой. На некоторых скалах можно увидеть дополнительные таблички, сообщающие об охране государством этого памятника природы. Появились эти информационные знаки на скалах Чусовой полвека назад. Сначала нарисованные эмалью на жестяных листах, позже - отлитые из металла. Активными организаторами и участниками этих работ были братья Постоноговы, авторы популярных путеводителей по Чусовой. Дневники с воспоминаниями Евгения и Юрия Постоноговых об экспедициях тех лет опубликованы в журнале 'Уральский следопыт', февраль, 2014 г и хранятся в архиве Природного парка 'Река Чусовая'.

В 2013 году Евгений Постоногов совершил очередную экспедицию по реке Чусовая с целью ревизии сохранившихся на скалах табличек. К сожалению, большая часть информационных знаков утеряна или повреждена, поэтому в текущем году запланировано начало работ по их замене. Это мероприятие посвященно 10-летию Природного парка 'Река Чусовая'. Помимо путеводителя, подготовлен сборник исторических очерков 'Екатеринбургскому аэроклубу -75 лет', имеют несколько публикаций в журналах и газетах. Е.И. Постоногов также является знатоком и исследователем творчества Марины Цветаевой, в Елабуге прошло биеннале с его участием. Живет в с супругой Надеждой Андреевной в г. Реж.

- Евгений Иванович, расскажите о братьях, о том, как Вы оказались на Коуровке?

- О семье... Наш отец погиб на Ржевском направлении в 1941 г.

Мы все три брата были летчиками. Старший брат Геннадий, 1928 г.р., учился в 11-й спецшколе ВВС в г. Свердловске ( та, что на ул. Малышева), потом поступил в Новосибирское летное училище. Когда начал летать на ЯК-18, вестибулярный аппарат не справлялся, его начинало рвать. По этой причине был списан на землю. Посоветовали поступить в военно-техническое училище в Иркутске. После училища служил в Риге, обслуживал военные самолеты. Был избран комсоргом батальона, был политработником. Однажды под Новый год ехал в машине, по дороге увидели стоящую на обочине беременную женщину, остановились. Посадил ее в кабину. А сам забрался в открытый кузов. Был в одной фуражке, его сильно продуло, заболел, отказала половина мозга и был списан из армии в звании ст. лейтенанта. Приехали в Первоуральск, где раньше жила его жена. Так он оказался в Коуровке- устроился работать старшим инструктором по туризму. Уговорил и нас приехать к нему.

Мы с братом Юрием близнецы, родились 1 октября 1936 года, я старше Юрия на 5 минут. Занимались в Свердловском аэроклубе, летали на ЯК-18. Закончили художественное училище. Одна из наших работ- фасад библиотеки Белинского, во втузгородке тоже сохранились наши работы. Учились в Хабаровске в летном училище, летали на ЯК-11. Потом попали под сокращение и вернулись на Урал к брату Геннадию.

Так мы втроем оказались в Коуровке. Мы с братом Юрием работали на турбазе младшими инструкторами с июня 1958 по июнь 1959 г.г.

Брат Юрий работает сейчас в УРФУ на кафедре изобразительного искусства. А я вот уж несколько лет с выхода на пенсию -свободный художник. Занимаюсь экслибрисами.

Геннадий жил и работал в Туапсе в пионерском лагере 'Орленок'. Организовал и был начальником школы юных космонавтов, где побывали космонавты гагаринского набора. Умер в 2003 г.

В 1959 году кто был начальником турбазы? Была ли там начальником женщина в 50-е годы?

-Не было там начальников-женщин. В 1959 году начальником был Ездоков Владимир Степанович. Женщин -инструкторов тоже не было. Только ребята. Только мужчины. Называлась тогда база так: Коуровско-Слободская турбаза.

Сейчас она называется турбаза 'Чусовая'.

В 1958 году восстановили довоенный Всесоюзный маршрут по Чусовой. Я ходил по Чусовой в общей сложности 40 раз. Написали с братом путеводитель 'По Чусовой', книга вышла в 1980 г.

Шли по маршруту и делали маркировку на камнях, 134 знака поставили. Потом уже бандиты их снимали и сдавали в металлолом, некоторые стреляли, сбивали. Не знаю, сколько там знаков сейчас осталось.

Тогда в 1958-1959-м годах мы работали младшими инструкторами, водили группы в походы по пешим, лыжным и водным маршрутам.

Наш старший брат Геннадий работал на базе старшим инструктором.

Мы потом уволились с базы и уехали в Новоуральск, потом поступили в УПИ, потом перевелись в Нижний Тагил. Геннадий тоже вскоре уехал за нами. Но на Коуровке мы впоследствии проводили все студенческие каникулы и потом отпуска. Работали инструкторами.

Насколько просто было устроиться работать на турбазу?

- Очень просто. Инструкторов в те времена не хватало. База была рада и студентам, которые устраивались подрабатывать. Была широкая профсоюзная система отдыха. По всей стране разработано около 360 маршрутов. Инструкторы знали эту систему, базы, ездили по стране, приезжали с разных мест и предлагали свои услуги. Их брали с охотой. Инструкторский состав был дефицитом.

Зарплата старшего инструктора составляла где-то 90-100 рублей. ( 900 - 1000 рублей до денежной реформы). Младшие инструкторы получали 80 рублей.( 800 рублей)

За питание у нас высчитывали 30 рублей ( 300 рублей) . Кормили на турбазе хорошо. Жалоб не было.

Руководящий состав: директор базы, заместитель директора, старшие инструкторы, бухгалтер...

Приезжали на базу со всей страны. И туристы, и инструкторы. Инструкторов принимали работать на сезон, а постоянных на базе было 4-5 человек. Приезжали из Владивостока, Челябинска, Мурманска, Прибалтики... Приезжали отдыхать от академиков до пионеров, таков был состав отдыхающих. Проводились пешие, водные и лыжные походы первой категории, на получение значка Турист СССР.

Иностранных туристов в 1959 году на базе не было. В мою бытность их на Коуровке не встречал.

Расскажите, пожалуйста, о Семене Алексеевиче Золотареве, что помните.

- Семена Золотарева помню, но прошло столько лет... Мы с ним познакомились на турбазе Коуровка.

Он говорил, что хотел бы сходить по маршруту высшей категории трудности, посмотреть Северный и Приполярный Урал. Говорил, что хотел получить бы звание Мастера спорта СССР.

Что могу сказать о нем? Скромный - он, Семен, не хвастал тем, что знал и видел. (Е. И. в разговоре это подчеркнул несколько раз).

Семен Золотарев был хорошим мужиком. Открытый. Разговорчивый. Никогда не слышал в его голосе командных, приказных ноток. О нем у меня остались приятные воспоминания.

Усы у него были. Наколок и татуировок у него не помню, прошло столько времени... Нет, не видел у него наколок и татуировок.

Я прочитал в интернете о нем и удивился, что у него столько боевых наград. Никогда Семен ничем не хвалился. Про службу на фронте не рассказывал вообще.

Семен Золотарев в романтических отношениях с женщинами на базе замечен не был. Вообще вел себя скромно.

Старший инструктор должен был знать много песен. Играть на музыкальном инструменте. Я не знаю, играл ли на чем Семен Золотарев, но песен мы пели много.

Устроился он на базу старшим инструктором. Жил рядом, в деревне Слобода. Там жили и туристы, и инструкторы. На самой базе стоял еще с довоенного времени маленький охотничий домик, но там не все помешались, жили несколько человек, и мы с братьями там жили одно время.

Инструкторский поход Семена Золотарева.

В декабре 1958 года я ходил с ним в так называемый у нас 'инструкторский поход'. Это когда старший инструктор, из новых работников, организовывает и ведет в поход сотрудников базы - других инструкторов, для получения необходимого опыта в руководстве походами.

Этот 'инструкторский' поход, в котором Семен был руководителем, планировал так, чтобы проходить в день 15-18 км, и приходить ночевать в населенный пункт. В палатке ночевать мы не намечали. Печки у нас не было. Спали в избах. Маршрут был не категорийный, рассчитывался на 5-6 дней плюс дневка. Семен был всех нас старше по возрасту. Пошел в поход для приобретения опыта руководства походами, 'для галочки'.

В этом походе мы попали в сложные климатические условия. Мороз вдруг упал до минус 50. Такое редко бывает. Пришли в село Чусовое, камень Шайтан, утром надо было идти на Талицу, а температура -50 С.

Помню, сидели все и решали: идти или не идти. Ведь одежда была плохая, свитера, штормовки... Но решили идти дальше.

Это решение продолжать поход в экстремальных условиях Золотарев принял сам, как руководитель, или решение было принято сообща, всеми участниками?

- Мы всей группой приняли это решение.

Семен дал всем участникам похода высказаться, нас было где-то 12 человек, два человека не хотели продолжать поход при такой температуре.

Семен всех спокойно выслушал, мы проголосовали. Сказал, что все пойдем дальше. Никого оставлять не будем. Договорились все без окриков и обид продолжать поход.

Пошли. Но зимой в 16.00 уже темно, шли трудно, тропили дорогу. И сбились с пути. Вышли к железной дороге, узкоколейке. Там домик стоял. Лесорубов не было, они не работали в такие морозы. Мы сбили замок. Дров не было, напилили шпалы, взяли их у домика. Многие ребята тогда очень плохо себя чувствовали, устали.

Была ли паника? Что было бы, если бы вы не вышли к избушке? На этот случай имелись ранее разработанные планы?

- Хотя мы попали в тяжелые погодные условия ( минус 50), ничего с нами случиться не могло. Паники не было. Так был расчитан маршрут. Даже когда мы сбились с пути и вышли на железную дорогу, мы знали, где находятся населенные пункты, все равно бы дошли до ближайшего жилья, хоть к ночи, хоть под утро. Когда мы нашли пустую избушку лесорубов ( они не работали по причине экстремальных температур), ворвались в нее, растопили печь, согрелись, успокоились. Семен нами занимался как отец родной. Накормил вкусным горячим обедом из тушенки. Я считаю, что благодаря его дружественному спокойному отношению ко всем, мы успокоились, не поссорились и закончили поход. Обошлось без потерь. Что группа не распалась после похода при такой суровой температуре и сильной усталости, в этом была целиком его заслуга.

Как Семен относился к спиртному?

Читая ваши вопросы, вспомнил один курьезный случай из того похода. Когда мы пришли в пос. Талица, пошли на танцы, взяли с собой бутылку водки. В походе она застыла, впервые такое видел, как водка застыла. Мы отогревали ее на печке. Вот тогда единственный раз видел, как Семен принял немного водки вместе с другими. Мы с братом не пили, потому что в то время придерживались спортивного режима, в те годы мы еще не пили алкогольные напитки.

Сразу после этого похода, числа 28 декабря, Семен Золотарев уехал в Свердловск, договорился с 'упьяновыми', т.е. с кем-то из УПИ. Я не знаю, уволился он или нет, он не говорил нам о своих планах на будущее. Про маму его ничего не знаю. Нет, о семье и родственниках Семен нам не рассказывал. Как-то поводов таких не было. И о фронте тоже не говорил.

Он уехал и забрал все свои вещи с базы, это нормально?

- Думаю, что да. Не оставил в деревне.

О гибели туристов я узнал, когда пришел из лыжного похода, я водил группу. Говорили, что погибли ребята-студенты и с ними погиб наш инструктор Семен Золотарев.

Было много разных слухов и недомолвок. Ходили разговоры, что родственников строго предупредили о неразглашении тайны, что испытывалось какое-то оружие, ракета ушла в сторону и оказалась на их маршруте. Тогда ведь все маршруты согласовывались с органами КГБ. Просто так не пускали, надо было утверждать маршрут.

Деньги на похороны Семена Золотарева на базе не собирали, я такого не помню.

Я на похоронах Семена Золотарева не был. Не думаю, что есть могила в Коуровке. Мы бы знали.

Вы найдите Трусова Владимира, инженера-конструктора,члена общества  Уральских краеведов, из Первоуральска. Он искал в окрестностях Коуровки могилу Золотарева. Пытался найти, но не нашел. Он встречался с Поповой Зинаидой Васильевной, из деревни Новоуткинская, ее муж, Попов Валентин Александрович, тогда ходил с нами в тот декабрьский поход. У нее должны остаться фотографии всех групп. Там точно есть Семен Золотарев, потому что фотографировали все составы походов. Правда, она сейчас болеет, плохо себя чувствует.

Как вы одевались для зимних походов? Отличался ли одеждой Семен от других участников? Были ли у него обмотки, бурки, берет?

-На турбазе нам для похода выдавалось все снаряжение и одежда.

Одежда походная была простая: костюмы спортивные байковые с ворсом, брюки и куртка широкие на пуговицах. Свитера, штормовки с капюшоном, рубашки, рюкзаки абалаковские. Лыжные ботинки с прошитым кантом для креплений. Крепления жесткие, но не такие, как сейчас, а другой конструкции: защелкивались на ремнях на пятке. Тянулись к переднему креплению. Надо зарисовывать, так не понять.

Обмоток Семен не носил, я их у него ни разу не видел.

Бурки тоже не видел. Возможно, что для похода с самодеятельными туристами из УПИ, он, как и студенты, тоже взял напрокат у кого-то обувь и одежду.

Ни у кого не было ни обмоток, ни унт, ни бурок , в том числе и у Семёна. Все шли в ботинках, полужесткое крепление, костюмы спортивные, х/б с начёсом, штормовка холодная, свитера. На ногах носки шерстяные, запасные в рюкзаке, тёплые рукавицы. Только у одного было 5 пар носков (Юрий Бажуков из Слободы).

Евгений Иванович, а тот "инструкторский" поход как-то учитывался бы для достижения звания Мастер спорта СССР?

В учетную карточку туринструктора Семена Золотарева инструкторский поход не занесли. Почему?

- Этот инструкторский поход был ниже всех категорий, даже не дотягивал на первую категорию. Низкая температура (-50 градусов) достаточно редкий случай и учету не подлежит.

Плановый лыжный туризм не предполагал ночёвки в палатках. Мы доходили до населённого пункта, спали в арендованных избах, домах.

Вы называете группу Игоря Дятлова самодеятельными туристами?

- Да, туризм студенческий считался самодеятельным туризмом.

Знакомы ли Вам имена Масленникова Е.П., Карелина В.?

