Перевал Дятлова forever

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Папирусы и наскальные письмена » Да здравствует Grissom...


Да здравствует Grissom...

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

Это надеюсь была и остается такой же активной, но уже вне дятловедения, - очень интересная личность.
Именно небезликая личность - просто от рождения.
Вот её наследство поколениям дятловедов - Реквием. Ссылка на ресурс дана в крайнем её посте на России Паранормальной
http://russia-paranormal.org/index.php? … 6#msg92306

https://dyatlovcreek.moy.su/load/pdf/pokhodnye_dnevniki_gruppy_djatlova/1-1-0-5
https://dyatlovcreek.moy.su/_ld/0/5___.pdf
...
Без знания истории своих предков не бывает личной истории.
http://www.lyubomudroff.ru

Весь ресурс
https://dyatlovcreek.moy.su/

Его разделы некоторые

https://dyatlovcreek.moy.su/load/pdf/po … va/1-1-0-5
https://dyatlovcreek.moy.su/publ/

Вообще - очень точное слово именно - Реквием. Кода "Белый шум"

http://russia-paranormal.org/index.php? … 5#msg79655

На самом деле, я сейчас пишу коду под названием "Белый шум", чтобы окончательно закрыть тему, так что волей-неволей приходится подмониторивать. А других причин участвовать в этом коллективном паскудстве у меня нет вообще, совершенно верно

https://vk.com/id24690953
https://wvw.namebook.club/profile/lyubo … 0422321191

Полина Любомудрова (Предеина)
Поиск людей Россия Мурманск Любомудрова (Предеина) Полина
Полина Любомудрова (Предеина), Россия, Мурманск Козерог Место проживания
Россия
Мурманск
Родной город
Мурманск
Возраст
52 года
Родилась
19 января 1973
https://wvw.namebook.club/gallery/sun6-16.userapi.com/c856524/v856524979/6116f/nUpRc6HLUD0.jpg

ПОДРОБНАЯ ИНФОРМАЦИЯ:
Полина Любомудрова проживает в городе Мурманск, Россия. Родной город - Мурманск. Девичья фамилия (фамилия до вступления в брак) - Предеина. Рождена в год Быка по китайскому гороскопу, знак зодиака Козерог. В настоящий момент Полине 52 года, замужем. Из открытых источников получены следующие сведения: информация о высшем и среднем образовании.

0

2

Возьму там вот это
https://dyatlovcreek.moy.su/publ/articl … is/1-1-0-3

ПО СЛЕДАМ ГРУППЫ ДЯТЛОВА. АКУНИН БОРИС
Повесть-расследование

Авторское вступление
   
Я ознакомился с существующими версиями трагедии. Их много. У каждой есть свои сторонники, которые весьма убедительно критикуют конкурирующие гипотезы и не очень убедительно отстаивают свою собственную.  При этом на первый план выдвигаются факты и детали, которые вписываются в предлагаемую концепцию, а всё противоречащее ей дезавуируется или игнорируется. Так оно, впрочем, обычно и бывает в подобных дискуссиях.

         Сам я, пожалуй, готов присоединиться к одной из существующих версий и потом обязательно расскажу, к какой именно. Только сначала предлагаю устроить совместное расследование. Давайте пройдем по канве  событий и посмотрим, какой сюжет психологически устраивает большинство из вас.

         Слово «сюжет» я употребил не случайно.

         В предыдущем посте я вскользь упомянул о сложности, с которой столкнулся, когда стал копаться в этой таинственной истории. Сложность эта этического свойства.

         Понимаете, девять погибших лыжников – реальные люди. У них наверняка остались родственники, знакомые. Не хочется никого обижать и травмировать слишком вольной игрой ума. Да, прошло больше полувека, но для кого-то дятловцы – живая память, а не персонажи квеста. Для меня теперь, когда я прочитал про каждого, они тоже не фигуры на шахматной доске.

   Все симпатичные. Всех жалко. Это Игорь Дятлов, Зина Колмогорова, Семен Золотарев
   
В конце концов я решил, что поступлю естественным для писателя образом: беллетризую повествование.

         Я изменил имена. Кто захочет искать сходство с прототипами – ради бога. Но это не те, жившие когда-то люди. Из двух девушек, Зины Колмогоровой и Люды Дубининой я даже сделал микс и поделил его надвое так, что определить кто есть кто невозможно.

         При этом все фактические обстоятельства драмы, разыгравшейся февральской ночью 1959 года, я сохраняю в точности. За исключением финала, конечно. Но его ведь все равно никто не знает, верно?

         Наши следственные действия будут разделены на три этапа. Я даю старт и излагаю ход событий, но направление и итог зависят только от вас. Предлагается девять версий.  Две из них я сочинил сам, разгулялось воображение. Остальные – традиционные. Восемь версий вы отсеете - коллегиально. Останется одна, консенсусная.

         В самом конце я объясню, как была устроена внутренняя механика выбора алгоритмов, а также расскажу, сторонником какой из гипотез являюсь я.

Ну что, готовы?

