https://www.kp.ru/daily/26419.4/3292540/
Золотарев был слаб в гимнастике
Будучи в Минске нам удалось встретиться с человеком, который преподавал у Семена Золотарева гимнастику. Это Михаил Цейтин. Легенда белорусской акробатики. Михаилу Ильичу – 95 лет. Но он до сих пор обучает студентов и принимает у них зачеты и экзамены. В это верится с трудом, но Цейтин помнит одного из своих первых учеников – Семена Золотарева и узнает его на фотографиях.
- Красивый парень он был - Саша Золотарев.
- Именно Саша?
- Да.
- А по паспорту он был Семен.
- Да я знаю. Он был моим студентом. Я помню его. Нравилось ему имя Саша. Он специализировался на гимнастике. Он вообще хороший парень был, интересный. Единственное, он не мог достичь результатов в гимнастике, потому что у него были тугие плечи. Он на кольцах выкрут не мог сделать. А вот тренерские задатки у него были хорошие.
- А про войну рассказывал он?- Нет. А он разве воевал?
- Ну да. Прошел всю войну.
- Надо же! Я не знал этого! Он никогда про это не заикался.
- А почему? Может быть, он был причастен к каким-то спецслужбам?
- Если бы это было так, я бы об этом знал.
- Потому что вы тоже были причастны к органам?
- Да.
- Но это странно, что он прошел всю войну и не говорит об этом? Были тогда в вашем окружении такие?
- Не помню таких. Обычно все мы фронтовики много чего про войну рассказывали. А как же! Каждый делился пережитым. Золотарев точно никогда о военном не вспоминал, потому я думал, что он не воевал.
- Из-за странностей в биографии Золотарева даже есть мнение среди наших читателей, что-де он мог быть немецким шпионом… .
- Ерунда это. Он открытый, общительный парень был. Правда, он мог, например, на войне оказаться в такой нехорошей ситуации, из-за которой ему приходилось скрывать свое военное прошлое.
- То есть, нехорошая ситуация исключает работу на немцев?
- Если бы это происходило на территории Беларуссии, то разведка донесла бы. А если нет, то не знаю. Нет, не могу представить Золотарева на той стороне.
- Михаил Ильич, а Золотарев гимнастикой занимался по своему желанию или было какое-то распределение по видам спорта?
- Да, он сам хотел заниматься. Но способностей к гимнастике у него не было.
- Вы помните какие-то необычные, яркие случаи, связанные с Золотаревым?
- Нет, ничего такого особенного.
О Михаиле Ильиче Цейтине
https://www.noc.by/news/ushel-iz-zhizni … -tseytin-/
Мастер спорта по акробатике, заслуженный тренер СССР и Республики Беларусь, судья международной категории Михаил Ильич Цейтин умер на 98-м году жизни.
Национальный олимпийский комитет Республики Беларусь
выражает искренние соболезнования родным и близким Михаила Ильича.Справочная информация:Цейтин Михаил Ильич родился в 1920 году в Горках Могилевской области.
В 1934 году на республиканском гимнастическом празднике пионеров и школьников в составе команды Горок завоевал третье место в командном зачете.
Окончил Белорусский государственный ордена Трудового Красного Знамени институт физической культуры в 1947 году.
Пять раз становился чемпионом Беларуси по акробатике (1949-1953), был призёром первенства СССР по акробатике (1949-1952).
Доцент кафедры гимнастики Белорусского университета физической культуры.
Режиссер-постановщик спортивно-театрализованных представлений.
Консультант по вопросам пространственной ориентации, дифференциации мышечных усилий и вестибулярной устойчивости при подготовке космонавтов.
Преподаваемые учебные дисциплины в БГУФК - гимнастика и методика преподавания.
https://minsknews.by/zal-olimpiyskoy-sl … patriarha/
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Лето патриарха
Его память уникальна, а физическая форма поразительна для столь почтенного возраста. В свои 97 Михаил Цейтин легко оперирует датами и цифрами. Он поджар и строен, пообещал нынешним летом, чуть подлечившись, снова продемонстрировать стойку на руках…
В молодости легендарный белорусский акробат и тренер воевал, имеет ордена и медали. В зрелом возрасте помогал Эдуарду Малофееву пестовать будущих чемпионов СССР — футболистов минского «Динамо», поработал с космонавтами. И вот уже около 70 лет преподает на кафедре гимнастики в Белорусском государственном университете физической культуры.
Сталин разбирался в спорте, Хрущев — наоборот
— Михаил Ильич, вы родом из Горок. А когда перебрались в Минск?