С Масленниковым Евгением Поликарповичем я был хорошо знаком, и был хорошо знаком с Рубель Раисой (отчества ее не помню, к сожалению). Вместе были в путешествии по Венгрии, и одновременно публиковали воспоминания в местной прессе с одинаковым названием 'Пешком по Венгрии', нас так и звали смеясь -'пешком по Венгрии'.

Масленников нам ничего не рассказывал про поиски дятловцев. Удивительно, но как-то все это прошло мимо нас, никто его не спрашивал, а сам он молчал.

Карелина тоже хорошо знал. Вы найдите его, поговорите с ним, что он расскажет.

Почему Семен Золотарев пошел в поход со свердловскими студентами, на турбазе не организовывались походы высшей категории трудности?

- Нет, мы водили группы на 1 категорию, на получение значка Турист СССР. Надо было пройти около 150 км, чтобы получить значок.

На Алтае, в Бийске, там можно было пройти походы 2 и 3-й категории трудности.

Новый 1959 год где вы встречали? Был ли с вами Семен?

- На турбазе отмечали. Семена Золотарева с нами не было. Он уехал в Свердловск сразу после похода, в последних числах декабря. И больше я его не видел.

Сестра одного из погибших участников группы И. Дятлова говорила, что Новый 1959 год дятловцы ездили встречать на ст. Бойцы. Вы что-нибудь слышали об этом?

-Бойцы? Там не было ничего такого особенного, чтобы ехать встречать Новый год. Нет, я ничего не знаю об этом, не слышал.

Работал ли на турбазе Еловских Владимир Алексеевич? Поступила непроверенная информация из ненадежного источника, что он там работал и сдружился с Семеном Золотаревым.

- Не помню такого среди персонала. Но его фамилию слышал, потому что Кунцевич меня тоже недавно спрашивал о нем.

https://www.kp.ru/daily/26887/3931545/

ПРИГОТОВИЛ КЛАССНЫЙ УЖИН

Евгений Постоногов познакомился с Семеном за несколько месяцев до трагедии на перевале. Евгений Иванович архитектор, скульптор, художник-графист. Сейчас ему 81 год. В 1958 году он работал старшим инструктором на Коуровской турбазе под Первоуральском.

- Мы с братом оба были инструкторами, - рассказывает Евгений Иванович. - Прокладывали летние маршруты по реке Чусовой. Водили по ним группы туристов. Это были многодневные сплавы. Например, за 12 дней нужно пройти 360 км. Каждый день шли по 20, 25, 30 км... На ночевки останавливались в прибрежных деревнях, там нас пускали или в пустую избу, или в школьный спортзал. Изначально нас брали в Коуровку только на лето. Опыта зимних походов не было. Но работали мы с братом на совесть, и нам предложили остаться на турбазе. Осенью мы усиленно готовились к лыжным маршрутам. Изучали местность, схемы, которые рисовали от руки инструкторы турбазы. К началу зимы собрали для похода около 15 человек. И вот тут в конце 1958 года приехал с Кавказа Золотарев Семен Алексеевич.

- Вы точно знали, что он с Кавказа?

- Он нам так сказал.

- А откуда конкретно?

- Я не помню. Потом я от кого-то узнал, что он Минский институт окончил. Девочкам гимнастику преподавал.

- Не уточнял - в институте или школе?

- Нет.

- Как он вам представился - Семеном или Александром?

- Семеном Алексеевичем.

- Почему и зачем он именно на Коуровку приехал?

- Повысить спортивную квалификацию, пройти высшую категорию и получить звание мастера спорта. Ему нужно было пойти на Северный Урал. Надо было где-то остановиться, где-то начать работать. Ему требовалось сделать два похода. Первый - в группе, второй - может быть, даже руководителем. Короче говоря, он приезжает на нашу туристскую базу. Директор Ездоков Владимир Степанович принял его на работу инструктором.

- При приеме на работу Семен предъявлял какие-то документы, что он может работать инструктором?

- Я не знаю, как было дело. Но без подобных документов его вряд ли взяли бы на работу сразу инструктором. Наш директор Ездоков был юристом по образованию, и он не мог допустить нарушений.

В декабре 1958 года мы вышли в поход. Семен с нами. Снабжение было хорошее: штормовки, спортивные фланелевые костюмы, ботинки, лыжи, варежки, продукты. Нам предстояло пройти около 200 км. Маршрут был проложен так, чтобы ночевать нам в деревнях - в избах, а не в палатках. И вот на второй день мы заночевали в Старой Утке. Наутро просыпаемся, а на уличном термометре - минус 49 градусов. Мы долго решали: идти дальше, не идти? И все-таки пошли. По очереди каждый из нас торил лыжню, а остальные топали за ним. В какой-то момент торить стал инструктор Казарин. Он был сильный такой парень. И понравилась ему одна просека. Снег еще неглубокий был, и он как погнал! Мы кричим: «Не туда ты идешь!» Он не останавливается, далеко убежал, не слышал нас. Мы за ним. В итоге сбились с дороги.

- Почему его понесло не туда?

- Да кто ж его знает? А тут и сумерки уже, потемнело. На наше счастье, мы вышли на какую-то узкоколейку и, идя по ней, наткнулись на дом лесорубов. А поскольку температура была низкая, они не работали. Мы срубили замки топориками. Зашли внутрь, затопили печь. И вот тут Золотарев проявил себя с самой лучшей стороны. Он сварил нам классный ужин.

- Классный ужин?!

- Ну да. Что у нас было? Рожки, крупы, тушенка… Вот из этого и сварил. Еще и веселил всех, подбадривал.

- Как подбадривал? Песни пел?

- Не помню, чтобы он пел. Шутил в основном. Потом мы поели с удовольствием и легли спать ногами к печке. Дальше весь маршрут прошли без приключений. Когда вернулись на базу, отчитались, он уехал в Свердловск. Больше мы его не видели.

У НЕГО БЫЛА ЖЕНЩИНА

- Семен что-нибудь рассказывал о себе?

- Нет. Как ни странно. Ни о семье, ни о войне разговоров не было. Кто-то из нашей группы выпивал во время похода. Но я помню, что Семен не пил вообще. Мы с братом тоже не употребляли спиртного, поэтому я и отметил про себя, что Семен к водке равнодушен.

- Говорил ли он, что работал инструктором на Алтае?

- Про Алтай я от него ничего слышал. Я вообще ничего не знал о его работе или предыдущих походах. Не было таких разговоров, чтобы он говорил - вот когда мы ходили на Алтай или, к примеру, Тянь-Шань...

- Вы помните на руках Семена татуировки, о которых сейчас много споров среди исследователей трагедии?

- Не помню никаких татуировок.

- Это точно? Может, просто вы не могли их видеть?

- Во время походов мы ночевали в избах. Там везде рукомойники. Емкости, в которые сверху воду заливаешь, а внизу что-то типа клапана. Дергаешь эту «пипку» вверх, и вода льется. Семен, как и все мы, закатывал рукава, чтобы не забрызгать их. Я видел его руки. Татуировки не пропустил бы. Как художник, всегда четко подмечаю детали. В детстве мы жили в Сосьве (Серовский район Свердловской области). Там много было лагерей. Мыться мы с отцом ходили в общую баню. И там я постоянно видел разных татуированных людей. Я их запоминал, мне интересно было. Если бы у Семена было что-то подобное, я бы сразу обратил внимание. Но руки его были чистыми. В этом я уверен абсолютно.

- Евгений Иванович, на Коуровке были сотни туристов. Почему вы так хорошо запомнили именно Семена?

- Вы правы. Людей было очень много. Но таких, как Семен, там не было. Яркая внешность, выразительные усы, спортивно-военная выправка. Не знаю почему, но он сразу обращал на себя внимание.

- Какие отношения у Семена были с женщинами? На турбазе вообще были женщины?

- Ходили слухи, что у него был роман с женщиной из Слободы (соседняя с турбазой деревня). Когда он только успевал, не пойму.

- Вы слышали что-нибудь о Золотареве после его отъезда с Коуровки?

- Нет. Он уехал то ли до, то ли после Нового года. В феврале я ушел во второй зимний поход. Вернувшись, узнал страшную новость. Погибли туристы, и среди них Семен.

- Какие версии вы обсуждали с товарищами? Что говорили о смерти туристов на Коуровке?

- У нас не было никакой информации. Одни домыслы. Мы просто слышали, что разрезана палатка. А в связи с чем - непонятно. Поговаривали, что КГБ все запутали и перепутали. Но кому это нужно было?

http://semantic.uraic.ru/post/postbrows … ;project=1

Постоногов Евгений Иванович. Биография
Родился в 1936 году.
В 1954 году окончил художественно-ремесленное трёхгодичное училище № 42 по специальности лепщик архитектурных деталей (Свердловск).
В 1956 году принимал участие в архитектурном оформлении фасада основного здания Библиотеки им. Белинского (декоративная лепка: эмблема, капители, межэтажный пояс).
В 1967 году окончил художественно-графический факультет Нижнетагильского государственного пединститута, профессия художник-педагог.
1967, 1972 – 1986 – работал на Режевском механическом заводе, руководитель группы промышленной эстетики в отделе архитектора.
1970–1972 – пилот гражданской авиации на самолётах Ан-2, вертолётах Ми-4.
1993–1996 – преподаватель спецдисциплин в Уральском училище прикладного искусства (Нижний Тагил).
1996–2005 – директор детской художественной школы, главный художник города Режа.
С 1982 года, увлекшись малой графикой, выполнил 250 экслибрисов для музеев, библиотек, коллекционеров.
Евгений Постоногов – член творческого Союза художников России, член Союза архитекторов России, почётный гражданин Режевского городского округа.
Участник более 30 зарубежных выставок малой печатной графики.
Участник многих выставок в России: городских, областных, региональных, республиканских. Среди масштабных выставок последних лет – «УралГРАФО» (Екатеринбург), «Отечественная война 1812 года» (Елабуга), экспозиция в резиденции губернатора Свердловской области.

https://biblio-rezh.ucoz.ru/load/nashi_ … 24-1-0-130

Постоногов Евгений Иванович (год рождения 1936)
Почётный гражданин г. Реж.

Решение Режевской Думы от 24.05.2006 г. № 41, за значительный вклад в развитие художественной культуры и внешний облик города, в эстетическое воспитание, формирование духовного мира подрастающего поколения художников.

Биография:
Постоногов Евгений Иванович родился на севере Свердловской области 1 октября 1936 года. У него был старший брат и младший, который родился через 5 минут, т.е. у него был брат-близнец. Не было мальчикам и пяти лет, как их отец, Иван Васильевич, ушел на фронт в августе 1941 года. С тех пор они не видели отца. В декабре 41-го он погиб, защищая Родину.

После окончания 7 классов Евгений Иванович (конечно же, вместе с братом) поступил в Свердловское художественно-ремесленное училище, закончил он его с отличием и получил специальность лепщика архитектурных деталей. Так вместе с братом они украсили многие здания в Свердловске, ныне Екатеринбурге. Самое значимое - это эмблема на фронтоне библиотеки имени Белинского.
После окончания службы, некоторое время работал на заводе в г. Первоуральске, там же стал инструктором по водному туризму на Коуровской турбазе. Более 30 лет он водил туристов по реке Чусовой. С братом они написали полезную и интересную книгу-путеводитель «По Чусовой» (1980 г.).

С 1962 по 1967 год он учился в Нижнем Тагиле на художественно-графическом факультете Нижнетагильского Государственного Педагогического Института.
В 1967 году Постоногов Е.И. приехал в Реж и до 1986 г. работал на механическом заводе в отделе архитектуры, руководителем группы производственной эстетики. В 1999 году по проекту Евгения Ивановича и под его авторским надзором поставлен въездной знак «Режевской район» на 53 км дороги Реж-Екатеринбург.
По инициативе Евгения Ивановича поставлены мемориальные доски знаменитым режевлянам. Много сил и таланта вложил Евгений Иванович в создание и оформление музеев.

В 2005 году по его чертежам и предложениям и непосредственном участии сооружен монумент в парке Памяти солдат, сержантов и офицеров, погибших в армии при прохождении военной службы в мирное время.
Евгений Иванович член Союза художников и член Союза архитекторов, он участник многочисленных выставок у нас в городе, в области.
В 1995 году он назначен главным художником города; и заботился о благоустройстве города и его внешнем виде.
В 2003 году приказом Министра культуры за многолетний и плодотворный труд, за заслуги в области сохранения культуры и искусства награжден знаком «За достижения в культуре».

https://uralstalker.com/stalkerpdf/2014/02/43/

https://i.ibb.co/NC0SN2b/image.png

0

3

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e5/02/01/1595553003_0:0:1176:611_600x0_80_0_0_927052516fa941756bc096c85ef7413f.jpg.webp
Согрин Сергей Николаевич

https://uralstalker.com/uarch/us/2009/01/17/

Что сказать о Золотареве? Это был загадочный для нас всех человек. До того как попасть в группу Игоря Дятлова, он, проработав несколько смен инструктором туризма на Коуровской турбазе, обратился к Сергею Согрину и попросился в нашу группу, собирающуюся идти в лыжный маршрут 3 (высшей) категории сложности по Приполярному Уралу.

Обычно мы собирались в частном доме родителей С. Согрина на улице Кирова, 18, расположенном рядом с ВИЗом. В один из дней подготовки к походу, когда мы сшивали из двух стандартных новую удлиненную брезентовую палатку на 10 человек, наподобие дятловской, а также делали печку с дымовой трубой, Сергей привел в комнату довольно непривычного человека с кавказской внешностью и представил: Семен Золотарев, просится в наш поход!

– Зовите меня просто, Саша, – сказал этот кавказский Семен, сверкнув фиксатыми зубами, что для нас тоже было непривычным.

Семен был значительно, лет на пятнадцать, старше нас, но мы не придали этому значения. Узнав, что он инструктор Коуровской турбазы, а этот поход ему нужен для выполнения нормы мастера спорта по туризму, мы дали свое добро. Но Семен очень торопился пройти маршрут и вернуться обратно. Говорил, что нужно съездить к старенькой маме на Кавказ. И когда в группе И. Дятлова освободилось место Славы Биенко, их группа зачислила С. Золотарева в свой состав. Судя по дневниковым записям, новоиспеченный Саша хорошо вписался в коллектив дружных «дятловцев», может быть, благодаря своей непритязательности, коммуникабельности и веселому нраву.

https://uralstalker.com/uarch/us/2009/01/21/

Приполярный Урал 1959

Содержание

Одновременно с дятловцами 23 января 1959 года наша команда студентов четвертого курса УПИ под руководством Сергея Согрина выехала на Приполярный Урал. Целью нашего похода третьей (высшей) категории трудности и вожделенной мечтой были зимние пионерские восхождения на вершины гор Сабля, Неройка и Тельпоз-Из. Мы предполагали охватить их кольцевым 500-километровым маршрутом. Не все удалось, но мы прошли невероятно трудный маршрут по Приполярному Уралу, осложнившийся двумя чрезвычайными ситуациями. О них следует сказать для объективной оценки и правильного понимания действий дятловцев при выборе места их последней ночевки.