         Сосредоточились…

         Вперед!

ЧАСТЬ I

То, что вы видите это не картина Малевича. Это фотография, сделанная над Северным Уралом американским самолетом-разведчиком U-2 первого февраля 1959 года в 21.52 c высоты 20.000 метров. На сотни километров – ни одного населенного пункта, ни единого огонька.

Выше – с пятисоткратным увеличением – крошечный фрагмент центральной части того же снимка. Серый фон – это голый заснеженный склон горы. Маленькое прямоугольное пятнышко – палатка, поставленная на плоской площадке. Из-под брезента сочится слабый свет.

         Там, на четырехметровом пространстве, в тесноте да не в обиде, сидят девять молодых людей: семь мужчин, две девушки. Никто не ждет беды, но через восемь  минут произойдет  страшное.

   
   ***
   
- Не верите – не надо, - проворчал Юрка Донченко. – Честное слово, видел! Прямо у вершины горы. Небольшой такой огненный шар. Пока вы вылезали, он исчез.

         В ответ раздался смех. У Юрки была репутация трепача и выдумщика. Только добрая Люда Коломийцева сказала:
   
         - Это наверно кто-нибудь костер жег.

         Но Донченко заступничества не принял.

         - Ага, костер. Шар был круглый и двигался!

         - Я знаю. Это были огни святого Эльма! – с серьезным видом изрек Саша Копцов, посасывая трубку. Она была незажжена, курить в палатке не разрешалось, но Саше нравилось держать в зубах мундштук вишневого дерева. В походе он перестал бриться и надеялся, что за две недели обрастет бородой.

         Все опять засмеялись. Насмешить эту компанию было нетрудно.

         - Нечистая сила! – подхватил другой Юрка, Криворученко. Он был редактором походной стенгазеты. Выводил на тетрадном листе лозунг: «Встретим 21 съезд увеличением туристорождаемости!», подсвечивая себе электрическим фонариком. Для творческого труда слабого света от двух спиртовых ламп было маловато.

         - Лучше нечистая сила, чем костер, - веско сказал Максим Зайцев. -  Хорошие люди в такой глуши бродить не станут.

         Все посмотрели на него, а Зайцев с непроницаемым видом подкрутил мушкетерский ус. Это был мужчина под сорок, намного старше остальных. Сидел он в одной рубашке, холод ему был нипочем. Сквозь расстегнутый ворот виднелась крепкая волосатая грудь и верх синей татуировки: то ли богатырский шлем, то ли купол церкви.

         Максим Зайцев с самого первого дня похода поставил себя наособицу. То ли из-за разницы в возрасте. То ли из-за того, что чувствовал себя чужим в сплоченной компании студентов и выпускников Уральского политеха. Зайцев работал на Усть-Лобзинской турбазе инструктором и в походе участвовал – как шутил сам – «не от безделья, а за зарплату». Ребята про него знали немногое. Фронтовик, четыре ордена. А еще Юрка Донченко, у которого батя раньше служил охранником в лагере, рассказал остальным, когда инструктора не было рядом, что тот, наверное, сидел. Такие татуировки абы кому не делают. Однако Юрка, как уже говорилось, слыл фантазером, и большой веры ему не было.

         Подержав паузу, Зайцев подмигнул:

         - Спокойно, ботва. Дедушка с вами.

         Ему нравилось пугать туристов, но молодежь не испугалась, а заинтересовалась.

         - Кто в этих местах может жечь костры? – с любопытством спросил Марат Лебедев. – Охотники? Беркены?

         В безлюдных лесах и горах с незапамятных времен обитал скуластый, низкорослый народец. В энциклопедиях его причисляли к малым народностям Севера, хотя точной численности этого охотничьего племени никто не знал. Новорожденных и умерших они не регистрировали, детей от школы прятали, в армии не служили, в больницах не лечились. Жили при советской власти так же, как при царях - били зверя да пили водку. Ни с русскими, ни с манси не роднились, всё сами по себе: никто им не нужен, и они тоже никому ни за чем не сдались.

         Туристы на пути ни одного беркена не встретили. Только на деревьях кое-где попадались непонятные письмена, вырезанные ножом – переписка лесных обитателей.

         - Я слыхал, - оживился Донченко, - будто где-то в горах есть капище Беркен-Чага, ихнего бога. И будто беркены таскают к нему в подношение золотой песок и самоцветы.

         - Брехня, - отрезал Зайцев. - Если б беркены умели мыть золото, продавали бы. Никогда такого не бывало. А самоцветов в этих краях нету.

         Но Юрке хотелось интересного.
   
         - А еще говорят, здесь по речкам и ручьям добывают золото черные старатели. Из кавказских выселенцев. Кого встретят в лесу - режут.
   
         - Черные артельщики есть, это правда, - солидно кивнул Максим. – Мужики лихие, живут по своим законам. Но зимой какое золото? Все ручьи промерзли. Гуляют старатели в городах, по ресторанам.
   