— Приехал в 1937-м. Сначала меня пригласили для участия во Всесоюзном параде физкультурников как гимнаста, после чего приняли в институт физкультуры, как раз реорганизованный из техникума. Поселился в общежитии за железнодорожным вокзалом, фактически в бараке. А вуз наш поначалу находился напротив тюрьмы на улице Володарского. Это уже чуть позже его перевели в здание неподалеку от Комаровского рынка.
— Чем впечатлил Всесоюзный физкультурный парад 1937 года?
— Знаете, я ведь участвовал во всех таких парадах с 1937 по 1954 год. И больше всего запомнился тот, что проходил 6 августа 1945 года на Красной площади. Представьте: только-только закончилась война, а Сталин рискнул затеять такое действо! Когда мы вернулись из Москвы, руководство БССР дало нам поезд, и наша делегация в составе примерно 350 человек ездила целый месяц по Белоруссии, демонстрируя свое выступление. А ведь республика жила еще в землянках! Ехали, останавливались где-нибудь в поле, и к нам бежали люди со слезами счастья на глазах. Это очень впечатляло…
— А помните, как сборная Белоруссии играла с командой Басконии?
— Да, в 1937-м. Наша сборная, составленная в основном из игроков минского «Динамо», была в ярко-желтых рубашках и длинных зеленых шортах. Но баски были, чего скрывать, более техничными. Помню, на меня произвело огромное впечатление, как они от ворот до ворот пронесли мяч головами и забили гол. Выиграли гости с большим преимуществом, по-моему, 6:1.
— На Красной площади вы близко видели стоявших на трибуне вождей?
— Да, но Сталина-то я видел еще ближе на банкете в Георгиевском зале 20 июля 1940 года, организованном в честь добровольцев войны с финнами. Он говорил о спорте минут 40 как настоящий профессионал — о тренировках, методике и прочем. Здорово говорил.
А вот, к примеру, Никита Хрущев после Олимпиады-1964 в Токио на банкете сказал примерно так: я, грешным делом, хотел все ваши спортплощадки и стадионы перекопать под кукурузу. Но вижу, дело это неплохое, надо оставить…
Кстати, коль речь об этом зашла, я общался со многими руководителями стран социалистического лагеря. Это было в Монголии, куда по протекции Брежнева меня пригласил Юмжагийн Цеденбал ставить праздник в честь 50-летия их революции. Особенно запомнился Фидель Кастро, исключительно красноречивый оказался товарищ.
Повезло, что ногу не ампутировали
— С финнами в силу обстоятельств вам повоевать не довелось. А с чего началась для вас Великая Отечественная?
— Мы, студенты физкультурного института, тренировались на Всебелорусском стадионе рядом с парком Челюскинцев — готовились к параду, намеченному на 12 июля 1941 года. И вот 22 июня утром, часов в пять, нас кто-то разбудил, увидев в небе над Минском самолеты, обстреливавшие друг друга.
А уже позднее по радио выступил Молотов, объявивший о начале войны. Нас собрали во дворе института и предложили тем, кто хочет продолжать учебу, добираться своим ходом в Москву, а остальным — готовиться воевать. Добровольцев, решивших идти на фронт, оказалось подавляющее большинство. Из нас сформировали подразделения, забрали паспорта, и вскоре мы двинулись.
25 июня Минск бомбили сотни самолетов, а 26-го мы уже отступали в сторону Орши, а потом — Сухиничей. Затем, ввиду того что я занимался в аэроклубе и имел несколько прыжков с парашютом, меня определили в авиацию и направили в школу младших авиаспециалистов для обучения на воздушного стрелка-радиста.
Воевал в основном на Западном фронте. Какое-то время преподавал на курсах стрелков-радистов. Полтора года был начальником парашютно-десантной службы, готовил к прыжкам десантников.
Самый тяжелый для меня эпизод войны — одна из ночей в конце 1942 года, когда мы перекрывали Московско-Донбасскую железную дорогу. Немцы рвались на Донбасс, было очень тяжело. Нам здорово тогда досталось…
— Известно, что летчики считали свои боевые вылеты. А стрелки-радисты?
— Тоже, конечно. У меня 138 вылетов. А закончил я войну в Дрездене, не в самом городе, разбомбленном союзными войсками, а километрах в 40 от него.
— От ранения уберечься не удалось?