До исходной точки нашего маршрута, поселка Аранец, в лютый мороз с санным обозом мы пробежали 75 км по льду реки Печора от одноименной станции на печально знаменитой трассе Ленинград – Воркута. Временами мы прыгали в сани, которые везли наши рюкзаки, чтобы отдышаться и немножко передохнуть. Но мороз снова и снова выгонял нас на дорогу, не позволяя расслабляться и заставляя согреваться на бегу. Хорошая получилась тренировка. Трудности наши начались сразу по выходу из Аранца в направлении к горе Сабля, вершина которой острым клинком торчала среди заснеженных хребтов Приполярного Урала.

До Сабли 70 км бездорожья по глубоким снегам приполярной тайги и болотистым редколесьям. Основные трудности и были связаны с преодолением глубочайшего снега, сдерживающего и продвижение по маршруту, и обустройство ночлегов. Как это выглядело?

Приведу странички личного дневничка участника нашего похода Виктора Малютина.

«- 31 января 1959 г. Ура! Погодка нас пока балует. Вчера вечером была пурга. Сидишь в избушке, так тепло, а за окном завывает ветер, и гремит что-то в трубе. Л сегодня ветер небольшой, сыплет маленький снежок. Температура минус 10°С.

В 11.00 вышли сразу на Сибиряковский тракт, по которому Сибиряков возил зерно в Азию. Сначала по тракту идет дорога, по ней колхозники зимой возят лес на реку Печору. Через 2 км эта дорога кончается, дальше идет тракт, а по сути – тропа. Хорошо, что перед нами ушли охотники, так что часть лыжни хотя и запорошена, но идти сравнительно легко. Но если оступишься, то проваливаешься по колено или совсем падаешь. Рюкзаки, оказывается, представляют собой что-то громоздкое и тяжелое, раскачивающееся за спиной во все стороны, когда же оступаешься, то одна нога проваливается до пояса, а сам падаешь на рюкзаки скрываешься в снегу с ножками и рожками. Приходится снимать рюкзак и подниматься с помощью чужих рук. Температура стоит—5°С, идет снег и сразу же тает на одежде. Поэтому мокры и штормовки, и чехлы, и штаны. Встали на ночлег в 3.50, чтобы посмотреть, как все у нас будет выходить: установка палатки, печки, пища. Когда печка топится, то в палатке очень тепло, плюс 15°С. Но дежурные заснули, среди ночи печка потухла, стало ужасно холодно.

— 1 февраля 1959 г. Встали в 8 часов утра, поели, и я стал складывать палатку. Получилось что-то такое громоздкое, которое еле-еле вошло в рюкзак, так как она вся заледенелая и больше ни для чего не осталось места. Сложил вниз сахар и пакеты с кашей, потом положил палатку, сухари привязал снизу, но спину давит сахаром, постукал по сахару топорикам, стало мягче. На улице холоднее, — 16°С. До обеда шел снег, а потом перестал. В 2 часа дня дошли до ручья Вертный. Тропа охотников пошла в верховье, а нам идти по целине. Но это очень трудно и ужасно, так как проваливаешься до пояса и плаваешь в снегу. Мартюшеву Борьке-рыбке хорошо, так как он легкий, как пушинка, и попал в свою стихию. Уменьшили мешок у Игоря Кузьминых,
и он пошел торить. Ему сегодня исполнилось 22 года, поздравили. Вечером — 18°С.».

А вот и первое случившееся с нами чрезвычайное происшествие.

«— 4 февраля 1959 г. На «улице» минус 34°С. Легли спать. И вдруг среди ночи ужасный крик: «Горим!». Это Серега Согрин, раскалив печку, сжег верх палатки. Выкинули печку из палатки и пытались поспать, но холодина страшная — минус 42°С. Больше всех мерз Борька-рыбка. Чтоб согреть его, Серега решил завернуть меня к нему в мешок. Было тесно, двое в одном мешке, но как-то теплее. Продремав около часа, сильно закоченели и подались к костру, у которого уже сидел Витя Плышевский. Это было в 4 часа утра. Целый день провели на месте, починили палатку, сшивали мешки, рыли в снегу «землянку». Температура — минус 38, 34, 36°С. Спать будем в «землянке» без печки».

Мы преодолели первый стресс, вызванный пожаром. Жаркий костер помог и согреться, и по- новому скроить и сшить спальные мешки, так что из двух одноместных получился один трехместный мешок. Работали дружно и слаженно: одни поддерживали костер, другие вспарывали мешки, третьи сшивали их. Но самое ответственное решение принимали все вместе – продолжать поход непременно. Решили вместо палатки отрывать в снегу траншею до земли, расширять ее внизу до размера человеческого роста, застилать низ хвойным лапником, верх перекрывать лыжами, укладываемыми поперек траншеи, на лыжи накидывать полотно прожженной палатки, сверху накладывать выпиленные из снега большие кирпичи. Вот и получилась снежная хижина, вход в которую занавешивался одним из освободившихся одеял, в то время как три других использовались для подстилки двум парням, спавшим в промежутке между двух 3-местных спальных мешков.

Просто и надежно. Входим в хижину согнувшись, через лаз прямо из круглой ямы, вырытой под костер. Удачная оказалась конструкция, прямо-таки гениальная. Но требовала огромного каждодневного труда от всех участников команды. Все напряженно работали, пока не закончено обустройство снежного дома, и только тогда садились умиротворенные вокруг костра в ожидании горячей пищи. В этот же день не предусмотренной графиком дневки опробовали новый дом. Звали его по-разному: «хижиной» или «землянкой».

Вот лаконичные записи из Витиного дневничка:
«- 5 февраля 1959 г. Проспали ночь замечательно. Легли по трое в сдвоенном мешке, а дежурные под одеялом в середине. Встали в 8.00 и отправились в 10.00. Потеплело до минус 23°С. Шагаем к Сабле, она уже близко. Вечером подошли к самой границе леса и вырыли «землянку». Наблюдали северное сияние. Правда, были тучи на севере, и плохо было видно его. Но отдельные сполохи в виде лучей прожекторов видно хорошо. Они поднимаются очень высоко.

– 6 февраля 1959 г. Поднялись в 6.00.Сегодня восхождение. Были сухари, корейка и какао. В 9.00 пошли к вершине. У подножья оставили лыжи и стали взбираться к вершине по западному контрфорсу. Вершина скрыта в облаках. Зрелище чудесное. Поднялись выше облаков, они лежат плотной пеленой ниже нас. Солнце греет совсем как весной, даже тепло. Примерно к 15.00 по контрфорсу поднялись к главному гребню. Но если всей командой двигаться к вершине, то светлой части дня не хватит на возвращение. Движение в связках замедляет восхождение. Принимаем решение: трое идут вверх, остальные вниз.

Три счастливчика ушли к вершине, а мы сидим на уступчике, мерзнем, пишем дневники. Наблюдаем чудесный заход солнца. Оно красное, расплющенное, на глазах спустилось за горизонт в 17.30. В это время трое достигли вершины, а мы пятеро начали спускаться по контрфорсу в лагерь по старым следам. Первые в мире и в СССР зимние покорители горы Сабли: С. Согрин, В. Плышевский, Б. Мартюшев спустились уже в темноте».

Кажется, после этого восхождения некоторые из нас, и автор в том числе, захотели заняться альпинизмом.
Преодолев несколько лесистых ущелий и перевалов средь заснеженных отрогов Исследовательского хребта, мы, наконец, подошли к восточным отрогам Приполярного Урала. По ущелью р. Б.Паток двигаемся к Неройке.

Витя Малютин аккуратно заносит в записную книжечку свои наблюдения:
«— 9 февраля 1959 г. В середине ночи стало очень холодно. Утром —35°С. Идешь и весь покрываешься инеем — в итоге обледенелый. На Б. Патоке снег неглубокий, но когда вышли на Патоквож, снег опять стал глубокий. На реке очень много ондатр, они ползали на брюхе из одной полыньи в другую. Уже виден массив горы Неройки, вершина ее возвышается над всеми другими, окружающими ее со всех сторон. Характерно, что здесь очень быстро меняется погода. До 14.30 было ясно и холодно —31°С. Мы остановились на обед, минут 30 мы стояли, ели и мерзли, а потом вдруг сразу и неожиданно стало теплеть: в 14.30 —31°С; в 15.00 —27°С; в 17.00 —21°С; в 20.00 —17°С. Небо в тучах, но они висят довольно высоко. Начал падать снежок, что очень паршиво, так как мы можем застрять на горе Неройке.

— 10 февраля 1959 г. Тепло. Потепление распространяется дальше, уже с утра — минус 9°С. Идет снег, видимости никакой. Прошли около 3 км по р. Выраю и свернули в один из левых притоков. Он извивается, сужается, прорезывается среди скал. Перелезая очередной сугроб, Серега Согрин начал медленно погружаться в воду и вскоре замочил ноги. Общими усилиями и с помощью запасной лыжи — «манюньки» вытащили его. Он переоделся. Поднявшись наверх, мы тотчас встали на ночевку. Серега сегодня именинник, и это было его рождественское купание. Сере- ге 22 года. Погода теплейшая. Но пока еще небо затянуто тучами.

Что же будет завтра на Неройке?

— 11 февраля 1959 г. Красота, братцы! Проснувшись в 6 часов утра, мы увидели небо, полное звезд, и ощутили неимоверную теплоту. Поев, отправляемся к Неройке, которой еще не видно. К 9.00 взбираемся на гребень — перевал и начинаем траверс горы, которая ведет к вершине. Поднявшись, видим перед собой Неройку, путь к которой лежит через озеро, лежащее глубоко под нами. Глиссируем к нему вниз по склону и в 10.45 начинается подъем-ишачка на Неройку Вершина очень простая, пилить да пилить на нее – и все. В 12.50 мы на вершине у знака триангуляции».
Это было чудесное и восхитительное восхождение. С вершины г. Неройки просматривались все хребты Приполярного Урала. На юге возвышался массив горы Тельпоз-Из – горы ветров, как именуют ее здесь. Но на пути к Тельпоз-Изу много запутанных ущелий и гористых лабиринтов.

«12 февраля 1959 г Погода испортилась. Идешь, а кругом сплошная мгла, идешь как в молочном тумане, даже больно смотреть глазами. Горы угадываются только по отдельным камням. Влезаем на первый перевал и идем в распадках гор. Проходим каменные ворота, где колоссальные надувы снега. За ними попадаем в исключительную метель, которая дует прямо в спину, и идти сравнительно легко. Поднявшись немного, увидели прямо по курсу скалистый гребень, за которым ничего дальше не видно. Снег в том месте мелкий, и так как уже в 17.00 надо вставать на ночлег, то мы вернулись к воротам, где в снежном надуве начали рыть пещеру. Снег очень плотный, приходится рыть ледорубом и топором. Через 2,5 часа пещера готова, и мы забрались в мешки.

– 13 февраля 1959 г. Погода на «улице» не улучшается, лежим в мешках и не вылезаем целый день. Решили, если завтра хорошая погода, то идем через хребет, а если плохая, то спускаемся вниз на Большой Паток. Питаемся консервами, сахаром, топим в мешке на груди под свитером снег, но он топится очень медленно. Спим».

– 14 февраля 1959 г…».

Этой не начатой строчкой кончается, к сожалению, дневник Вити Малютина. Но я бесконечно благодарен ему уже за то, вероятное количество дел, которое надо было выполнить до наступления темноты (день и светлое время в феврале еще очень непродолжительны), Витя Малютин находил паузу (во время приготовления ужина, когда все отогревались и млели у костра в ожидании пищи), чтобы в скупой форме занести в записную книжку несколько строчек о пройденном дне.

А дел действительно было много:
– найти и выбрать место для стоянки с хорошим плотным снегом для нашей снежной «берлоги»,
– найти сухары и напилить их, подтащить к стоянке,
– отрыть снежную «берлогу»,
– расширить ее внизу, чтобы сделать место для лежанки,
– перекрыть берлогу лыжами,
– постелить на лыжи остатки палатки,
– напилить и выложить потом поверх лыж снежные «кирпичи»,
– наломать лапника и выложить им внутри подстилку для лежанки,
– вырыть яму под костер до самой земли в радиусе 3 м,
– сообщить ее узким проходом шириной 1 м со снежной «берлогой»,
– напилить дров для вечернего и утреннего костра,
– соорудить кострище и сиденья из жердей вокруг него,
– поставить топиться снег в ведрах;
– рассупониться,
– достать вещи для переодевания, продукты для «кострового» дежурного (они, к счастью, были расфасованы в пронумерованные отдельные мешки для каждого дня, и в этом заслуга С. Согрина),
– приготовить вещи для просушки,
– сварить ужин и т.д.
Кстати, участник похода, ведущий дневник, освобождался в данный день от всех общественных работ и обязан был отразить все события и особенности пройденного маршрута за текущий день.
В самом деле: так удачно отрытая и приютившая нас от пурги на два дня и две ночи снежная пещера стала казаться берлогой белых медведей. Только в роли медведей оказались мы, восемь белых людей, сосущих вместо медвежьей лапы аккуратные кусочки пиленого сахара. С каждым днем отсидки в берлоге исчезали положенные на завтрак, обед и ужин порции сухого пайка. И с каждым днем таяли наши шансы пробиться к горному гнезду ветров – Тельпоз-Изу.

Создавалась угроза срыва контрольного срока. Такой разворот событий грозил многими неприятностями, волнениями родных и близких, переполохом в туристской секции и спортивном клубе, городских физкультурных и профсоюзных организациях и, наконец, что самое неприятное – организацией поисково-спасательных работ

Между тем до Тельпоз-Иза оставалось пройти всего 50-60 км и… около 150 км до выхода в ближайший населенный пункт на реке Печора – поселок Усть-Щугор, конечный контрольный пункт нашего маршрута. За долгими дискуссиями начали думать о сокращении маршрута по предусмотренному на такой случай более короткому запасному варианту.