         В палатке был не такой мороз, как на улице, но всё же минус. Все сидели в свитерах, в шерстяных носках. Обувь была сложена в углу, у железной печки. Перед тем как лечь спать, все надевали валенки или войлочные тапки, но сначала как следует их нагревали. Только печка-самоделка сегодня что-то капризничала. Дежурный по лагерю Коля Шмит  провозился с ней битый час и плюнул. Сходил в ближний лесок, сложил у входа в палатку кучу хвороста для завтрашнего костра. По вечерам лыжники питались всухомятку, только разогревали на спиртовке чайник. Зато утром обязательно ели горячее: кашу с тушенкой, бульон из кубиков.
   
         Пока остальные болтали, Шмит трудился. Разложил на клеенке сухари, стал резать корейку. Торопился - по распорядку ужин начинался в десять.
   
         Режим в походе соблюдался строго. С Игорем Долотовым,  старшим группы, шутки плохи. Так-то он был парень свойский, веселый, но малость ушибленный общественной работой. Говорил: «Это не просто турпоход, это идеологическое мероприятие. Никаких карт, никаких блатных песен. И железно сухой закон».
   
         Пока разбивали палатку, Долотов один поднялся на утес – установил памятный вымпел в честь XXI съезда КПСС. Звал с собой, но добровольцев зябнуть на ледяном ветру не сыскалось.
   
         Сейчас Игорь сидел и дулся. Не только из-за вымпела.
   
         Его злило, что все так почтительны с Зайцевым. Что бы ни наплел – верят: про беркенов, про черных старателей.
   
         Захотелось тоже рассказать что-нибудь интересное.
   
         - А я вот чего нашел, - вспомнил Игорь. – Глядите.
   
         Достал две длинные тряпки.
   
         - Портянки что ли? – наморщила нос Люда. – Зачем ты их притащил?
   
         - Передайте-ка мне… - Зайцев внимательно рассмотрел  грязно-серые полосы материи. – Это же солдатские обмотки. В начале войны такие были… Нет, ткань другая. Мягче, теплее. Совсем протерлась. Откуда они тут? Главное, недолго провалялись, даже не задубели от мороза. Не иначе, вертолет пролетал, мусор выкинул, ветром разметало.
   
         Снова все, развесив уши, слушали этого пижона, хотя находка была его, Игоря!
   
         Имелась еще одна причина, по которой Долотов глядел на инструктора с ненавистью. Причина эта носила нежное имя Зина и сидела рядом с Игорем. Они все время держались вместе: где он, там и она; где она, там и он.
   
         Но сегодня вечером Зина Добрынина была на себя непохожа. Молчала, нервно ежилась, иногда вздрагивала. Долотову казалось, будто между ними возникла прозрачная непроницаемая стенка. Он почувствовал эту преграду сразу же, как только спустился к палатке с утеса.
   
         - Большая гора вон там (Зина показала в сторону и вверх) называется у беркенов "Гора Мертвецов". Слышите, как она гудит? Всё время гудит, весь вечер.
   
         Все замолчали, прислушались.
   
         - Ага, - неуверенно сказал Донченко. – Вроде как порыкивает.
   
         Но никто его не поддержал, а Зайцев кинул на девушку какой-то особенный взгляд, смысл которого Игорь не понял и от этого еще больше разозлился.
   
         Зина продолжила, ни к кому не обращаясь:
   
         - Я читала, что беркены считают себя бессмертными. Они верят, что человек ныряет в смерть, как в воду. Выныривает в другом времени, и там он снова живой. Еще я читала, что мертвецов они не зарывают, а укладывают в пещеры. Но это неправда…
   
         - Откуда ты знаешь, что неправда? – спросил Долотов.
   
         Где Зина прочитала про верования беркенов, он не спросил – она вечно сидела, уткнувшись в какую-нибудь книжку.
   
         - Алё, на камбузе! – гаркнул Зайцев дежурному. – Колька, уже десять! Жрать охота!
   
         - Без двух минут, - ответил Шмит, быстро работая ножом.
   
         Наклонившись к соседке, Долотов спросил:
   
         - Куда ты с ним ходила, пока я устанавливал вымпел?
   
         - Никуда.
   
         - Не ври! Людка сказала, что вы с Зайцевым спустились из леса, с Горы Мертвецов.
   
         - Я просто хотела посмотреть на засечки, - быстро ответила Зина, но поглядела не на Игоря – на Зайцева. Тот тоже на нее смотрел. - Там стволы деревьев почти все в узорах…  Я хотела сфотографировать, но затвор от холода заело. А Максим меня сам догнал. Нельзя, говорит, в лес одной ходить. Инструкция.
   
         - Тоже мне инструктор, - оскалился Долотов, страдая. - И чего там, на горе?
   
         - Там…
   
         Зайцев –  у него был превосходный слух -  поднес палец ко рту, будто губу почесал или пригладил ус. Зина осеклась.
   
         Это окончательно добило Игоря.
   
         - Целовалась с ним? – прошипел он девушке в самое ухо.
   
         Она вспыхнула.
   
         - Дурак! Ничего тебе больше не скажу!
   