— Под Ельцом, на реке Сосне, получил ранение в бедро — задело осколком мины. Нас, раненых, повезли в товарном вагоне в Уфу. Неходячие, я в том числе, ехали в подвесных люльках. В дороге были 19 суток — без перевязки, полуголодные… В конце концов добрались. Разгрузили нас, стали сортировать, меня — в операционную, на ампутацию. Говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую, нет у меня гангрены». Он отвечает: «Завтра утром сюда прибудет генерал Цыпкин, начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Он, наверное, сможет решить твой вопрос». Фантастическая удача: когда я учился в институте физкультуры, травматологию нам преподавал именно Борис Наумович. Утром он пришел, осмотрел мою ногу и отменил ампутацию…
Космонавты живут на земле
— Михаил Ильич, а как получилось, что вы начали сотрудничать с футболистами?
— В 1962 году я поспорил с тогдашним главным тренером минского «Динамо» Александром Александровичем Севидовым, пообещав ему, что смогу помочь его игрокам подтянуть ловкость, координацию движений, скоростные действия. Начал работать с ними в конце лета, затем всю осень, зиму и весну мы занимались три раза в неделю в гимнастическом зале Дома офицеров. И команда уже в следующем сезоне стала бронзовым призером чемпионата Союза.
— Осень, зима, весна… Чему можно научить взрослых спортсменов, здоровых ребят, примерно за девять месяцев?
— Многому. И дело не только в акробатике. Конечно, я учил, скажем, крутить переднее сальто. Но здесь важны не сами акробатические элементы, а физические качества — скорость, сила, выносливость, ловкость. Подготовку по этим направлениям я знал и сейчас знаю хорошо.
— А Эдуард Малофеев потом сам на вас вышел?
— Да, Эдик был в той «бронзовой» команде и все это запомнил. Возглавив минское «Динамо», он попросил меня помочь. Я согласился и сказал ему в 1980-м, что не позже чем через три года мы станем чемпионами СССР. Стали через два.
— А еще в вашей карьере была работа с космонавтами…
— Меня попросили с ними позаниматься после полета Германа Титова. Он в космосе получил функциональное расстройство вестибулярного аппарата. А я примерно в то же время выступал на международной конференции по этой теме.
— И близко познакомились с ним?
— Не только с ним. Как-то раз космонавты провожали меня в аэропорт в Москве — Титов, Волков и еще кто-то. К отлету самолета мы опоздали… Ну и коротали всю ночь до утра в Домодедово.
— Под рюмочку?
— Ну, это, наверное, не для печати…
https://www.kp.ru/daily/26378/3257727/
Сталин накануне войны тайно переправлял войска на запад
Про то рассказал нашим журналистам ветеран Великой Отечественной войны Михаил ЦейтинМихаил Ильич мастер спорта по акробатике, заслуженный тренер СССР и республики Беларусь, судья международной категории, доцент кафедры гимнастики Белорусского университета физической культуры. Родился в Белоруссии в 1920 году. Живет в Минске. Этим летом нашему собеседнику исполнится 95 лет. Но он прекрасно помнит свою военную молодость.
- Михаил Ильич, вы тот день 22 июня 1941 года где и как встретили?
- Здесь, в Минске. Мы с товарищами готовились к параду физкультурников. Я был участником всех парадов. Жил в студенческом бараке. 22 июня мы должны были встать в 7 утра, потому что в 8 начиналась репетиция. А тут часов в 5 утра нас разбудил воздушный бой над Минском. Мы выбежали на балкон и видели, как два «мессера» атаковали наш самолет и сбили его. После мы шли на всебелорусский стадион на репетицию. А навстречу нам ехали машины с солдатами. Спрашиваем: «Куда вы?». Отвечают: «Война идет!».
- Михаил Ильич, до сих пор много споров среди историков: одни говорят, что Сталин не верил разведчикам, которые докладывали о подготовке Германии к нападению на СССР, другие это оспаривают. Вы что думаете?
- Что тут думать? К началу лета 1941 года в Минске уж каждый житель знал, что немцы вот-вот нападут. И все про то говорили. Я помню, что, начиная с 14 июня, в Минске была светомаскировка по ночам. И европейские газеты в тот период писали, что немцы сконцентрировали огромные силы вдоль советской границы, Гитлер готовит нападение на СССР. В ответ на это газета «Правда» 15 июня опубликовала опровержение ТАСС, что никакой войны не будет. Что все это ложные слухи. А в то же время по Минску шли и шли на запад колонны наших бойцов и техника. Передвигались они только по ночам, маскируясь. И всем было ясно, думаю, как и Сталину, что война начнется со дня на день.
- Были какие-то панические настроения? Кто-то уже эвакуировался на восток?