В берлоге держалась стабильная температура. Вечерняя и ночная темнота сменялись на слабенькие, чуть заметные дневные сумерки. Длинными ночами отсыпались, а дневными пещерными сумерками коротали время за разговорами. Вспомнили, что дятловцы в эти дни должны были закончить свой маршрут по Северному Уралу. А еще… недоверчиво смотрели на свод хижины. Наша берлога могла бы стать и нашей братской могилой, если бы обрушился на нас, спящих, снежный потолок. Или… мы могли погибнуть от удушья.

Да, вполне могли бы, поскольку в пещере от дыхания постоянно накапливался углекислый газ, а вентиляция через узенькую дырку в лазе постоянно засыпалась снегом, ибо пурга и снежная метель не прекращались ни на минуту двое круглых суток. Однако мы держали ситуацию под контролем. Время от времени протыкали дыру изнутри лыжной палкой и снова залегали в полусонное состояние. С приходом дневного полумрака срабатывал природный инстинкт на прием пищи. Мы оживлялись, всухомятку закусывали сахарком, сухариками, корейкой, запивали подтаявшей на животе снежной водичкой. Сухой паек пришелся весьма кстати не только для восхождения и прохождения безлесых перевалов, но и вот здесь, в глухой пещере, в экстремальной ситуации.

Мы беззастенчиво проедали участки непройденного маршрута. Но организм требовал привычного кругового цикла обращения пищи, и мы не только ели, но и… журчали по команде в заднюю (в ногах) стенку нашей пещеры. Кому надо было больше – не позавидуешь, ибо предстояло вскрыть лаз, выбраться через него наружу и… оправляться в совершеннейшем неудобстве и неуюте: в белесомолочной мгле, когда снизу поддувает и насквозь пронизывает оголенную попу холодный колючий снег. После такой экзекуции хотелось поскорее нырнуть обратно в пещеру. Последнему надо было изнутри заделать лаз, аккуратно, и чтобы еще оставалось узкое вентиляционное отверстие. Залезали вновь в увлажненные спальные 3-местные мешки, устраивались поудобнее, согревали друг друга, приходили в активное состояние и некоторое время разговаривали обо всем: в том числе об альпинизме, для которого, конечно, по своим физическим данным мы были вполне пригодны.

Так, по крайней мере, убеждали нас Сергей Согрин и Витя Плышевский, уже вкусившие вкус альпинистских восхождений и тягу гор. Вспоминали друзей и товарищей, прежде всего из группы дятловцев. Где они? Подспудно снова и снова вертелся вопрос: как они там? Наверное, уже закончили маршрут, выбрались из Вижая в Ивдель и возвращаются на поезде в Свердловск?!

Вторая ночь в пещере – это уже не сахар! Наше дыхание и снежные стены сделали атмосферу в пещере слишком влажной и малоприятной. Одежда, казалось, пропитана этой сыростью. Хорошо, что не обрушается потолок! Но наши спальные мешки? Они уже не греют. Свитера и одеяла тоже с налетом мелких бусинок-росинок.

Тут вдруг наш закаленный и надежный товарищ, мастер спорта по лыжам Игорь Кузьминых, начал давать сбой. Из своего пещерного угла впервые пожаловался, что, кажется, у него начали побаливать суставы. Бывало ли это раньше? Бывало от простуды. И от больших нагрузок на лыжне. Признание это делает ситуацию близкой к критической.

15 февраля 1959 г. В ночную пещерную черноту, кажется, начинают проникать серые, чуть заметные утренние сумерки. Первый посланец, выпорхнувший по большой нужде наверх из снежной пещеры, исторгает восторженный возглас.

– Ребята! Пурга кончилась!

Над нами голубое чистое небо!

Это в 10 часов утра. Пора было, наконец, этому небу поголубеть, ворчим мы, с волнением готовясь к торжественному выходу из преисподней в как бы залитый золотым светом космос. Однако следующий его возглас был не столь оптимистичен.

– Ребята! Да на дворе-то минус 32 градуса но Цельсию. Давайте выбирайтесь скорее, я уже космонавт! Помогайте!

В самом деле, по мере освобождения из «братской могилы» все мы становимся похожими на космонавтов. Наша пропитанная влагой одежда моментально смерзалась и действительно превращалась в скафандры, стесняющие движения рук, ног, туловища. Даже расстегнуть и застегнуть брюки превратилось в большую проблему. Пальцы замерзают и не слушаются. Пуговицы не застегиваются, ткань шуршит, как фанера, но не гнется. Ветер того и гляди подхватит парусящие «скафандры» и унесет вниз в ущелье. Общими усилиями, помогая друг другу, успеваем оправиться по всем вариантам. Это не так просто. С великим терпением справляемся с этой напастью.

Извлекаем из ««братской могилы» лыжи и рюкзаки, набитые сырой одеждой, с трудом нахлобучиваем рюкзаки на свои шелестящие скафандры и… с невыразимой тоской обращаем прощальные взоры на непройденные перевалы к Тельпоз-Изу. Прощай, основной вариант маршрута. Теперь у нас – только запасной! Удастся ли еще побывать здесь? Беспокоит здоровье Игоря Кузьминых.

– Можешь идти на лыжах сам?

– Пожалуй, да! Постараюсь!

Мы полностью разгружаем Игоря и даже отбираем у него пустой рюкзак.

– Держись! Упадешь, поднимем и поставим, лишь иди, как сможешь!

Вот и явился нам запасной вариант маршрута: от главного хребта до берегов Печоры. Надо преодолеть сто с гаком километров. Там в поселке Усть-Воя имеется действующий аэродром для малых самолетов полярной авиации. Наша задача не просто пройти, а пробежать этот заключительный участок запасного маршрута, полагаясь лишь на запас прочности больного Игоря, да и на свои не растраченные еще силы и продукты. И мы помчались.

За первый же день по своей старой полузанесенной снегом лыжне пробежали вниз два дневных перехода. Прошедшая пурга, конечно, местами перемела лыжню, но след был заметен и заново торится хорошо, не проваливаясь. На ночном бивуаке нашей бывшей ночевки прогреваемся, просушиваем свои сырые вещи, отсыпаемся. Снежная землянка – рай по сравнению со снежной берлогой. Постепенно теряем высоту, снежный наст сменяется рыхлыми снегами, а по льду снег снизу притоплен наледями. Часто очищаем лыжи от налипающего и намерзающего снега, темп передвижения падает, но настойчивость наша возрастает. На наше счастье, морозы ушли, идти легче. Игорь Кузьминых терпеливо скользит сзади по наторенной лыжне. Его подстраховывают двое наших тяжело нагруженных, но здоровеньких молодцов – один спереди, другой сзади.

16 февраля 1 959 г. Этот день двигаемся по льду Большого Патока, обильно покрытого снежными заносами. Наша старая лыжня ушла на Седью, и мы крадемся по целине вдоль левого берега. Вот среди ивовых деревьев кто-то из впереди идущих замечает ветвистые рога лосей. Лесные красавцы спешно ретируются в лесистые заросли расширяющейся долины реки. Но на снегу остается их след, который помогает нам торить с большей скоростью и менее проваливаться. Игорь Кузьминых по- прежнему держится молодцом. Ему наверняка больно в суставах, хотя лицо его не выражает ни боли, ни большой радости по поводу встречи с лесными великанами.

Во второй половине дня появляются вдруг совсем иные следы – камусных лыж. Они идут в нужном направлении так же вдоль Большого Патока, и это придает нам прыти. Неожиданно на редколесье лицом к лицу сталкиваемся с двумя охотниками-коми. Мы расспрашиваем их о кратчайшем пути к реке Печоре и аэродрому, с которого можно отправить самолетом больного Игоря. Они подсказывают, где срезать излучину реки Щугор, где остановиться у избушки и переночевать в ней, и как по торной тропе, а потом по санной дороге выйти на берег Печоры в поселок Усть-Сопляс. На прощанье дают нам большой кусок лосятины.

Мы устремляемся к избушке и находим ее. Устраиваемся на нарах. Натапливаем до одурения, так что млеют кости от долгожданного тепла. Варим с гречей большие куски лосятины, это – как нечаянное вознаграждение за долготерпение и длительную диету.

17 февраля 1 959 г. На столе в теплой избушке изобилие продуктов: сухари, сахар, каша с тушенкой, какао. Ешьте, сколько хотите! Но никто есть не торопится и, более того – не хочет.

Последний 16-километровый переход. Для Игоря Кузьминых это был тяжелый переход, но он его одолел, несмотря на боль в суставах. На пересечении лыжной тропы с поперечной наезженной зимней дорогой повстречались нам две оленьих упряжки. Оленеводы едут в Усть-Сопляс. Они охотно берут нашего больного Игоря бесплатным пассажиром на свои нарты. А мы уже в темноте выходим на манящие огоньки поселка Усть-Сопляс. Находим теплую избу правления поселкового совета и приют в тесной комнатушке конторы. Накопившаяся многодневная усталость валит с ног.

18 февраля 1959 г. Игоря санитарным самолетом доставляют на станцию Печора, где в больнице делают первый квалифицированный медицинский осмотр. Игорь достаточно мужественен и терпелив, он отказался лечиться в местной больнице, решил ехать с нами на поезде до самого Свердловска. И мы благодарны ему за это мужество и единство нашей команды.

В тот же день, 18 февраля 1959 г. последний небольшой и непродолжительный переход на аэродром в поселке Усть-Воя. И вот он, долгожданный самолет АН-2.

Он уносит нас на станцию Печора, к поезду, к цивилизованной жизни. Мы возвращаемся в Свердловск.

Пройденный на грани риска маршрут и обретенный опыт многому нас научил и немало пригодился в дальнейших путешествиях.

На вокзале Свердловска никто нас не ждал и не встречал. Стало тревожно. Вскоре от случайных встречающих здесь же на перроне узнали: «На Северном Урале пропала группа лыжных туристов УПИ под руководством Игоря Дятлова. Объявлены поиски». Первая реакция – скорее в институт. Оставляем походное снаряжение и рюкзаки в общежитии, встречаемся в институте. Решено: не расслабляться и никуда не уезжать, приболевшему Игорю Кузьминых лечиться, остальным быть готовым выехать на поиски.

https://uralstalker.com/mag_author/sogrin-sergej/

Согрин Сергей Николаевич родился в 1937 г. в Шанхае (Китай). Когда ему было 10 лет, семья вернулась в Россию, в Свердловск. Закончил Уральский политехнический институт по специальности металлургические печи. В «Уральском следопыте» печатался его очерк с изложением версии гибели группы туристов И. Дятлова. Живет в Усть-Лабинске Краснодарского края

https://i.ibb.co/tqzn8jG/image.png
https://uralstalker.com/uarch/us/2010/11/14/
https://uralstalker.com/uarch/us/2010/12/14/

https://xn----dtbdzdfqbczhet1kob.xn--p1ai/wp-content/uploads/2020/05/Pereval-Dyatlova.pdf

https://i.ibb.co/3Bb8QD3/1.png
https://i.ibb.co/f8GkpnK/2.png
https://i.ibb.co/LJ20Btp/3.png
https://i.ibb.co/PcRDHCr/4.png

https://dyatlovpass.com/resources/340/gallery/Dyatlov-pass-case-files-258.jpg
https://dyatlovpass.com/resources/340/gallery/Dyatlov-pass-case-files-259.jpg

http://alpclub-ur.ru/retro/Sogrin/index.html

0

4

https://img.revda-info.ru/wp-content/uploads/2012/03/kopytov1.jpg

https://ura.news/articles/1036275857

Свердловчанин Юрий Копытов — заслуженный турист: создал в родной Ревде городской турклуб, запускал в 1960-х секции туризма при заводах и школах, бывал в походах по всему Союзу — от Алтая и Байкала до Кавказа, Хибин и Приморья. Семена Золотарева, который был инструктором на Коуровской турбазе (поселок под Первоуральском, недалеко от Ревды), он до сих пор помнит прекрасно, несмотря на возраст (Юрию Николаевичу сегодня 86 лет). По его словам, это именно он познакомил Золотарева с группой Дятлова.

Это случилось за несколько месяцев до рокового похода. «Он ведь тоже работал на турбазе, и мне пришлось его пристраивать, — рассказывает Копытов. — У нас была обязательная туристская практика. Он был в отпуске, пришел ко мне, с коуровской турбазы в городской клуб, и говорит: „Надо сходить в поход, с кем посоветуете?“».

По словам Копытова, он знал, какие группы в какие походы собираются пойти, и порекомендовал Золотареву поучаствовать в походе третьей, высшей на тот момент, категории трудности. «Я слышал, что УПИ собирается в поход на Северный Урал, — говорит турист-ветеран.

— Говорю: «Вот идет группа Дятлова, сходите с ними!». Я направил его в эту группу, договорился с руководителем. Они его взяли».

Несмотря на то, что Копытов живет в последнее время в доме престарелых, он в курсе последних новостей (например, об эксгумации могилы Семена Золотарева) и странностях, которые подмечают исследователи дятловской трагедии. Хотя замечает, что лично у него тогда, в 1959-м, Золотарев не вызывал никаких подозрений. «С виду был нормальный человек, — говорит Юрий Николаевич. — Ничего плохого о нем не слышал».

Однако, по словам руководителя фонда памяти группы Дятлова Юрия Кунцевича, Копытов сожалеет сегодня о том, что познакомил Золотарева с дятловцами. Правда, на камеру он этого не произносит. «Это получилось случайно. Надеюсь, меня не обвинят?» — шутит Юрий Николаевич.

https://www.revda-info.ru/2012/03/26/yu … -so-mnojj/

Юрий Копытов: «Жаль, что информация уйдет со мной»
Краевед, турист, геолог, педагог Юрий Николаевич Копытов рассказал о первых походах, о том, как учился учить детей, почему ему нравятся мобильные телефоны и не нравятся компьютеры.
Он видел белое безмолвие Кавказских и Уральских гор и «на вершине стоял, хмельной». Он слышал, какие песни поют туристы, и подпевал им сам. Он пробовал похлебку, которую варят на костре в дальних экспедициях. Он умеет рассказывать прожаренные азиатским солнцем памирские были; с мастерством волшебника достает из кладовой памяти истории, просоленные потом уставших людей и горькими слезами тех, кто терял на просторах нашей страны близких, зараженных неизлечимой бациллой туризма. 19 февраля адепт ревдинского туризма, геологии, краеведения Юрий Николаевич Копытов отметил 80-летие.