         Дежурный по лагерю, гордый своей пунктуальностью, объявил:
   
         - Ровно двадцать два ноль ноль. Сеньоры и сеньориты, кушать подано!
   
Вдруг земля содрогнулась.
   
         Мощный удар обрушился на палатку со стороны, обращенной к горе.
   
         Полог прогнулся почти до самой земли.
   
         Свет погас. Наступила кромешная тьма.
   
         Никто даже не вскрикнул – так это было неожиданно и страшно.
   
         Наступила абсолютная тишина. Казалось, стихла даже вьюга, только что трепавшая края брезента и завывавшая в ночи голодной волчицей.
 
     
ЧАСТЬ II

   Авторская ремарка   
   
Я хочу обратиться к «дятловедам», которые упрекают меня в разного рода вольностях. Я не утверждаю, что всё было именно так, как я описываю. Это беллетристика. Погодите, то ли еще в третьей части будет. 
     
Вот реальные, а не беллетристические следы группы Дятлова (фото из материалов следствия)
   
- Спокойно, товарищи! - бодрясь сказал Долотов. – Это лавина. Если бы накрыла, нас бы уже не было!
   
         - Не накрыла так накроет, - отозвался с другого конца палатки инструктор Зайцев. – Притормозила на плоском месте. Сейчас ветер посильней дунет – и кранты. Полундра!
   
         Он попробовал нащупать застежки на клапанной дверце, чертыхнулся, открыл складной нож, рассек тесемки. Снаружи была сплошная снежная стена.
   
         - Режь крышу, у кого ножи есть, скорее! – закричал Зайцев и, оттолкнув соседа, попробовал проткнуть палатку. Но она накренилась и провисла, разрезать ее было непросто.
   
         Игорю Долотову не понравилось, что распоряжается кто-то другой.
   
         - Всем приподняться! Натянуть палатку спинами! Колька, у тебя тоже нож, ты корейку резал. Кромсай!
   
         Вдали снова что-то грохотнуло, девушки завизжали.
   
         - Есть! – Нож Зайцева с хрустом распорол ткань. - Вылазь! Живо! Может, уйдем! Где наша не пропадала!
   
         Он толкнул вперед ближайшего, Сашу Копцова. Тот протиснулся в щель, а сзади лезли, мешая друг другу, Донченко  и Лебедев.
   
         Коля Шмит, пыхтя, тыкал в стенку ножом. Тот проходил насквозь, делал небольшие разрезы и срывался. Получилось только с четвертой или пятой попытки.
   
         - Зина, давай! Я за тобой! – Игорь раздвинул края дыры. Добрынина на четвереньках выбралась наружу.
   
         - Хоть обуйтесь, померзнете! – выкрикнул Зайцев, натягивая бурки.
   
         Его не слушали, всем хотелось поскорей выбраться из тесного мешка.
   
         В ночи что-то рычало и вздыхало. Вплотную к палатке, частично подмяв ее, жался снежный гребень. Метель вырывала из него хлопья. Казалось, белая стена вот-вот снова придет в движение.
   
         Все побежали вниз по склону – просто для того, чтобы быть подальше от угрожающей массы снега. Почти никто не успел схватить верхнюю одежду, а обутых было только двое: дежурный по лагерю  (он не успел снять валенки) да Зайцев.  Максим выбрался последним и поэтому отстал. Зато в руке у него был фонарик.
   
         - Быстрей, быстрей! – покрикивал Долотов. – Уходим!
   
         - Не вниз! – заорал инструктор. – Пойдет лавина – догонит! В сторону надо!
   
         Все остановились, не зная, кого слушать.
   
         - Куда в сторону? Ни черта не видно! И там снег глубже! – Игорь махнул рукой, но все же взял немного влево. - За мной, товарищи!
   
         У кого-то в кармане тоже оказался фонарик – впереди заметался луч. Но он был слабый, выхватывал из темноты только косо летящую метель.
   
         Поколебавшись, Зайцев бросился вслед за остальными.
   
         Бежали долго,  подгоняемые шумными вздохами горы. Что-то на ней осыпалось, двигалось.
   
         Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, а кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.
   
         - Я больше не могу… - выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…
   
         Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.
   
         - Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!
   
         Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.

   Тот самый кедр
     
- А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?
   
         - Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.
   
         - Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…
   
         Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.
   
         Зайцев покачал головой:
   
         - Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.
   
         Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.
   
         - Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!
   
         - Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.
   
         - Разожгу.
   
         Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там  ветками.
   
         - Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало,  поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.
   
         - Есть! Греемся!
   
         Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.
   
         Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.
   
         Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.
   
         Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:
   
         - Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!
   
         - Куда уходить?
   
         Он встал.
   
         - Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.
   
         - А костер? – вскинулся Долотов. - Бросим?
   
         Они заспорили.
   
         - Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. - Кто со мной елки ломать?
   
         - Я. Хоть согреюсь, - сказал Шмит.
   
         - И я, - поднялся Копцов.
   
         Игорь попробовал их остановить:
   
         - Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.
   
         Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.
   
         - Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит... - дрожа сказала Зина.
   
         - Ерунда.
   
         Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.
   
         Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.
   
         - Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.
   
         - Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.
   
         - Перестань, - сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…
   
         - Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!
   
         Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах  две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.
   
         - Я пойду… - Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.
   
         Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.
   
         Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.

   
ЧАСТЬ III
   
   Что это такое, сейчас узнаете…
   
   ****
 
- Смотрите, кто это?!
   
         Долотову показалось, что сквозь пургу белеет странный – то ли размытый, то ли растрепанный силуэт, нечто среднее между человеком и медведем. Игорь зажмурился.
   
         Остальные тоже обернулись, но склон был пуст: внизу снег, поверху черно-серая муть.
   
         - Померещилось…, - смущенно пробормотал Игорь. – Ребята, надо к палатке возвращаться. Рискнем. Иначе пропадем тут…
   
         Криворученко сказал:
   
         - Я не могу. Ногу не чувствую. Совсем…
   
         С ним остался второй Юра, Донченко. Договорились, что они будут жечь костер, а трое остальных поднимутся наверх, оденутся и вернутся на лыжах, с теплыми вещами и спиртом.
   
         - Держитесь, ребята, - сказал Долотов. – Мы постараемся быстрее.
   
         Но подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Сил осталось мало, окоченевшие мышцы не слушались, а встречный ветер бросал в лицо снежную труху, слепил, валил с ног.
   
         Первым во мгле потерялся Марат Лебедев. Он сбился, взял правее, чем нужно. Несколько раз падал и поднимался. Наконец упал – и больше не встал.
   
         Добрынина и Долотов какое-то время держались вместе, но вот Зина на несколько шагов отстала – и уже не увидела Игоря. Кричать она не могла, сел голос. Девушка пригнулась к самой земле, побрела дальше одна.
   
         Игорю Долотову не повезло, он соскользнул в снежную яму. Еле выкарабкался, потратив на это остаток сил. Кое-как проковылял сотню метров. Потом полз. Замер. Несколько минут шевелился. Перестал.
   
         Так уж вышло, что Зина Добрынина, самая хрупкая в группе, поднялась выше всех. (Поисковики потом найдут ее замерзшее тело всего в пятистах метрах от палатки).
   
Несколько часов спустя метель начала стихать. В рассветных сумерках по склону, словно бесплотный призрак, заскользила бесформенная белая фигура (та самая, которую увидел сквозь метель Игорь  и решил, что примерещилось).
   
Выглядела она как-то так
   
Это был не призрак и не снежный человек – просто человек. Он быстро и легко перемещался на коротких широких лыжах, обшитых особым материалом. Такие лыжи не оставляют на снегу следов.
   
         Неизвестный остановился над Зиной. Проверил пульс (его не было), профессионально ощупал одежду покойницы. Двинулся дальше. Так же быстро обыскал Марата и Игоря.
   
         Два Юрия, неподвижно лежавшие у давно погасшего костра, тоже задержали белого человека ненадолго.
   
         Зато у оврага, из которого слышались тихие голоса, неизвестный замер. Упал, слился со снегом.
   
         Люда, Коля и Саша правильно поступили, когда послушались опытного инструктора. Они вырыли глубокую яму на дне овражка, накрыли снег срубленными елками. Ветер сюда не попадал, лапник давал какую-никакую защиту от холода. Все четверо сильно замерзли, но были живы, и ничего себе не отморозили.
   
         Часа два назад Зайцев наведался к кедру – еще раз позвать остальных, но нашел там только двух Юриев, уже бездыханных. Горько выругался. Снял с мертвецов теплую одежду.  Отнес своим. Свитера и лыжные штаны погибших помогли четверке продержаться до рассвета.
   
         - Еще часок, и туман рассеется, - сказал Зайцев. – Тогда поглядим, что там с лавиной.
   
         - Хоть бы остальные ребята были живы, - всхлипнула Люда. Она плакала без остановки с той минуты, когда Максим вернулся с ужасным известием.
   
         Разговор был вполголоса - Саша Копцов и Коля Шмит, прижавшись друг к другу, спали.
   
         Послышался легкий шорох. Зайцев поднял голову -  с края оврага на него упало что-то белое, косматое, огромное. Максим даже не успел понять, что это человек.
   
         Неизвестный упал инструктору коленями на грудь, проломил ребра, убил. Мощным, техничным ударом кулака умертвил Люду Коломийцеву. Приподнявшемуся Саше ребром ладони расколол череп. Шмит не проснулся, и его неизвестный бить не стал – просто сжал сонную артерию.
   
         Этих четверых неизвестный обшарил с особенной тщательностью. Но обыск не дал того, на что он, очевидно, рассчитывал.
   
         С каждой минутой убийца делался всё мрачней. Наконец шипяще выругался не по-русски: «Oh shit. Shit, shit!».
   
         Зачем-то перетащил тела одно за другим в сторону от хвойного настила.
   