- Нет. Никто и представить себе не мог, что немцы прорвутся через нашу границу. Была уверенность в нашей армии. Мы полагали, как только немцы войну развяжут, так она сразу перекинется на их территорию. И вот 22 июня в 12 дня выступил Молотов, объявил о вероломном нападении Германии на СССР. Нам студентам тогда сказали: кто хочет продолжать учиться, добирайтесь до Москвы и вместе с московским институтом будете продолжать учебу. А кто желает на фронт, записывайтесь в добровольцы. В два дня мы собрались, нас записали в добровольцы, распределили по взводам, и мы поехали на восток. Выдали нам черные лыжные костюмы, ботинки. Дали нам по дороге оружие, боеприпасы. Правда, холостые. Мы их потом выбросили. Дошли до Ельца и там начались у нас боевые действия. Но скоро меня забрали в авиацию. Дело в том, что наши студенты до войны заканчивали минский аэроклуб, мы все прыгали с парашютом. Поэтому я во время войны был одно время начальником парашютно-десантной службы. Затем воздушным стрелком-радистом. Потом воевал в наземных операциях, включая Курскую дугу. А после сделали опять начальником ПДС, и закончил войну в Дрездене.
БЫВАЛО, ГИБЛИ ПО ГЛУПОСТИ
- Что вам больше всего запомнилось в боевой авиации? Удавалось сбивать вражеские самолеты?
- Да кто ж вам из воздушных стрелков ответит правдиво на этот вопрос? И даже не потому, что тут привирать возможно. Когда там в воздухе кутерьма такая, бьют все по всем, поди разберись: кто сбил вражескую машину. На самом деле, воздушные бои были очень тяжелые. Бывало по четыре вылета в ночь, когда мы бомбили московско-донбасскую железную дорогу. Зато нам выдавали пятую норму питания.
- Это что такое?
- Это был самый лучший паек на фронте. Даже шоколад там был. Американская тушенка. Вкусная! Колбаса, галеты. Кстати, первый раз я галеты попробовал вот как. Мы отступали, попали в окружение. Несколько суток ничего не ели. Даже почти не пили. Немцы выбрасывали десант в наш тыл, травили колодцы. Около Сухиничей это было. В лесу легли. Ребята уже двигаться не могли. А я взял и встал на руки – спортивная подготовка все же. Старший лейтенант сказал мне: «Раз силы есть, то пойди на опушку, там наш обоз с едой должен быть, принеси поесть». Я пошел и вдруг слышу автоматная очередь по мне. Упал, лег за дерево. Поднял голову, вижу немец сидит на дереве меня ищет, я с карабина прицелился и снял его. Убил. Он кувырк с дерева, за ним ранец. Я ранец схватил, открыл, там были галеты, бутылка французского коньяка, две гранаты-лимонки, вроде наших РГД, шоколад. Я немножко поел галет и побежал наших кормить. Поели, коньяка по паре глотков хлебнули, сил сразу прибавилось.
- Кстати спросить про алкоголь на фронте. Нам один ветеран рассказывал, что от этих фронтовых «ста грамм», которые часто «соткой» не ограничивались, народу гибло уж очень много.
- Да, это так. Много случалось смертей нелепых. Например, однажды нашли солдаты цистерну со спиртом. Привязали одного ремнем за ноги и спустили туда головою вниз, чтобы солдат набрал в котелки спирта. Но ремень порвался, солдат погиб. …Наркомовские сто грамм стали выдавать только в 43-м году. Но кроме наркомовских пили и ядовитый метиловый спирт. У нас был случай, когда на одной посадочной площадке вся вторая смена караула умерли. Начальник караула заявил, что на пятом ангаре стоят бочки с метиловым спиртом, который отравой является. Не смейте его трогать. Конечно, все напились этого пойла. Больше 10-ти человек умерли. …А сколько людей от этого спирта ослепли! Жуть. Но потом мы приспособились его пить - пропускали через противогаз. То есть через угольный фильтр. И пили.
- Но это же очень опасно!
- Опасно. Поэтому лично я пропускал его через два противогаза.
В СТАЛИНА СВЯТО ВЕРИЛИ
- Минск три года находился под оккупацией. Многие люди волей-неволей были вынуждены работать на Германию. Трудились на железной дороге, электростанциях и т.д. Получали за это марки. Как к ним потом относились вы, вернувшиеся с фронтов?
- Да нормально относились. Все понимали, что надо было им семьи свои кормить.
- А эти люди что-то рассказывали – как им жилось во время оккупации?
- Я не помню этих рассказов. Не интересовался этим. Да и они с такими рассказами не навязывались.
- А что касается знаменитой вашей Елены Мазаник, которая взорвала минского гаулейтера и палача Вильгельма фон Кубе. Что-то вам про нее известно? Разное про нее рассказывают.