Юрий Николаевич Копытов родился 19 февраля 1932 года в с. Гробово (р-н Дружинино). Окончил Свердловский пединститут. Работал преподавателем в школе №4, организовывал и продвигал в Ревде кружки и секции по туризму, ориентированию, краеведению. В 2000 году получил звание Почетного путешественника России. С супругой, режиссером театрального коллектива «Провинция» Людмилой Степановной Копытовой, живут вместе 46 лет. У Копытова — три взрослых дочери: Ольга (от первого брака), Наталья и Екатерина. Трое внуков — Максим, Елена и Юля. Максим окончил биофак УрФУ, учится в аспирантуре. Лена учится на третьем курсе педуниверситета в Екатеринбурге по специальности «Экология и туризм», а Юля — в Московском вузе по такой же специальности.

С ним легко и нелегко говорить. Легко, потому что с высоты прожитых лет он к любому, кто моложе 50-ти, относится по-отечески тепло и не скрывает своей симпатии. А нелегко, потому что памяти диктофона не хватит, чтобы записать все его рассказы. Он настолько много знает, видел, слышал, читал, умеет, пробовал, испытывал, что охватить все это кажется непостижимой задачей.

Мы беседовали два часа — обо всем. О прошлом и настоящем, о будущем и том, чего вообще не может быть. О политике, компьютерах, космосе, камнях, значках, загранице, детях, велосипедах, войне…

Может быть, когда-нибудь этот невысокий ростом, но громадный в своем значении для нашего края человек напишет книгу. Наверное, это его священный долг — ведь он сам признает, грустно улыбаясь: «Мне жаль, что в моей голове хранится столько информации, а она уйдет со мной».

«Меня по жизни «тащит» какая-то сила»
Мы познакомились с Юрием Николаевичем 12 лет назад — он водил наш класс в поход. Конечно же. А заочно встретились на год раньше. Тогда, в первые недели учебного года, мы с классом ходили в лес, где по его поручению расставляли указатели на туристических тропах. Думаю, у каждого второго ревдинца есть подобная история: как он познакомился-услышал-узнал о геологе, туристе, краеведе, географе Копытове.

Про него пишут в книгах и журналах, его узнают на улице, и, несмотря на возраст, по-прежнему обращаются к нему за помощью.

10 лет назад Копытова попросили возглавить поисковый отряд. В районе Шунута пропал 11-летний мальчик — повздорил с братьями, ушел домой, но так до него и не добрался.

— Приехали лесники, милицейский взвод. Я каждому дал задание, по каким тропам идти, — вспоминает Юрий Николаевич. —  Выбрал себе самый дальний путь, через Платониду. Взял с собой старшего брата потерявшегося мальчишки. Там с юга на север течет Ревда и пролегает по склону горы Шунут лесовозная дорога, а между ними четыре километра. Я стал срезать, чтобы выйти на эту дорогу. Там такой был кавардак — деревья навалены, колеи нарыты КАМазами, дороги, в общем-то, и нет, тяжело идти. Мне тогда было уже 70 лет, чувствую, что ноги уже набил. Повернул вправо, и тут мой спутник кричит: «Алешка!!!» В тридцати метрах от него идет мальчишка, которого мы ищем.

Юрий Николаевич надолго задумывается. Сегодня он увлечен учением Вернадского о сфере разума и, говорит, теперь точно знает: какая-то сила его по жизни «тащит». Подсказывает ему, как поступить, куда пойти, где искать.

«Сегодня я не вижу вокруг себя интеллигентов»
В 1941 Юрию Николаевичу Копытову было уже 9 лет. Он твердо помнит, как через станцию Дружинино проезжали поезда с эвакуированными — а он бегал к ним, продавал молоко и пышные мамины шанежки. И сквозь запыленные, забрызганные грязью окна вагонов видел мир: самых разных людей, которые в нем живут.

— У нас на станции Дружинино в эвакуации довольно много было ленинградцев, — рассказывает Юрий Николаевич. — И тогда я в первый раз узнал — даже, скорее, почувствовал, — что такое интеллигент. Приезжали такие люди, которых я уважал, они с нами обращались, как с равными. Для меня это и есть интеллигентность — уважение к любому, вне зависимости от его возраста и достатка, человеку. Сейчас я таких, поистине интеллигентных людей, вокруг себя не вижу.
О том, что ему самому предстоит попробовать себя в роли одного из представителей класса интеллигенции — учителя, худенький 14-летний подросток Юра Копытов тогда, конечно, не догадывался. Как и все мальчишки, он мечтал о морях, горах, путешествиях. Но до морей уж очень было далеко, а до Свердловского педучилища — близко.

— Это был первый послевоенный год — самый голодный, — вспоминает Юрий Николаевич. — Тогда здесь питались, в основном, картошкой, а в 46-м не было и ее. Я привозил с собой в Свердловск солдатский котелок картошки, растягивал его на неделю. Но мне, знаешь, совсем не нравится, когда старушки говорят: «Ох, как мы жили …» Да мы жили, как все! Да и в детстве это воспринималось как данность — ведь сравнивать-то было особенно не с чем.

Скрипка, домра и оркестр учителей
— В педучилище я получил для жизни знаний больше, чем потом в пединституте, на геофаке, — уверен Копытов. — Может быть, и возраст был такой — 14-15 лет — когда все воспринимается острее, глубже, серьезнее. Я научился там петь; занимался музыкой, физкультурой, у нас были мастерские, где надо было работать руками. А в институте у нас были только лекции да экзамены. Хотя… я и там находил себе занятия — играл в баскетбол, настольный теннис, был чемпионом факультета по лыжам.

В педучилище Юрий Николаевич впервые взял в руки скрипку: неожиданно у него обнаружился большой талант к игре на этом инструменте. О том, что слух у него есть, он знал и раньше: в Гробово, где жила его семья, вся родня пела в церковном хоре. А в празднике Копытовы давали настоящие домашние концерты.

— Сначала я ходил на занятия не очень охотно — это пиликанье было: до-ре-ми-фа-соль-ля-си, что украл, то принеси, — смеется Копытов. — Но однажды наш преподаватель сыграл на скрипке «Распрягайте, хлопцы, кони», да так здорово! Я был удивлен: оказывается, все песни, которые мы поем в пьяненьких компаниях, можно и на скрипке сыграть! И тогда я увлекся — до того, что меня даже взяли в оркестр преподавателей. В это же время у нас создали оркестр народных инструментов, где я играл уже на домре.

Юрий Николаевич берет в руки старенькую мандолину и пытается взять аккорд. Он купил ее в годы перестройки. Где она только с ним ни побывала!.. Вот такая, чистая, незамутненная электронной обработкой музыка, ему нравится больше всего. Эта музыка — настоящая, уверен он. А все, что сегодня слушает молодежь (да бесконечно, да в наушниках!) — только губит в человеке душу. Как и гаджеты, которых сегодня больше, чем людей на Земле.

— Единственное — мобильный телефон, очень полезное изобретение, — объясняет Копытов. — Мне «мобильник» подарили дети, и я теперь всегда на связи. Правда, я в нем до сих пор не разобрался. Мне записали туда, кого нужно. Я нажимаю до тех пор, пока не соединится. Вот и все мое умение. Почему современные дети не хотят идти в поход? Да потому что их посадили за компьютеры! Им не надо тащить рюкзак, отгонять комаров, — они на мониторе могут увидеть все, что хотят, любую точку Земли. Как быть? Надо начинать с педагогов. Воспитывать в учителях желание увлекать детей.

«Мой принцип — «делай, как я»
В нем самом жгучее, непреодолимое желание познавать самому и увлекать других воспитала преподаватель вуза Раиса Борисовна Рубель. До войны она водила студентов в походы, а потом провожала их на фронт и получала от них письма. Она любила свой край, и всем сердцем была привязана к своим ученикам. А чинуши требовали с нее научную работу. Тогда она решила взять тайм-аут для подготовки диссертации, а вместо себя устроила во Дворец пионеров на полставки 19-летнего студента Юру Копытова. Это было в 1951 году.

— С этого началась моя работа в системе дополнительного образования школьников. Тогда же я пошел в первый поход — на лыжах: Свердловск — Сысерть — Каменск-Уральский, — рассказывает Юрий Николаевич. — Тогда вернулось очень много фронтовиков: как раз велось сокращение армии. Многие из них устраивались на работу в учебные заведения, вот и в наш вуз пришел такой фронтовик. Он и повел нашу группу в поход. Многому научил меня. Это ведь очень важно: чтобы тебе повезло с настоящим, умным, хорошим учителем. Мне, я думаю, с такими людьми везло.
Сам Копытов проработал в школе всего восемь лет. Начал с новой тогда школы №4, куда его, молодого специалиста, можно сказать, заманили квартирой: собирался жениться, а своего жилья не было. Преподавал он там географию и физкультуру.

— Я всегда старался дать детям как можно больше, — вспоминает Копытов. — Когда мы проходили появление Земли, я описал сразу три теории. Мне нравилось рассказывать о том, чего нет в учебниках. Вообще, основным принципом в педагогике для меня всегда было «делай, как я». Я просто собирал ребят, вывозил на природу, и они все находили и открывали сами.

Турклуб при поддержке Горкома
Дети всегда тянулись к своему педагогу (в былые времена в кружках Копытова занимались до сотни человек!). Когда Юрий Николаевич поступил на работу в Дом пионеров, он почти сразу собрал вокруг себя талантливых педагогов, и ударными темпами начал приучать маленьких ревдинцев к туризму.
— В 1959 году, как помнят многие старожилы, в горах таинственно погибла группа Дятлова — девять лыжников из турклуба УПИ, — рассказывает Копытов. — После этого власти решили полностью запретить туризм. Но как его запретишь? Люди все равно шли, а в итоге случаи гибели только участились. В УПИ тогда был умный зав. кафедрой физвоспитания Андрей Михайлович Вишневский. Он сказал мудрую фразу: «Да учить надо людей, а не запрещать». Я с ним полностью согласен.

Вот он, Юрий Николаевич, и обучал — организовывал конференции для педагогов, соревнования по ориентированию, городские турслеты, и сам возглавлял школьные туристические группы. На базе Дома пионеров организовал городской туристический клуб. Привлек Горком комсомола, при его помощи создал секции туризма на СУМЗе, ОЦМ и РММЗ. Учредил в городе детско-юношескую геологическую партию, открыл местную контрольно-спасательную службу — чтобы уж в случае чего можно было найти заплутавших своими силами.

— Мне тогда как-то удалось объединить все школы, — смеется Копытов. — Конечно, приходилось немножко давить. Но мы добились, чтобы школы хотя бы раз, да ходили в поход за время учебного года. Уже позже я пришел к выводу, что не надо заставлять ходить в походы. Надо развивать эту работу только там, где есть грамотные в этом плане руководители и ребята, которым это интересно.

«Я влюбился в зелено-голубое озеро»
Для Юрия Николаевича туризм всегда был неразрывно связан с краеведением. Наукой о крае он увлекся еще в пединституте. Тогда в вузы были переданы дореволюционные еще книги из библиотеки УОЛЕ (Уральского общества любителей естествознания):

— И вот в одной из них я вижу: «село Гробово». Читаю, и думаю: ну, надо же, село! А я считал, что это лишь точка на земном шаре. Стало интересно. Чем дольше занимался, тем больше приходил к выводу, что весь Урал — равно как и любой другой край, — от начала и до конца обойти нельзя. Прошел по этой тропе — а там, в трех километрах, еще интереснее! А начал я с Урала, конечно, — с Талькова Камня. Это озеро в Сысертском районе, оно образовалось после затопления талькового рудника. Оно — зелено-голубое, я видел его осенью, в золоте листвы… Был очарован и покорен на всю жизнь.

Копытов строго осуждает такие виды туризма, когда главным для людей становится простое ничегонеделанье: поесть, выпить, поиграть в карты… Туризм для него — это, прежде всего, изучение родного края.

— Краеведение многие понимают, как историческую науку. А для меня это, прежде всего, природа, — говорит он. — Вот мы и изучали на занятиях памятники природы — Шунут, Соколий Камень, Платониду, Дыроватый Камень… Туризм — самое лучшее занятие на свете! Это и пешие походы, и сплав на лодках, байдарках, и лыжные путешествия… Это масса способов передвижения — и навыков выживания, ведь в походы ходят круглый год.

«Возьми значков. И бутылку водки»
Каждое место, которое посетил Юрий Николаевич, памятно ему до сих пор. А кое-откуда он и трофеи привозил: как творческие, так и вполне материальные. Песню, например. Или сказание, легенду о крае. Или… ледоруб, как это случилось на Кавказе в 1952 году. Группа пошла в горы в знойный июнь, и  ледники начали таять. Из-подо льда вытаивали пулеметы, пушки. Туристы обнаружили даже труп красноармейца. Это там, в Приэльбрусье, сложилась песня «Барбарисовый куст», которую исполнял Юрий Визбор. Стихи и музыку к ней написал Николай Моренец, она посвящена нашим солдатам, снявшим с Эльбруса фашистские флаги и водрузившие на него те, что полыхают красным…

— Мне не забыть той долины, сложенный холм из камней. И ледоруб в середину воткнут руками друзей, — тихо запевает Юрий Николаевич. — Ветер тихонько колышет, гнет барбарисовый куст, парень уснул, и не слышит песен сердечную грусть…

Дальше не получается. Перехватывает горло. Так во всем — слишком многое пройдено, слишком многое уже осталось позади.
1952 год — Кавказ, 1953 — Памир, 1954 — снова Кавказ (и потом еще восемь раз), 1956 — Алтай, 1968 — Хибины, Мурманская область. Потом — Ленинградская область, Карелия, все республики Прибалтики. После — Белоруссия: Брестская крепость и Орша, под которой в 1941-м году дали первый залп наши «Катюши». 1979 год — Украина, Карпаты. Молдавия, Кишенев. Крым. Вся Средняя Азия — в основном, на велосипеде. Трижды — Байкал. Приморье. Чехословакия…

— Выезжал в ГДР в 1959 году — кстати, с этого у меня началась коллекция значков, — вспоминает Юрий Николаевич. — Нас, группу туристов, направили туда в поощрение — от спорткомитета. Поинтересовался при отъезде: что с собой брать? Говорят: «Возьми значков. И пару бутылок водки». Ну, я — человек послушный, так и сделал. А там так принято: даришь ты — дарят тебе. И я привез из ГДР целую коллекцию. Сейчас значков у меня около трех тысяч. Как-нибудь приходи, я тебе покажу. Меня привлекает район Югославии, Черногории, Словении — там не был. Но, я тебе скажу, лучше Урала нет ни-че-го! Это к нам должны ездить иностранцы, а не мы — к ним. Просто заграницей этот туристический бизнес раскручен, а у нас с ним пока дико и глухо.