         Усатый мужчина и девушка смотрели в небо широко раскрытыми глазами.  В ее удивленно разинутый рот падали снежинки. (Потом язык и глаза Добрыниной, как и глаза Зайцева, выклюет лакомка).
   
         Белый человек передернулся – ему вдруг показалось, что девушка похожа на Дину Дурбин, любимую актрису его детства.
   
        Он поднялся на край оврага. Сел, обхватив голову руками, и оставался неподвижным до тех пор, пока в 9.05 - с пятиминутным опозданием - в небе не раздался гул двигателей.
   
         Самолет-эвакуатор летел с минимальной скоростью, на небольшой высоте.
   
         Сидящий встрепенулся, выстрелил в небо бледно-лиловой ракетой. Через несколько секунд на снег упала металлическая капсула системы surface-to-air recovery. Человек открыл ее. Снял свой snow camouflage suit, обшитый снаружи синтетическим мехом. Переоделся в комбинезон. Застегнул ремни, прикрепленные к аэростату,  подкачал гелия из специального баллона – и над оврагом вырос диковинный каплевидный пузырь.
   
         Аэростат взлетел, от него вниз тянулся нейлоновый канат.
   
         Со второго захода самолет подцепил канат вилкой-захватом. Человека оторвало  от земли. Он несся, рассекая воздух, над замерзшей речкой, над горным склоном, над деревьями. Лебедка плавно тянула ношу вверх.
   
         Еще через несколько минут удальца обнимали, хлопали по спине, называли «Джеком». Но он был угрюм, на поздравления не отвечал. Потребовал немедленно связать его с Центром.
   
         Пилоты ушли в кабину, оставили Джека наедине с рацией.
   
         Он лаконично доложил, что задание выполнено. Замеры земли и воды в заданном квадрате взяты. Миссия выполнена.
   
         - Отличная работа, парень! – обрадовался начальник. - Теперь мы сможем доказать, что Советы проводят подземные испытания и нарушают мораторий…  Но почему у тебя такой голос? Ты болен? Ранен?
   
         - Скверная история, сэр. Я совершил ужасную ошибку.
   
         - Что такое? – встревожился начальник.
   
         - Вчера в точке эвакуации появилась группа из девяти лыжников. Я был уверен, что это команда захвата, переодетая туристами. Типично советский идиотизм – какие могут быть туристы зимой в диких горах Северного Урала? Я ликвидировал их…
   
         - Ты поступил правильно.
   
         - Нет, сэр. Я ошибся. У них не было ни оружия, ни средств связи, ничего. Боже, сэр, я убил девять чертовых хайкеров! Там было две девчонки, лет по двадцать…
   
         После длинной паузы Центр ответил:
   
         - Ты поступил по инструкции. Всякий на твоем месте сделал бы то же самое… Надеюсь, ты не оставил следов? Не хватало нам только международного скандала.
   
         - Обижаете, сэр. Что я, новичок? В 22:00 с помощью вакуумной гранаты я спровоцировал сход снежного пласта, вынудил их покинуть палатку. Пятеро погибли от холода. Остальных я убрал без применения оружия, но на всякий случай отнес на лед ручья и засыпал снегом. Весной талая вода унесет трупы дальше по течению…
   
         Когда сеанс закончился, Джек заглянул к пилотам.
   
         - Ребята, дайте выпить. На душе погано.
   
         Ему протянули флягу с бурбоном.

   
ПОСТСКРИПТУМ
   
   Авторская версия
   
А теперь какой версии придерживаюсь сам.
   
Разочарую вас: самой скучной из всех существующих. Я думаю, что ничего таинственного там у перевала не произошло.
   
Ночью, когда группа готовилась ужинать и переодевалась ко сну, из-за сильного ветра сдвинулся снежный пласт, палатку наполовину завалило. Испугавшись, что это просыпается лавина, ребята кинулись вниз по склону. Решили развести костер на безопасном расстоянии и дождаться утра, чтобы понять, существует опасность схода лавины или нет.
   
Начали замерзать. Очевидно, произошел спор между двумя лидерами – старшим группы Дятловым и инструктором Золотаревым. Трое ушли с Золотаревым в овраг, где вырыли яму или нору в снегу, подстелив вниз срезанные деревца. Пятеро остались у кедра, но через некоторое время поняли, что до утра не продержатся. Снова разделились. Двое по какой-то причине  (возможно, побоялись возвращаться) не тронулись с места, а Дятлов, Слободин и Колмогорова решили рискнуть, отправились назад к палатке за теплыми вещами и лыжами. Эти пять человек замерзли.
   
Кто-то из «золотаревцев» вернулся к кедру, когда Кривонищенко с Дорошенко уже скончались, и снял с них теплую одежду.
   
Укрывшись в овраге, четверка в принципе приняла верное решение, но с ними случилось несчастье. Скорее всего, обрушился подрытый снег и придавил троих насмерть, а четвертого, допустим, оглушил. В мае поток талой воды отнес тела на несколько десятков метров от настила. Глазные яблоки и язык были склеваны птицей или выедены какой-то иной живностью.
   