- С Леной Мазаник я был хорошо знаком. Мы после войны жили в бараке на территории института на улице Якуба Коласа. А она была слушательницей партийной школы и тоже жила в бараке. Училась она в нашем же корпусе. Это было одно из немногих зданий, которые остались целы. Там были институт физкультуры, республиканская спортивная школа, политехнический институт. Лена приходила к нам. Выпивали. Ну и она все это рассказывала. Она не скрывала, что у нее с Кубе были…, ну скажем так, очень хорошие отношения, хоть он был немолодым и женатым человеком. Я помню, что она говорила о нем с симпатией. Она работала у него горничной. Убить Кубе Лену заставили партизаны. Они просто поставили ей условие: или она его, или они ее. Лене передали мину, которую она подложила под матрац Кубе. После села в немецкую машину и поехала по Логойскому тракту. В условленном месте их перехватили партизаны. Судьба немецкого водителя мне неизвестна. Про все это Лена рассказывала как-то совсем равнодушно. Без всяких эмоций.
- Получается, она училась после войны на партийного работника?
- Да.
- Как потом сложилась ее судьба?
- Не знаю. Известно, что Ленин муж, придя с фронта, к ней не вернулся.
- Еще вопрос. Вот рейтинг, как бы сейчас сказали, Сталина действительно был в те годы таким высоким, каким нам это показывают в хрониках?
- Я помню, что вера в Сталина была совершенно святая. Сталин выступил 3 июля 41 года и сказал, что еще несколько месяцев, ну от силы год, и гитлеровская Германия лопнет под тяжестью своих преступлений. Мы тогда ничуть не сомневались в сказанном, ведь это нам заявил сам Сталин! Значит, все так и будет. Только удивлялись потом: год прошел, а края войны не видно. Как же так?
- А чем вот, по-вашему, Сталин так обаял страну?
- Вы знаете, вот что бы сейчас не говорили, но это был очень умный во всех направлениях человек. Как-то после парада физкультурников 20 июля 1940 года в Политбюро был прием участников этого парада – добровольцев Финского фронта. Я оказался в числе приглашенных. Был шикарный банкет. В Георгиевском зале. Сталин открывал этот банкет. Он говорил на открытии речь минут 40. Он говорил о спорте, о тренировках, как настоящий профессионал, который всю жизнь свою посвятил только спорту. Точно так же он разговаривал и с военными, и с колхозниками, и литераторами…, готовясь тщательно к каждой встрече. Потому все его считали за своего.
- Михаил Ильич, как после войны сложилась ваша личная судьба?
- Родителей расстреляли фашисты. В 1946 году женился. Родилась дочь. Жена у меня была прекрасная. Мы с ней прожили больше 50-ти лет. Золотая свадьбы была у нас. А в 2000-м году у нее случился инсульт. Более 5 лет она лежала парализованная. Я за ней ухаживал. Но умерла…, что скажешь. Ну вот сейчас я на пенсии. Платят 5 миллионов (около 18 000 российских рублей). Еще подрабатываю на тренировках. Не бедствую.
https://people.onliner.by/2016/02/09/superded
Железный человек, Халк, Капитан Америка и Люди Икс всем ансамблем скромно стоят в сторонке. Наш супердед Михаил Ильич Цейтин круче их всех вместе взятых. За свои уже почти 96 лет легенда белорусского спорта видел плюс-минус все. Он падал из-под купола цирка и только по счастливой случайности не лишился ноги во время Второй мировой войны. Занимался вестибулярными аппаратами космонавтов и помогал минскому «Динамо» становиться чемпионом Союза. Его целовал Леонид Брежнев и развлекал своими разговорами Фидель Кастро. Спустя много-много лет Цейтин удобно располагается на диване и рассказывает Onliner.by, как планирует бросить курить.
* * *
Дела мои ничего. Нога только подводит. Ну, не сама нога, а позвоночник. У меня грыжа, она в ногу отдает. А так все нормально. Преподаю до сих пор в университете физкультуры. Студенты воспринимают меня хорошо. На мои лекции порой приходят даже выпускники. Преподаю я гимнастику — в теории и на практике. Так что стойку на руках выполняю довольно легко и сейчас.
Я начал заниматься в шесть лет. Был такой польский предприниматель Шаланговски. Он владел цирком. Однажды труппа оказалась в моих родных Горках. Я увидел первое выступление на базарной площади, и мне очень понравилось. На второй день прибежал на площадь и стал повторять все, что запомнил. Естественно, кто-то из артистов увидел меня.