«Заряженность у меня такая»
Окончательно на пенсию Юрий Николаевич Копытов ушел в возрасте 75 лет, в 2007 году. Говорит: сам понял, что пора.

— Я тут так много всего «натворил», что сам удивляюсь, — смеется краевед. — Но то, что мог делать раньше, мне стало уже не по силам. Сегодня тоже помогаю всем, кому и чем могу. Ко мне приходит студент железнодорожного техникума Яков, он составляет словарь ревдинских географических терминов. Я передал ему литературу, готовлю для него материалы, мы с ним беседуем, обсуждаем его идею.
…Мы беседуем два часа, и под конец Юрий Николаевич заметно устает. Он перенес инсульт, и ему нелегко долго говорить. При всем при этом — сам ездит к старшей дочери в Екатеринбург, и в свои 80 лет сохраняет кристально-чистый разум: много читает, разгадывает сканворды, слушает музыку и даже пытается работать на компьютере — дети научили. Прощаясь, я, не выдержав, задаю ему самый неоригинальный журналистский вопрос: почему люди, прошедшие войну, живут дольше, чем те, чьи детство и молодость пришлись на послевоенные, мирные и, казалось бы, благополучные годы?

— А организм закаляется, — улыбается Юрий Николаевич. — Привыкаешь жить интенсивно, с напряжением, не расслаблять себя. Многих, с кем я лежал в больнице по поводу инсульта, сегодня уже нет. А я что-то еще тяну. Заряженность у меня такая.

Байка из жизни
— В 1954 году, учась на последнем курсе института, отправился со сборной области в поход по маршруту Карпинск — Березняки. Я там получил урок на всю жизнь.

Был я тогда довольно шустрый и выносливый. Мы уже выходили в тайгу, когда меня попросили сбегать за пять километров — к геологам, которые обещали дать нам карту. Я сбегал туда и обратно (а это 10 км), и догнал свою группу. Всего протопал километров 20. После обеда решили идти в тайгу, по целинному снегу. Руководитель группы меня спрашивает: «Юра, ты как? Пойдешь, нет?» Я, конечно, набегался уже — ведь еще и с рюкзаком ходил туда. Но как-то постеснялся признаться в том, что устал. И пошел. Чувствую: у меня нога мерзнет. Остановились на ночевку. Мороз — -37 градусов. Забрались в стог — вроде, ничего. Шли в обычных лыжных ботинках, на ночевку переобулись в валенки. А я взял обычные, повседневные валенки, а не как принято — на размер больше, чтобы в случае чего дополнительно утеплиться. Я носки натянул, валенки, ноги сдавило — вроде, ничего не чувствую.

Утром встал, еще день шел. К вечеру — уже в тайге — переобуваюсь, смотрю: у меня ступни уже синие. Я левую ногу оттер, а когда занялся правой, вышел руководитель: «Завтра рано вставать, иди, ложись». Послушался. А утром встал — правая нога уже распухшая. Только на третий день попал в больницу. Лежал почти месяц — встретил там свой 22-й день рождения. Врачи предлагали отнять мне палец на ноге, но я его отстоял. С тех пор, если устал, всегда в этом признаюсь открыто.

https://admrevda.ru/novosti/5760-segodn … evich.html
https://www.revda-info.ru/2020/12/09/um … nin-revdy/

Сегодня умер 88-летний Юрий Копытов, педагог, турист, краевед, большой любитель и знаток родного края. В последние годы он тяжело болел.

Юрий Николаевич пережил супругу, Людмилу Степановну Копытову, режиссера, всего на три года — она умерла в год своего 70-летия, посмертно ей было присвоено звание Почетного гражданина Ревды. Копытов получил его в 2012-м. Они были единственной в Ревде семейной парой, заслужившей это звание.

Из представления на звание Почетного гражданина, которое публикует сегодня мэрия Ревды:

«Юрий Николаевич работал в Свердловском дворце пионеров руководителем геологического кружка в обществе «Глобус», учителем географии в школе № 13 станции Дружинино, старшим преподавателем дневного отделения спортивного туризма УПИ Свердловска.

В 1961 году переехал в Ревду и продолжил педагогическую деятельность в школе № 4, а затем – в Доме пионеров руководителем туристского клуба. По инициативе и при активном участии Юрия Николаевича в Ревде создан городской клуб туристов, введено в практику проведение туристских слетов школ города. При содействии Копытова Ю.Н. в Доме пионеров был создан геологический музей, первоначальная коллекция которого была составлена из материалов, собранных в геологических экспедициях по Советскому Союзу.

https://www.revda-info.ru/2021/10/28/pa … i-v-revde/

На этой неделе, 26 октября, в Ревде появилась еще одна мемориальная табличка — на доме по Спортивной, 43а. По этому адресу много лет жили почетные граждане города Копытовы Людмила Степановна и Юрий Николаевич. Установку таблички инициировала мэрия — таким образом увековечивают память обо всех почетных гражданах Ревды, которых уже нет в живых.

http://www.turist-club.ru/news/ushel-iz … evich.html

Печальная новость: на 89 году 9 декабря 2020 года ушел из жизни КОПЫТОВ Юрий Николаевич, заслуженный путешественник России, почетный гражданин города Ревды. Всю свою жизнь он посвятил туризму, в походах побывал чуть ли не по всему Советсткому Союзу вначале пешком, а потом на велосипеде. Много лет он занимался подготовкой подрастающего поколения, водил детей в походы, учил их взаимовыручке, дружбе, различным тонкостям преодоления естественных препятствий на маршрутах. Многие годы Юрий Николаевич был председателем МКК областной станции юных туристов,   МКК города Ревды, а также членом областной и зональной маршрутной комиссии.  Он был очень добрым и очень хорошим человеком. Печально, что такие люди уходят.

Н.И.Трубина, В.Г Карелин

Федерация спортивного туризма Свердловской области

0

5

https://i.ibb.co/jJ7Vbp1/Alla-Groshe-6726528-21262840.png

https://i.ibb.co/M1C5rdR/image.jpg

https://i.ibb.co/93gd0Xj/7.jpg
Фото 1955 года

https://i.ibb.co/gP3qcsn/5-1952.jpg
Фото 1952 года

https://www.kp.ru/daily/26106/3001973/

В Армавире мы повстречались с племянницей Золотарева Аллой Боровиковской (в девичестве Кольцовой).

- Меня возмущает, что Семена на неких форумах называют шпионом, - начала беседу Алла Александровна. - Если б он был таким, то всем его родственникам не поздоровилось бы. Я, например, в 60-х годах поступала работать в детскую комнату милиции в Невинномысске. Но меня не приняли из-за того, что мой отец пропал на фронте без вести. Такое суровое было время. А окажись, что Семен шпион, так всю бы нашу родню тогда затаскали по инстанциям.

Я помню Семена с 52-го года. Это был очень веселый, солнечный человек. Когда приезжал в Удобную - наступал праздник. Он очень любил фотографировать и был прирожденным туристом. Нас, детей и подростков, уводил в горы. Учил разводить костры, готовить пищу и прочим походным делам. Когда он погиб, то родные сестры Семена, ныне покойные, еще в те времена говорили между собой, что его и других туристов в горах убили. Откуда у них взялась такая информация, мне неизвестно. Меня, школьницу, в это не посвящали... Почему он не был женат? Да у нас в семье все поздно женились. Мой отец тоже женился в 32 года. Другие родственники и еще позднее. Но женщин Семен любил, да и они его любили. Я слышала, что в Ставропольском крае, в Лермонтове, у него была гражданская жена и был ребенок, но про них ничего не известно... А вот татуировок на руках у Семена я не видела и зубов металлических у него не помню... (При обследовании тела Золотарева медэксперт указал: «На верхней челюсти две коронки и зуб из белого металла, на нижней - четыре коронки из белого металла». - Авт.)

!!! В записи в статье  Алла Кольцова говорит о том, что семья знала что Семен погиб вместе с группою - из-за схода лавины.

Алла Кольцова - это фамилия по её родному отцу. Федор Герасимович Золотарев - двоюродный брат Семена Алексеевича Золотарева. Он женился на матери Аллы и удочерил её. Родственники знают её и по фамилии Грошева и Боровиковская. Это по бракам.
Алла была на момент знакомства с Семеном - достаточно взрослым ребенком. Как видим - он их водил в походы и конечно это было летом. А летом - в Краснодарском крае - это жара. Ну соответственно - купания и форма одежды с открытыми рукавами.

Я тут и укреплю сборку по их семейному древу, которую когда-то давненько делала

https://i.ibb.co/FhGJFh6/Foto1947go.jpg

Самые старшая из известных племянников/племянниц Семена Золотарева - это Валентина Пантелеева.
На момент усиленного интереса к персоне Семёна - был жив еще младший брат Федора Герасимовича - Пётр.
А это как раз переданные его слова через его дочь
http://samlib.ru/p/piskarewa_m_l/zolotarev.shtml

До сих пор жив двоюродный брат Семена Золотарева, Петр Герасимович Золотарев, отец Натальи. Ему 81 год. И дай Бог ему доброго здравия и долгих лет жизни!
...
Наталья: Мама ещё нашла несколько штук фотографий, я потом их покажу, это ещё в доказательство,что Семён называл себя Сашей, теперь на его фото, он подписывал "брат Саша".

М.П.: Да,интересно... Скажите, а Ваш папа помнит, у Семена были какие- нибудь татуировки на теле? Что они означали?

Наталья: Про татуировки папа говорит, что у Семена не было никаких татуировок. По крайней мере до отъезда в Пятигорск. И про друга по имени Гена папа ничего не знает.

0

6

https://i.ibb.co/kcd7df7/6-1960.jpg
Валентина Пантелеева (слева) с Надеждой Андрющенко 1960 год

https://i.ibb.co/gP3qcsn/5-1952.jpg
Валентина слева 1952 год

https://i.ibb.co/dGKxJxV/15.jpg
Малышка Валентина 1939 год

https://www.msk.kp.ru/radio/26777.1/3812306/

http://russia-paranormal.org/index.php? … 7#msg89547

Валентина Пантелеева делится воспоминаниями с 36 минуты. Она точно говорит свой возраст - она 1938 года рождения. Вот она-то и говорит о трех сестрах у Семена Золотарева. Т.е. не только Екатерина и Мария. Валентина как раз подробно описывает про Пятигорскую тетушку. Которой Валентина - приходится именно внучкой. Эта Пятигорская тетушка - родная сестра Веры Ивановны Золотаревой. Сестра Семена или племянница - не родная! (это вот Валентина четко не помнит) - жила как раз в Лермонтово. Таки еще до приезда туда Семена Золотарева. Т.Е. вот на фотке декабря 1950 года - это вот она могла и быть: та молодая особа. Именно на таких родственных связях она могла правильно вписаться в загадку на подписи к фото.
П.С. Надоть наверное озадачиться переводом слов в буквы в этом интервью.

Мы жили вместе в одном доме (про ст.Удобную) через сени, в одной комнате моя мама с тремя детьми, а в другой -он (Семен Золотарев)...у него же и другие братья сестры - их пять человек: сестра старшая, потом сестра - моя мама (Екатерина), потом еще сестра перед ним (видимо Мария - она самая младшая из дочерей Веры Ивановны и Алексея Герасимовича - сужу по деткам), потом еще и брат и он - пятый...
у него (Семена) был мальчик...это уже от тетки, последующей сестры (видимо о Марии - она называет её в тексте следующей сестрой), она ж мне тетка родная мне, как мать родная, она крестная мне...так вот она мне говорила, что у него была девушка и они еще не поженились, но они жили в Пятигорске, он преподавал в фармацевтическом институте физкультуру... ну там у него родился сын. Она (девушка та что родила сына) не взяла, отказалась (от ребенка). Он (Семен) нанял няню, она за ним смотрела. Вот он же поехал туда ( про турбазы видимо) подработать, чтоб сына помочь поддерживать...Он (Семен) сразу жил в Пятигорске у родной тети своей. а мне это уже бабушка двоюродная как можно сказать, его матери это была родная сестра. Она в санатории работала в Пятигорске...он у неё жил пока находился в Пятигорске в подвальном помещении таком я была там...потом ему дали квартиру в Лермонтово и в Лермонтове бараки такие. Я там однажды была...Семен (в Лермонтове кроме всего прочего!!!)работал в клубе...в хоре...пел там... его там сестра жила (в Лермонтове), мы к ней заходили. Сестра (про Лермонтовскую родню) -она замужем была, не помню за детей сколько...Нет не родная сестра , наверное как бы не племянница (получается в Лермонтове до приезда Семена уже обитали их родственники - видимо по линии Веры Ивановны, то-то она так решительно из удобной уехала в Лермонтово).
Он (Семен) перед самым отъездом в поход на Урал заезжал ко мне (Валентина в то время училась в Черкесском педагогическом институте) он приехал и дал мне денег...все знали, что он уедет в поход на Урал...он даже  фотоаппаратов два брал чтобы снимать..."

0

7

https://s16.stc.yc.kpcdn.net/share/i/4/1254858/wr-750.webp

https://www.kp.ru/daily/26649/3669327/

В городе Лермонтове я встретился с супругами Кузнецовыми - Александром и Ириной. Оба заядлые туристы и просто любознательные люди, для которых трагедия на перевале предмет глубоких раздумий. Александр был учеником Семена Золотарева, и много что интересного рассказал.

- Мне хотелось бы немного посвятить вас в те времена, - начал Александр. – Наша семья жила в Томске. А в 1953 году, вскоре после смерти Сталина, моего отца, военного строителя, направили в Лермонтов на возведение уранового комбината. Мне, семилетнему, очень запомнилась та поездка. Тогда по амнистии выпустили множество зэков. Они тоже ехали поездами, а поэтому все пассажиры в купе сидели взаперти. И вот картина через окно: на некой станции идет по перрону такое чудо – блатной. Невысокий. На нем узбекский халат, подштанники и шлепанцы. За ним два здоровенных мужика. Одеты тоже ужасно. А четвертый в женской комбинации за ними скачет. И у него 3-4 торта в руках. Потом уже в Лермонтове я насмотрелся на этих зэков, их на работы водил конвой с автоматами, с собаками. Заключенных здесь было где-то до двух тысяч.