Это – общая картина того, что, как мне кажется, произошло. Остается некоторое количество непроясненных вопросов, но на каждый из них можно найти рациональный ответ, не выходя из рамок данной концепции.
   
Если бы я сразу, в первом же посте, вам всё это написал, вы сказали бы: «Ну-у, это неинтересно». И были бы правы. С американским суперагентом, конечно, получилось остросюжетнее.
   
Напоследок, в качестве бонуса за терпение и выносливость, предлагаю вашему вниманию концовку,  к которой я тщетно надеялся вас вывести. Уж больно она мне нравится. Может, на самом деле всё произошло именно так?
 
Версия № 9

Все они умерли. Одни чуть раньше, другие чуть позже. Кто-то боролся до последнего, кто-то просто свернулся калачиком и постарался ни о чем не думать, кого-то придавило в овраге массой слежавшегося снега.
   
Но за мгновение до остановки сердца с каждым из девяти произошло вот что.
   
Умирающий увидел над собой, не близко и не далеко, прозрачный светящийся шар.
 
Он был немного похож на апельсин или японский фонарь
   
Оттуда доносилось попискивание, пощелкивание. Казалось, кто-то крутит ручку настройки на приемнике и уже поймал некую станцию, но она ужасно далеко и говорят там на непонятном языке. Постепенно звуки из невнятных стали членораздельными, и голос, сначала плавающий и глотающий буквы, а потом всё более отчетливый сказал:
   
- Приносим икс… искренние сожаления. Место посадки было выбрано с таким расчетом, чтобы никто из туземцев не пострадал. Ваше присутствие здесь стало для нас неожиданностью. Мы слишком поздно обнаружили, что движение снежного покрова, вызванное сигма-вибрацией, нанесло ущерб девяти жителям Земли. В условиях экспедиции произвести ремонтно-восстановительные работы вашего организма невозможно. Требуется эвакуация. Мы возьмем маленький фрагмент вашего тела и полностью его регенерируем посредством наноклонирования. При этом ваше сознание останется в неприкосновенности. Согласны ли вы переместиться на нашу планету?
   
Никто из девятерых особенно не удивился. Молодые люди конца пятидесятых все без исключения увлекались научно-фантастическими романами и твердо верили, что установка контакта с внеземными цивилизациями неизбежна.
   
Но девять раз был задан один и тот же вопрос:
   
- А я потом попаду обратно на Землю?
   
- Как пожелаете, - вежливо отвечал шар. – Вряд ли вы захотите вернуться на вашу планету, но выбор останется за вами.
   
И все согласились. Потому что никому не хотелось умирать, а еще было ужасно интересно – как оно там устроено, в иных мирах.
   
- Одна маленькая просьба, - механический голос попытался синтезировать смущенную интонацию. – Для изучения анатомии человеческого тела нам не хватает некоторых конструкционных элементов: визуальных терминалов, то есть глазных сфер, и артикуляционного дифференциатора, устройство которого нам не вполне понятно.  Регенерации тела отсутствие этих компонентов не помешает. Однако без вашего согласия позаимствовать их мы не можем, это запрещено правилами.
   
Охотнее всех пожертвовать своими «визуальными терминалами» во имя межпланетного сотрудничества согласились Максим Зайцев и Зина Добрынина.
 
А что такое «артикуляционный дифференциатор», с первого раза поняла только Зина – она всегда разгадывала шарады, ребусы и кроссворды быстрее всех.
   
- Вам нужен мой язык? - сказал она. – Да пожалуйста, не жалко. Он у меня знаете какой длинный? Я им до кончика носа достаю. Показать?

Надо отметить - я подпадала под чары Бориса Акунина. Харизма у него - очень влиятельная и впечатляющая. Но это уже моя история...

А это - похоже на Полинино в части изложения мыслей
https://cdn-cms.f-static.com/uploads/39 … 15ade7.pdf

Реквием: перевал Дятлова
Это - фрагмент темной приполярной метафизики, дыхание бессознательного, область, не подлежащая дешифровке.
Когда свершается преступление, происходит событие, которые не поддаются объяснению никем, от таких событий и мест начнешь если не убегать, то хотя бы побаиваться.
«Перевал Дятлова» - это лента Мёбиуса, потому что непонятно, откуда всё берется и куда потом исчезает. Это крик, чистая жуть, причем чем больше об этом думаешь, тем жутче становится.
Обнаружив себя среди участников эпизода, начинаешь строить догадки, а отсюда - один шаг до паранойи.
Этот образ до сих пор остается одним из самых притягательных в постсоветском фольклоре: выброшенные неведомой силой из палатки, девять полураздетых человек бегут вниз по снежной лощине, падая на камнях и теряя друг друга в круговерти метели.
После судьбоносного похода в январе 1959 года они стали настоящими героями, неизменными персонажами одной из величайшей загадок в советской истории. Погибшая экспедиция до сих пор не дает покоя ни историкам, ни писателям.