Отца нет, в семье восемь детей. Люди из цирка пошли к маме, договорились, забрали меня и увезли в Среднюю Азию. Очень тяжелый был репетиционный период. Там меня и били, и все что угодно. Дело происходило в Ашхабаде. В городе была так называемая «Башня смерти»: в годы реакции с нее сбрасывали большевиков. Шаланговски сделал из этой башни тренажер. Он закрепил трос наверху и заставил подниматься по нему исключительно при помощи рук на высоту 20 метров. А внизу полно камней, не дай бог упасть. Бывало, рука устает, пытаешься зацепиться ногой — и тут же удар! Шаланговски любил длинный хлыст, который использовали при дрессировке лошадей.
Я благодарен этому поляку. До сих пор пользуюсь его методиками. Были у меня ученики Тумановы. В Европе только они делали стойку на одной руке во лбу с поворотом на 360 градусов. И я учил их по методике Шаланговски. Он тренировал стойку на руке в полной темноте. Поэтому в СССР я был лучшим стоечником.
Правда, из цирка пришлось уйти. Мне еще не исполнилось одиннадцати, когда я упал из-под купола. Метров 12 высота. Приземлился тогда между бортиком и выходом, сломал два остистых отростка позвоночника — хорошо еще, что мозг спинной не порвал. Полгода потом пролежал в гипсе. В общем, уехал обратно в Горки. А когда выздоровел, занялся спортивной гимнастикой. У меня, кстати, сохранилась фотография 1934 года. Там запечатлена сборная команда юношей гимнастов из Горецкого района. Мы вошли в тройку сильнейших команд по БССР и поехали на союзный гимнастический праздник пионеров и школьников.
Кстати, смотрите, вот наша белорусская форма на физкультурных парадах. Довоенная. Парад на Красной площади, 1939 год.
К началу войны у меня уже был значок ГТО второй ступени. Для его получения надо было выполнить очень серьезные физические нормативы. Требовалось и лошадью управлять, и мотоциклом владеть, и с парашютом прыгать. Самым сложным для меня оказалось плавание. Тяжелейший норматив. Нужно было сброситься любым способом с пятиметровой вышки в военной форме и с оружием, вынести это оружие на бортик, проплыть 80 метров, затем собрать 12 тарелочек, которые лежали на дне, а на закуску помочь утопающему. И все это не ступая на берег.
Когда началась война, у меня уже было три прыжка с парашютом. Потому меня и определили в авиацию. Гимнастическая подготовка оказалась полезной. Помню, пошла эпидемия тифа, причем какого-то очень сильного тифа. Так нам прислали лекарства — уколы. Очень тяжелые, но надо. Все-таки примерно 50% состава теряло летное время из-за болезни.
Когда наш полк приехал на прививку, я попросил начальника штаба, чтобы весь летно-подъемный состав после процедуры отдали мне на упражнения. Командир согласился. Дал я им нагрузки минут на 40. И знаете, после этого в нашем полку не было потери летного времени. Новость об этом дошла до главного маршала авиации Александра Новикова. Так он мне выписал благодарность [улыбается — прим. Onliner.by]. Приказ №4 от 1942 года за подписью главного маршала авиации, как сейчас помню.
Мы летали на штурмовиках Ил-2. Как-то техник нашей эскадрильи неделю не спал. Вот и забыл вытащить предохранительную чеку от ФАБ-250 — фугасной авиабомбы. В итоге мне пришлось вылезать на крыло и подпиливать тросик на высоте 1800 метров. Иначе бомба не сработала бы.
Война. Уберечься не получилось, на реке Сосна получил осколочное ранение: меня задело куском мины. Елец, Орловская область. Сразу же отправили в Тамбов. Даже не в сам Тамбов, а в село Красненькое, которое находится рядом. Госпиталь располагался в бывшей школе. Там приняли быстрое решение об ампутации ноги. Операция была назначена на утро. Госпиталь военный — никто ничего не спрашивал. Отрезать и отрезать. Да, гангрены нет, но на всякий случай надо ампутировать. Правда, ночью госпиталь стали бомбить.
Нас погрузили в товарный поезд. Неходячих, и меня в том числе, определили в подвесные люльки и повезли в Уфу. 19 суток мы ехали. 19 суток без перевязки, голодные…
Разгрузили нас в Уфе. Стали сортировать. Меня куда? В операционную — на ампутацию. Я говорю санитару: «Знаешь, ногу мою нельзя ампутировать. Я спортсмен. Плюс пальцы чувствую. Нет у меня гангрены». Он говорит: «Я ничего не могу сделать. Это же военный госпиталь. Но завтра утром нас должен посетить генерал Цыпкин. Это начальник хирургического управления Южно-Уральского военного округа. Вот он может решить твой вопрос». Фантастическая удача. Я ведь учился в институте физкультуры. И травматологию нам преподавал именно Борис Наумович Цыпкин. «Скажите, что здесь его ученик!»