- Они на урановых рудниках работали?

- Нет. Там взрывчатка и шахты сквозные. Они могли уйти со взрывчаткой. Зэки просто строили город, как бесплатна рабочая сила. Когда мы прибыли, здесь было несколько домов, лагерь для заключенных, да Второафонский монастырь, в котором обустроили первую в городе школу. В ней и начинал учительствовать Золотарев. Ранее монастырь славился тем, что в нем продавали светящиеся краски из местных смол, радиоактивные. Писали светящиеся иконы – очень страшная вещь! Но про опасность, конечно, не знали.

- С развалом Союза там перешли на выпуск удобрений. А в советские времена Лермонтов был секретным городом. Даже в телефонном разговоре запрещалось упоминать его название.

- Раньше я занималась спортом, - рассказывает жена Александра – Ирина. Если мы приезжали на соревнования в какой-то город и селились в гостиницу, где есть иностранцы, нам, лермонтовским, запрещалось выходить из номеров. А спортсмены, например, из соседнего Пятигорска, пожалуйста, могли свободно гулять. Если иной шахтер из Лермонтова выпьет, похулиганит в каком городе, милиция была обязана сразу его отвезти в Лермонтов и передать своим коллегам.

- Вполне возможно, что он (*Семен Золотарев) был комитетчиком, - говорит Александр. – Но в то же время он несколько странно для той поры показывал нам историю войны. Война тогда подавалась, как череда наших громких побед и запрещалось говорить о тяжелых поражениях, котлах, о наших пленных. А Золотарев про это рассказывал и поучал нас: «Ребята, нужно быть накачанными, здоровыми, ловкими, тогда вам и стране эти беды угрожать не будут».

Я помню только, что был у него на войне товарищ Саша. То ли Золотарев ему жизнь спас, то ли наоборот, и тогда они поменялись именами. Поэтому Семен представлялся всем Александром. Так было принято. Люди менялись даже фамилиями. Я знал армянина Гаврилова с подобной военной историей.

- Да. Это я знаю от моего брата покойного. Брат старше меня на пять лет, и Золотарев с ним и другими старшеклассниками в походы ходил. Однажды и я в году 1958 –м с ними в поход попал недели на полторы. Впечатления самые яркие. Золотарев там все организовывал по-военному. Армейские гимнастики: советская, немецкая. Метание ножей. Вечером у костра гитара, песни. Золотарев был очень веселым, подвижным, но имел некую странность. Мог минут на 20, на полчаса сеть, уставившись в одну точку, глубоко задуматься и от всего отключиться.

Мой брат Алик и его два друга Рысухин и Митрохин как-то близко с Золотаревым сошлись. Однажды он им сказал в доверительном разговоре, что ему очень надо в горы Северного Урала, и он теперь с нетерпением ждет каких-то писем.

- 1 сентября 1958 года, - продолжает Ирина, - одноклассник моей мамы с друзьями встретили случайно на вокзале в Новосибирске Золотарева. Тот был с рюкзаком. Тогда же Золотарев сказал ребятам «А я на Урал, наконец-то, иду в этот поход». Рассказывают, что Золотарев тогда ездил к Виталию Абалакову.

- Я помню прекрасно, - вступает в разговор Александр, - когда осенью 1958 года Золотарев приехал из Сибири, он весь горел предстоящим походом на Северный Урал. Он говорил: «Ребята, я жду писем. И мы едем на Урал! Мы едем! Договорился! Мы там все пробили. Жду сообщений, когда они смогут поехать. Это абсолютно точные данные». Но он не говорил, от кого ждет писем. Не отвечал прямо на вопросы: зачем ему так надо в этот поход, лишь загадочно интриговал: «Это секрет. Вот вернусь, я вам все расскажу. Услышите обо мне. Ребята, это все перевернет мир! И все будут о том говорить». Он шел за какой-то тайной, за каким-то открытием. Это точно.

- Да. Они собирались именно после Нового года. Дальше он всем нам рассказывает: «Ребята, получил письма. Еду!». Но директор его не отпускает. Между ними скандал дикий был. Ну и, в конце концов, Золотарев уволился. А где-то в середине декабря, если не ошибаюсь, он уехал. И только весной мы узнали, что Золотарев погиб. Школа гудела. Пошли толки, что кто-то убил туристов. Тогда директор Виктор Павлович запретил вообще все разговоры на эту тему.

0

8

https://s10.stc.yc.kpcdn.net/share/i/4/2196786/wr-750.webp
Виталий Александроич Васильев

https://s15.stc.yc.kpcdn.net/share/i/4/2196785/wr-750.webp
Татьяна Архипова.

https://www.kp.ru/daily/28310/4451043/

4 января 1954 года в Лермонтов прибывает начальник штаба строительного полка подполковник Александр Васильев. Вместе с ним жена и 16-летний сын Виталий.

В Лермонтове Виталий пошел в 8 класс. Многие дети войны были переростками, в школу впервые попадали в 8-9, а то и 10 лет. Виталий в первый класс пошел семилеткой, но из-за постоянных переездов (семью военного изрядно помотало по стране) и болезней отставал.

Сейчас Виталию Александровичу 83 года. И он хорошо помнит, кто ему, пацану-восьмикласснику, дал путевку в жизнь.

- Семен Алексеевич, сам того не ведая, определил мою судьбу, - рассказывает Васильев. – Это было в марте 1954 года. Уроки физкультуры проходили на пустыре за школой. Никаких спортивных сооружений не было. Мы делали физзарядку и бегали по кругу. Поэтому Золотарев задумал соорудить спортплощадку. Посоветовался с директором школы, тот дал добро. Но для начала нужно было начертить ее проект. Кто займется? Учителя вспомнили, что есть в 8 классе ученик, у которого «5» по черчению.

- И этим учеником были вы? - уточняю.

- Да. Физрук подошел ко мне и попросил начертить проект. Я отказался, потому что понятия не имел, как это делается. Одно дело школьные чертежи, а тут – проект! Вечером того же дня Золотарев пришел к нам домой, поговорил с отцом. Тогда отец по-военному сказал: «Тебе поручили, надо сделать». Я взялся. Семен Алексеевич принес мне книжку с описанием спортивных снарядов. Рассказал, как он видит их на будущей площадке, какие должны быть размеры. Два месяца работал я над проектом. И на удивление его приняли, утвердили.

- И затем построили площадку?

- Да. Представляете, этот проект сохранился в школьном архиве. Недавно я забрал его себе.

О ФОТОГРАФИЯХ
- Помимо школы Семен Алексеевич работал на какой-то турбазе, - вспоминает Васильев. - Где-то в Пятигорске. Он там на фотографиях зарабатывал. Туристы постоянно из санаториев приезжали, он их снимал, а потом продавал снимки.

- Сколько брал за фото?

- Этого я не помню. Вот еще что хочу сказать. У меня ведь тоже был фотоаппарат. В Лермонтове детям нечем было заниматься. Кругом стройка, шахты, не до секций и кружков. Школа, садик есть и то ладно. Чтобы не бездельничал, родители купили мне фотоаппарат. Но в городе фотографировать было строго запрещено. Поэтому я из окна дома потихоньку снимал. А 9 мая 1955 года в Лермонтове прошел первый парад в честь 10-летия победы. Так как отец мой был начальником штаба организации парада, я смело вышел на площадь фотографировать. Меня быстро скрутили и вместе с фотоаппаратом передали моему отцу. Тот не стал сильно ругаться и разрешил сохранить фотопленку.

- Интересно! А как же Золотарев снимал?

- Так он не в Лермонтове снимал.

- Что еще вы знали о нем тогда?

- Почему-то думал, что он мастер спорта. Не знаю по какой дисциплине.

- Но у него не было такого звания.

- Сейчас уже знаю, что не было. А тогда слухи ходили.

- Он был хорошим учителем?

- Нам он нравился. Мы с удовольствием занимались физкультурой, потому что он делал из нас спортсменов. Возил на соревнования. Благодаря ему, у меня, например, к окончанию школы был второй разряд по бегу на 800 метров. Как человек он был замкнутый. Проведет урок, оценки в журнал выставит и уходит из школы по своим делам. Не помню, чтоб он в учительской подолгу находился.

Похожими воспоминаниями поделилась со мной бывшая ученица Золотарева – Татьяна Кречетова (в девичестве – Зиновьева). Татьяна Архиповна рассказала, что как учитель Семен Алексеевич требовал результатов. Ребята сдавали на нормы ГТО и активно готовились к соревнованиям.

- Помню, что мою одноклассницу он возил в Ставрополь на соревнования по прыжкам в длину, - говорит Татьяна Архиповна. – Очень ловко у нее эти прыжки получались. Никогда не кричал на нас, мы очень любили его уроки. Еще помню, что у него был маленький сын, которого он отдал своей матери на воспитание, когда ушел от жены Тамары.
- А почему отдал?

- Этого я не знаю. Просто слышала, что забрал ребенка.

О ПОХОДЕ И ТАТУИРОВКАХ
- А однажды он позвал меня в поход к подножию Эльбруса на Бермамыт, - продолжает Васильев. – Это было после 8 класса.

- Только вас позвал?

- Нет. Моя мама, как член родительского комитета, повесила объявление о предстоящем походе с учителем физкультуры. Откликнулись 5 мальчиков и 5 девочек. Все – дети офицеров. Золотарев достал для нас рюкзаки. А воинская часть снабдила палатками, едой, посудой, даже котелки выдали. Помню, как в день начала похода мы сфотографировались возле школы и поехали на автобусе, который нам тоже военные организовали. Бесплатно. Доехали до какой-то турбазы, прошли инструктаж. И отправились на место, которое называлось «Коварство любви». По легенде там влюбленная пара, которой родители не дали на брак согласия, хотела броситься в ущелье, чтобы навечно вместе остаться. Но парень бросился, а девушка передумала.

- Сколько дней длился поход?

- Неделю. Мы были слабенькими туристами. Быстро уставали. Пройдем немного и привал. Семен Алексеевич с пониманием относился, не ругался, не гнал. Давал время на отдых. Всего у нас было три палатки: в одной девчонки спали, в другой – Золотарев, я и еще один парень, в третьей – еще три парня. Нам было очень интересно в походе. В Лермонтове мы ничего толком не видели, а тут горы, природа потрясающая. Помню, как мы любовались цветами на лугах.

- Золотарев что-то рассказывал о себе в походе? Про войну, например?

- Нет. Мы вообще не знали – воевал он или нет. Он не пил, не курил при нас. Мы даже матов от него не слышали.

- А татуировки вы у него видели? В уголовном деле есть описание: «на тыле правой кисти у основания большого пальца татуировка ГЕНА. На тыле правого предплечья в средней трети татуировка с изображением свеклы и букв + С, на тыле левого предплечья татуировка с изображением Г.С ДАЕРММУАЗУАЯ, пятиконечная звезда и буквы С, букв Г+С+П = Д и цифры 1921 год».

- Не было у него никаких наколок. Тело чистое.

- Виталий Александрович, как вы можете однозначно утверждать? Не помните просто.

- Помню! В те годы в Лермонтове жили солдаты и заключенные. Если в наколках, значит, зэк. И это позор. Понимаете? Наколки – позор! Неужели вы думаете, что я бы не заметил татуировок на теле своего учителя?! Было жарко, мы спали в палатках в одних трусах. Да в первую очередь татуировки в глаза бы бросились. И пацаны долго бы обсуждали это. Заподозрили бы, что учитель сидел.

- Сильный аргумент. А зуб у него был спереди золотой?

- Вот этого не помню.

- Что-то еще расскажете про поход?

- Когда мы пришли к Бермамыту, там была метеорологическая станция. И я слышал, как Золотарев передавал в Лермонтов информацию, что мы дошли благополучно. Все нормально. Все здоровы.

- В другие походы вы с ним ходили?

- Нет. В 9-10 классе я взялся за учебу. В 1956 году поступил в Тбилиси в институт на проектировщика гражданского строительства.

- То есть тот проект был началом профессиональной карьеры?

- Получается, что так. В 1959 году я приехал домой после зимней сессии и узнал, что Семен Алексеевич погиб. Ходили слухи, что его группу на Урале убили местные жители.

0

9

https://s15.stc.yc.kpcdn.net/share/i/4/1053198/wr-750.webp

Павел Зиновьев и Василий Дроботов лично знали учителя физкультуры Семена Золотарева

https://www.kp.ru/daily/26481.5/3351204/

Бывшие ученики той школы хорошо помнят учителя Семена Алексеевича. Говорят, что был он высокий, стройный, красивый. Старшеклассницы на него заглядывались. Прозвище у физрука было Кефирчик.

- Он нам всегда говорил: мальчишки, пейте кефир, в нем наше мужское здоровье, - вспоминает 71-летний Василий Дроботов. – Он, говорили, практически ничего не ел. Ежедневно только кефир и одно сырое яйцо. Еще Семен часто в походы школьников водил. И летом, и зимой.

Вы не помните, были ли у него татуировки?

- Он всегда ходил в закрытом спортивном костюме, я не видел.

Еще Василий Дроботов вспоминает, что, когда начался 1958-1959-ый учебный год, то Золотарев еще работал в школе. А во втором полугодии куда-то исчез.

- Мы никому из учителей вопросов не задавали, нам и дела не было до физрука, - говорит Дроботов. – А потом вдруг по школе поползли слухи. Один нелепее другого. Якобы он повел группу, она сбилась с маршрута, попали на полигон, где проводилось бомбометание, и все погибли. Вторая версия была такая. Он повел группу в горы, они остановились на ночлег в святом для аборигенов месте. И эти нелюди туристов и растерзали. В последние годы, когда поднялась такая шумиха вокруг перевала Дятлова, я решил спросить о Золотареве бывшего директора школы Крикунова Виктора Павловича.

- Виктора Павловича уже нет в живых?