Санитар, надо его поблагодарить, сказал. Утром вижу: идет Цыпкин. А он полный такой. Приходит и говорит с улыбкой: «Ну, где тут мой родственник?» Узнал сразу: «Давай, посмотрю твою ногу». Сделал разрез. Я даже видел свою кость. А вокруг черви — белые такие, крупные. Всей ногой овладели. «Вот они тебя и спасли, — сказал Цыпкин. — Всю грязь поели. Не будет у тебя гангрены, не надо ничего ампутировать».
После войны Цыпкин продолжал у нас преподавать. Классный был мужик. Работал главврачом в третьей клинике. К нему можно было обратиться даже в трамвае. И Борис Наумович чуть ли не на месте начинал осмотр.
Я продолжил заниматься спортом. В 1948 году меня включили в советскую делегацию на одиннадцатый всемирный Сокольский слет. Руководил ею Семен Михайлович Буденный. Американцев было 3500, французов — 3000, нас — 500. И мы выступили лучше всех. На второй день приехал довольный посол: «Дипломаты за 20 лет не смогли бы сделать то, что вы сделали одним выступлением!»
А у нас действительно был довольно интересный номер. Мы взяли трехколесный мотоцикл, сняли коляску, установили 10-метровый металлический шест. Я забрался на него, сделал стойку на руках и проехал в таком положении весь стадион. А впереди — знаменитая гимнастка Гороховская. Такой же мотоцикл, такой же шест, только она выполняла «ласточку». Да, хорошее выступление. На глазах у двухсот тысяч зрителей.
Я был учеником Александра Губанова. Талантливейший мужик. Он был одним из лучших режиссеров массовых действий в Союзе. При нем мы стали делать знаменитую гимнастическую вазу. Губанов ценил меня и привлекал к своей работе.
В 1969 году в стране широко праздновалось 50-летие БССР. Дело было в конце декабря. Богатая постановка. Тогда по проспекту прошли пятьдесят Дедов Морозов. Четверо из них были с автоматами. На праздник приехал лично Брежнев.
На следующий день во Дворце спорта состоялся праздник молодежи. Я был его главным режиссером. Брежневу очень понравился концерт. Я получил приглашение в комнату отдыха под правительственной ложей. Помню, поцеловал меня Брежнев и сказал Машерову: «Я всем первым секретарям на вашем примере показал, как надо воспитывать молодежь». Хотя, честно говоря, я до сих пор не понимаю, при чем тут воспитание…
Брежнев вернулся в Москву. К нему как раз приехал Цэдэнбал: «У нас в 1971 году 50-летие монгольской революции. Нужен специалист». Брежнев тут же ответил: «А возьмите этого, из Беларуси». Ну, раз Брежнев сказал — значит, надо готовить документы. Я поехал знакомиться с Монголией и затем два года готовил праздник. Он состоялся 11 июля 1971-го.
В Улан-Баторе собрались все генеральные секретари соцстран. На второй день Цэдэнбал устроил загородный отдых. Позвали и нас с женой. Там познакомились со всеми знаменитыми политиками. Кастро очень запомнился. Ну очень говорливый мужик, просто страшно говорливый. Но приятный. О чем мы говорили? Да так, ни о чем. О политике не общались.
За политику мне досталось чуть позже. У нас тогда были очень плохие отношения с Китаем. И вдруг после окончания монгольского праздника нас с женой позвали на прием в китайское посольство. Ну, я позвонил послу: «Как быть?» — «Идти, — говорит, — надо обязательно идти! Они же почти никого не приглашают». Пошел. Думал, мило пообщаемся. А они так на меня навалились: «Вы предатель!» — «Я же физкультурник!» — «Вы ревизионисты. Вы нас бросили!» Сходил, называется, на прием.
Хотя приятного всегда было больше. В то время мы активно осваивали космос. И Титов после одного полета получил функциональное расстройство вестибулярного организатора. А это как раз моя тема. Я накануне выступал с докладом про вестибулярный аппарат. В общем, все совпало. Меня пригласили в Звездный городок.
Я разработал программу по укреплению вестибулярного аппарата. Проект до недавнего времени был засекречен. Когда уехал из Минска, никто вообще не знал, куда я направился. Ну, спортсмен же, на сборы, наверное, поехал. Я дал 20 расписок. Полгода проверяли, не шпион ли я. Минск бомбили телеграммами и требовали, чтобы меня быстрее отправили к космонавтам. В итоге все сложилось.
Приехал я в Звездный городок. Великолепное место, просто царские условия. Да и космонавты — люди интересные. У нас были прекрасные отношения. Хотя между собой ребята сохраняли какое-то напряжение: жесткая конкуренция, очень жесткая. Не дай бог кто-то пробудет в барокамере на пять-шесть секунд дольше… Ой… Со стороны этот нерв был заметен.
Помню, как-то меня провожали домой Волков и Титов. Поехали мы в Шереметьево… и опоздали на самолет. Но ребята меня одного не бросили, остались ждать следующего рейса. А он в 6 утра. Надо было время скоротать. Ну, мы нашли какую-то банку под стакан, очистили ее и просидели всю ночь под лестницей — водку пили.
Кстати, вот фото с Титовым. Сделано в 1974 году. Это уже после нашей работы в Звездном городке.
Интересно было. Я доволен. Знаете, я до сих пор не сформулировал для себя секретов долголетия. Убежден лишь в том, что человеку для сохранения здоровья нужны постоянные положительные стрессы. Я пользуюсь ими всю жизнь. Когда был спортсменом, наслаждался предстартовой лихорадкой накануне соревнований. Потом испытывал положительное волнение за учеников. Теперь радуюсь, когда, готовясь к лекции, нахожу какую-нибудь разумную мысль, которую могу использовать. Очень важный момент.
При этом я никогда не делал зарядку. Зачем? У меня и так хватало движения в течение дня. Диеты я тоже не понимаю. Сало в два часа ночи? Нормально. Есть надо то, что хочешь.
Ну и курить я все никак не брошу. Хотя хочу. Сигареты курю, иногда трубку. Но мало, пять-шесть сигарет в день. Правда, полностью отказаться от них пока не получается. А курю уже больше 80 лет. Это еще с цирка. Меня старшие научили — ну, я и подхватил.
Помню, были такие сигареты без фильтра… «Прима» назывались. Крепкие-крепкие. Я возил на чемпионат мира во Францию команду по акробатике. И вот сидел как-то и решил закурить. Затянулся я своей «Примой», выдохнул — и началось.
Подходит ко мне официант, говорит: «Марихуана?» — «Нет». Он принюхивается: «Марихуана!» Разворачивается и уходит. Направляется к другому официанту. Вижу, они разговаривают и на меня смотрят. В итоге идут ко мне оба: «Марихуана!» — «Нет». И показываю им пачку. Они ее как увидели, так только и сказать смогли что «Ой-ой-ой» [смеется — прим. Onliner.by]. «Приму» ребята запомнили надолго.
Хотя это еще не самый крепкий табак. В конце 1939 года, когда мы добровольцами ехали на финский фронт, солдатам выдавали махорку «Вергун» черного цвета от Гродненской табачной фабрики. Какая же она была крепкая, господи! Это было просто невозможно. Французы от нее, наверное, вообще бы с ума сошли.
Хотя никому не советую. Тем более я не в восторге от здоровья нации. Это ужасно. Физическое состояние молодежи — просто катастрофа. Что это? Непонимание? Тупость? Безграмотность? К чему отнести такое безразличие белорусов к своему здоровью? Это меня обескураживает.
Вот у нас хватало и хватает симпатичных девушек. Правда, посмотришь на нее: вроде красивая девчонка, но чего-то горбится, косолапит… Короче, у нас говорят о культуре питания, культуре производства, культуре поведения, но о культуре физического развития — нет.
Нынешнего ЗОЖа я тоже не понимаю. Если грамотно ко всему относиться, то какая разница, зал или квартира? Мы с вами сидим в обычной комнате обычной минской квартиры, и здесь примерно четыре-пять тренажеров: стол, стул, диван, ковер. На ковре можно делать упражнения для пресса, для рук. Стол очень подходит для спины. Поэтому теперешний ЗОЖ — это одни только разговоры. Не стоит сравнивать довоенный культ физического развития и сегодняшний ЗОЖ. Посмотрите на групповые фотографии двадцатых или тридцатых годов и взгляните на более свежие снимки. Можно даже выложить их в ряд и отследить угасание.
Хотя я все равно верю в лучшее. В общем, следите за здоровьем. И ни в коем случае не позволяйте себе никаких зависти и злости! Это главное.
https://www.sportedu.by/wp-content/uplo … remeni.pdf
БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ: О ВРЕМЕНИ, О СПОРТЕ, О СЕБЕ