- Он умер в феврале 2015 года. Наш с ним разговор состоялся незадолго до его смерти. Так вот, он мне сказал, что в начале 1959 года Золотарев хотел взять отпуск без содержания. Но Крикунов его не отпустил. Мол, середина учебного года – куда ты собрался?! Но Семен Алексеевич настаивал на своем. Тогда директор ему сказал: увольняйся. Тот написал заявление и уехал. Но напоследок сказал ребятам, которых водил в походы: у меня будет такое интересное путешествие, приеду – такого вам порасскажу. Но не дождались его больше в Лермонтове.

ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ

Есть мнение, что Семен Золотарев мог быть тайным агентом КГБ. Слишком уж подозрительным кажется иным исследователям его проживание в Лермонтове именно в то время, когда там вовсю велась разработка урановых рудников. Мы спросили об этом у местного жителя Павла Архиповича Зиновьева. В 1950-х годах он тоже был учеником школы № 18 и хорошо помнит физрука Семена Алексеевича.

- Поселок был закрытым, - рассказывает Павел Архипович. – Даже мы, школьники, через КПП проходили по пропускам. Помню такой случай. В детстве мы шли купаться на речку Гремучку. И вдруг увидели на берегу шалаш. Мой брат подошел к нему, заглянул внутрь, а там иностранный фонарик, какие-то таблетки и нож. Брат взял нож, и в это время на него напал некий мужик. Брат еле отбился, прибежал к нам. Рассказывает, а у самого руки трясутся от страха. Мы кинулись к шалашу толпой и увидели, как в противоположную сторону убегает мужчина. Мы сообщили обо всем взрослым. Милиция нас много допрашивала. Выяснилось, что это был шпион. Их в то время вокруг рудников много лазило. Я вполне допускаю, что Золотарев мог быть в Лермонтове в качестве наблюдателя от органов госбезопасности.

И еще один странный момент. Он поначалу жил в бараке, а потом вдруг получил благоустроенную квартиру. В те годы это было очень сложно. Жильем обеспечивали в первую очередь тех, кто был связан с добычей урановой руды или трудился на ее переработке. А уж педагоги - никогда первоочередниками не были. Тем более одинокие, несемейные, как Золотарев.

- Он не был женат?

- Со слов того же Виктора Павловича Крикунова, он жил здесь гражданским браком с одной женщиной. И у них был сын.

- А где сейчас сын?

- Этого я не знаю. Виктор Павлович только говорил, что она, женщина Золотарева, почему-то ребенка от отца прятала.

0

10

https://s15.stc.yc.kpcdn.net/share/i/4/788502/wr-750.webp

Виктор Федорович Богомолов
Родился 27.01.1933 года. В 1954-1955гг. возглавлял клуб туристов УГТУ-УПИ.
В 1959 году был членом маршрутной комиссии при Свердловском городском комитете по физической культуре и спорту и председателем туристской секции Свердловска.

https://www.kp.ru/daily/26222.5/3105475/

- Виктор Федорович, что вы можете рассказать нам о Золотареве?

- С Семеном я впервые встретился на алтайской базе «Артыбаш», где он работал инструктором. Это был 1956 год. Мы с группой сплавлялись по тамошним рекам. Познакомились, разговорились о туризме. Как лучше сплавляться, каким путем удобнее вернуться в Свердловск. Тогда я и не думал, что мы еще раз с ним где-то пересечемся. Но через пару лет я вдруг узнал, что Золотарев перебрался в Свердловск и устраивается работать на одну из туристских баз. А я как раз с этой базой вел переговоры по размещению команд-участников ежегодного туристского слета. Мы несколько раз пересекались и разговаривали, в основном, о работе. Он был радушный, общительный, с широким кругозором. Перед Уралом успел поработать на многих турбазах страны. Но именно это и показалось мне и моим друзьям тогда очень странным.

- Что именно?

- Многие турбазы, где работал Золотарев, были привязаны к приграничным рубежам СССР – закавказские, закарпатские. Он даже что-то про Камчатку нам говорил. Устроиться на такие базы было не то что непросто, а крайне сложно! В приграничных районах в системе туризма могли работать только люди очень проверенные и нужные. И они там имели всякие привилегии, это считалась золотая работа. Эти работники, как правило, держались за одну базу долгие годы. А этот сменил аж несколько приграничных баз и всюду работал по нескольку месяцев. Это как-то и настораживало.

- Вы полагали, что он мог быть сотрудником КГБ?

- Были такие подозрения. А еще было странно, что Золотарев, будучи базовским инструктором, вдруг решил окунуться в спортивный туризм. Ведь его деятельность рассчитана на организацию отдыха тех, кто приезжает на базу по турпутевкам.

- А до этого спортивным туризмом он не занимался?

- Нет. И потому, когда я узнал, что он пошел с группой Дятлова, то очень удивился. Ведь с Игорем я был знаком очень хорошо. И знал, что попасть в его состав было крайне сложно. Дятлов брал только очень проверенных.

- Но ведь понаписано, что именно вы и привели Золоторева к Дятлову…

- Неправда! Он попал туда по личной инициативе. Специально искал людей, собирающихся в поход. Так и вышел на Дятлова. Но среди дятловцев он был белой вороной. Сильно отличался от всех по возрасту, будучи старше других ребят на 15, на 18 лет.

- Мог ли на Дятлова кто-то надавить и заставить взять в поход Золотарева?

- Какое впечатление произвел на вас Золотарев?

- Я к нему вообще не относился серьезно. Не было у меня никакого желания дружить с ним. Он был человеком не нашего круга. Но, конечно, когда все случилось, я пожалел, что не узнал его получше.

- Семен рассказывал о своем военном прошлом?

- Нет. Я даже не знал, что он фронтовик.

- Вы участвовали в поисках туристов?

- Нет. Тогда наша группа НИИ автоматики попала в неприятности на Тянь-Шане. Они в марте ходили туда в поход. Поднялись на один из перевалов высотой 3400 метров, а спуститься не смогли, потому что весь спуск был закрыт облаками. А март - лавиноопасное время. И руководитель сказал, ставим палатку на перевале и лежим в спальных мешках, пока не появится видимость. Так они лежали там трое суток. А меня и других ребят снарядили на спасработы. Но когда мы прилетели в Ташкент, погода уже улучшилась и группа сама спустилась. Однако я помню, как хоронили первую пятерку дятловцев. Это была сплошная колонна людей, как на демонстрации. Казалось, что весь город пришел попрощаться с ними. Тогда, кстати, и начали поговаривать, что власти хотят спустить дело на тормозах.

- Почему?

- Потому что сначала вообще хотели гибель ребят повесить на них самих. Якобы они виноваты – не там палатку поставили. А еще хоронить их хотели в Ивделе, но родители возмутились. А уж когда нашли последних четверых, то и вовсе все было шито-крыто. Их привезли в Свердловск в цинковых гробах, так и похоронили. А уже позже я узнал, что весь состав вооруженной охраны Ивдельлага, который участвовал в поисках, был срочно переведен в другие места службы. Причем их разбросали по два, по три человека в разные далекие места.

- Интересно. Мы впервые про это слышим. Откуда вам стало известно?

- Это было известно от местных ивдельских, кто жил по соседству с работниками лагерей.

- Почему Золотарева похоронили не вместе с группой, а отдельно – рядом с могилой Юрия Кривонищенко, похороненного значительно раньше?

- Похороны Золотарева задержали, потому что ждали прилета его матери. Родственники Колеватова, Дубининой, Тибо-Бриньоля приехали на похороны сразу, как им сообщили, а мать Золотарева на несколько дней позже. Когда меня попросили заняться похоронами Семена, могила была уже готова. Не я выбирал место его упокоения. Это было уже сделано кем-то.

А кто вам поручил хоронить Семена?

- Председатель областного спорткомитета Репьев обратился ко мне как к председателю областного турклуба. Он сказал, ты был знаком с Золотаревым. Возьми на себя его похороны. Кстати, тогда я и узнал с удивлением, что он по паспорту значился Семеном, а ведь нам всем он почему-то представлялся Александром.

- Как прошли похороны Золотарева?

- На кладбище пришли человек 12-15. Не больше. Приехала его мама и ребята из нашего туристского актива. Мать Семена была совсем старенькая. Ее посадили на стульчик. Она сидела и держалась за гроб. Никаких сопровождающих при ней не было. Совсем одна.

http://samlib.ru/p/piskarewa_m_l/vbogomolov.shtml

Значит, Вы общались с Семеном Алексеевичем. Замечали ли у него золотые зубы? Какие-нибудь татуировки?

Я плохо помню. Но какие-то серебрянные зубы у него были. Не совсем чтобы так в глаза бросались, но при разговоре замечались. Татуировок у него не помню. Не видел.

А какой был Семен Золотарев в общении?

Простой, достаточно открытый. Нормальный. Без этого долгого обдумывания: говорить или не говорить. Не сказать, что слишком общительный. Достаточно образованный.

0

11

https://sun9-29.userapi.com/impf/c855120/v855120849/115e4c/sEDU9mId_ME.jpg?size=807x486&quality=96&sign=bcccecfa22b86e4ec77ca3d0632042d6&type=album
http://9001.lt/1959/img/9/028.jpg
https://dyatlovpass.com/semyon-zolotaryov

Старшая дочь (Людмила Бургач 1948 г.р) вспоминает момент, когда Тамара вся в слезах несла Сашу. Ему было около года. Она посадила его на крыльце дома, а девочку спрятала в кустах, чтобы она следила за Сашей, чтобы он не упал с крыльца и не уполз. Дверь открылась, Сашу забрали. Это был частный дом. Дочь уверена, что это был дом Семена и что дверь открыла мать Семена. Прежде чем это произошло, Тамара и Семен поссорились, и он ушел.

Дочери Семен не понравился, хотя она его хорошо помнит. Она не помнит никаких татуировок. Он был с ней строг, но при этом она не упоминает о каком-либо насилии по отношению к ней (поднятие руки или словесные оскорбления). Но она прекрасно помнит, как он заставил ее съесть всю еду. Это было очень типично после войны.

https://dyatlovpass.com/whois-ru?flp=1#letter8

БУРГАЧ Тамара Константиновна (1924-2009) - гражданская жена С.А.Золотарева в период его проживания в гг.Пятигорск и Лермонтов. Родилась 01.01.1924 в с.Пушкино Азербайджанской ССР . В годы ВОВ служила под г.Баку в ПВО (28-й полк ВНОС); призвана Пушкинским РВК в 1942; сержант, нач.поста наружного наблюдения оповещения и связи; в боевых действиях участия не принимала.

Инвалид 2-й группы по общему заболеванию.

Награждена медалями "За оборону Кавказа", "За победу над Германией". После войны работала в с.Пушкино: помощник начальника 1-й части Пушкинского райвоенкомата (1945-46); отв.секретарь газеты "Красный хлопкороб" (1946-47); секретарь МТС (1947-49); секретарь Архангеловского с/совета (1949-51).

Ее гражданским мужем стал журналист "Красного хлопкороба" Константин Хромов, от которого родилась дочь Людмила (1948). В 1951 они разошлись и Бургач с дочкой уехала в г.Пятигорск к дяде, который работал таксистом. Жили у дяди по адресу: г.Пятигорск, пр.Кирова.

Работала в г.Пятигорске секретарем-машинисткой Инспекции по определению урожайности (1951-54); корректором Пятигорского отделения Гипродортранса (1954); секретарем-машинисткой Центральной Научно-исследовательской лаборатории треста Кавказнефтегазразведка (1954). С ноября 1954 работала в системе уранодобывающих предприятий г.Лермонтов: аппаратчица, швея на Таллиевом руднике Минцветмета СССР (1954-55); швея, портниха по изготовлению и ремонту спецодежды на предприятии п/я №1 (1955-59). В 1963-70 - страховой агент Инспекции Госстраха по г.Лермонтов.

Знакома с С.Золотаревым как минимум с 1952г. В марте 1955 по согласованию с Золотаревым, с целью получения лучшей квартиры, пыталась дать взятку начальнику ЖКО п/я №1. 10.02.1956г. в Пятигорском роддоме родился их сын Саша, которому дали фамилию матери. Как минимум до августа 1956 Саша Бургач посещал ясли №1 Пятигорска. Проживали по адресу: г.Пятигорск, ул.Рудничная, 8. В 1956 С.Золотарев и Т.Бургач разошлись по неизвестной причине.

После того, как Бургач узнала о смерти Золотарева, ее слова были "так ему и надо, что сдох как собака". Все фотографии Золотарева и их сына были вырезаны из семейных альбомов, сохранились только две.

Альтернативные версии со слов родственников Бургач: она пыталась вернуть Золотарева, шантажируя его ребенком. Подбросила сына на крыльцо дома Золотарева, надеясь что после этого он вернется к ней. Но в это время Золотарева уже не было в городе (или он уехал сразу после этого эпизода). По версии дочерей Бургач: в связи со сложными семейными обстоятельствами мать отдала своего сына Александра матери своего гражданского мужа; позднее, на протяжении всей жизни она его искала, но без результата.

По версии родственников Золотарева: воспитанием сына гражданская жена не занималась, и Семен вынужден был нанять няню и подрабатывать, чтобы содержать сына. Ближе к 1959 отец Золотарева переехал жить к дочери Марии в Удобной, а мать временно уехала к Семену в г.Лермонтов (возможно, чтобы смотреть за внуком).

После смерти Семена его сестра Мария хотела взять мальчика в свою семью, но Бургач объясняла, что отдала сына своим родственникам на Кубань. На самом деле Бургач (или няня) отдала ребенка в детдом, откуда он был позднее усыновлен неизвестной семьей (чуть ли не из Германии).

Вскоре после расставания с Золотаревым Бургач получила комнату в коммунальной квартире в г.Лермонтов. В 1957 ее третьим гражданским мужем стал Иван Иванович Счетчиков, начальник смены п/я №1. От него три младшие дочери: Ирина (1958), Стелла (1960) и Елена (1969). Проживали по адресу: г.Лермонтов, ул.Гагарина, д.6. Прожили счастливо до смерти мужа.

https://www.kp.ru/daily/26872.4/3914695/

Одна из участниц - Людмила Комова, падчерица Семена. Ее мама Тамара Бургач была гражданской женой Золотарева. Жили они в Лермонтове. В 1956 году у них родился сын Саша. Но спустя несколько месяцев Семен и Тамара расстались. И в это же время исчез их сын. Людмила Комова рассказывает, что мальчика увез куда-то отец.

Супер

!!! Отличный сайт
http://9001.lt/1959/liudi.htm

0


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Все вопросы и все ответы » Перекрёстки линии жизни Семена Золотарева...