0

3

https://pereval1959.kamrbb.ru/?razdel=1 … 0#reply_71

Уже больше года нет Grissom, умерла Полина Любомудрова... Она была очень хорошая, мне ее очень не хватает...

0

4

Да здравствует  Grissom...

Почемучка написал(а):

http://russia-paranormal.org/index.php? … 5#msg79655

На самом деле, я сейчас пишу коду под названием "Белый шум", чтобы окончательно закрыть тему, так что волей-неволей приходится подмониторивать. А других причин участвовать в этом коллективном паскудстве у меня нет вообще, совершенно верно

https://dyatlovcreek.moy.su/blog/belyj_ … 8-06-17-16

БЕЛЫЙ ШУМ (CODA)
Белый шум – это равномерный шум без резких звуков и перепадов, например, шум воды, музыка лесного ручья глубоко под снегом. Раньше такой шум издавали ещё старые телевизоры, когда не были настроены на программу. Эту мучительную мелодию много лет воспроизводят участники самодеятельного интернет-расследования гибели группы Дятлова у подножия горы Хоолат-Сяхыл в феврале 1959 года. Сами себя они называют «дятловедами», почти постоянен набор объединяемых имен: П.Бартоломей и Г.Цыганкова, Ю.Кунцевич и А.Нечаев, В.Борзенков и Е.Буянов, О.Веденеева и В.Кудрявцев, А.Кошкин и М.Пискарёва, А.Ракитин и Г.Никишина, Г.Кизилов и О.Архипов, А.Коськин и А.Алексеенков, Ю.Якимов и В.Якименко… Для большинства интернет-читателей это уже целостное направление, по крайней мере, по основному выделяемому признаку.

Что же это за признак? Все эти персонажи тяготеют к моделированию. Они охотно и часто формулируют версии трагедии, но на поверку оказывается, что эти мировоззренческие на вид модели – не предназначены для того, чтобы быть воплощенными в реальности. Всё это – пародии, причем у «дятловедов» объект пародии безмерно широк, как весь советский миф. Это сверхреальность, описываемая чудовищным новоязом и преодолеваемая только с помощью шоковой терапии.

Сцена для трагического действия, место, где находят своё воплощение их идеи и образы, оформлена не без двусмысленности: возвышенность, господствующая над устьем реки Лозьва, и стекающие вниз к притоку обледенелые следы-капельки. Овраг тонет в ночи, ветер сеет снежную стружку, каменные гряды, служащие настоящим дрекольем при спуске, фонарики, тёмное зеркальце ручья. Под сибирским кедром, в свете костра, древнейшего символа покоя и умиротворения, погибают, от не пойми чего, молодые люди.

Все сюжеты-версии из области научной фантастики, воображаемые ситуации, пугающие или желанные воображаемые события — все это ярко переживается в особом пространстве, специально созданном «дятловедами» для их воплощения. Другими словами, «перевал Дятлова» есть реальность, измененная с помощью воображения, когда одни аспекты преувеличены, а другие сведены к минимуму. Сход снежной лавины и инфразвук, нападение диких животных или беглых зека, жертвоприношение кровожадным духам манси и операция спецслужб по поставке радиоактивных образцов одежды, падение ракеты и пролёт мистического «огненного шара». Любой из этих аспектов можно использовать и в повседневной жизни, но тогда это влечет за собой потерю контакта с реальностью или является симптомом такой потери контакта.

Основным средством осуществления этих мировоззренческих пародий является ирония, но ирония литературная, лингвистическая. Ироничность неотъемлема от событийной ткани в дятловедении, нередко саму ситуацию и создает. Ироническое отношение к расследованию задал с самого начала прокурор-криминалист Лев Иванов, записав в постановлении о прекращении уголовного дела: «…причиной гибели туристов явилась стихийная сила, преодолеть которую туристы были не в состоянии». И то обстоятельство, что действие развивается трагически, уже ничего не меняет. Иронический трагизм, трагическая ирония – это не игра слов, это принцип множественной, многослойной смерти туристов: три тени тянутся вверх по склону, четыре жмутся друг к дружке в овраге, и два полуобнаженных тела под буколическим кедром, заметаемые порошей. И в качестве одного из этих слоев «дятловедение» вводит новое измерение – безжалостность, бесчеловечность как общественно пассивные эмоции. «Зачем вы меня опять унижаете?» - восклицает Александр Кошкин, эксплуатирующий в «дятловедении» амплуа Акакия Акакиевича, с которого кто-то постоянно снимает шинель, то есть изгоняют со всех тематических интернет-ресурсов. Хочет он того или нет, но в нем реализуются все девять несчастных жертв. Зачем, зачем нам всё это показали? А вот затем, чтобы вызвать несомненную и острую реакцию: омерзение, стыд, жалость, желание уйти.

Мир «дятловедов» принципиально катастрофичен, они выбрали себе людей, которым не на кого положиться, и ставят их в ситуации, где надеяться не на что. Грубо говоря, здесь доводится до логического конца основополагающий принцип материального мира: всякий материальный объект изначально обречен на разрушение и исчезновение. Жизнь трагична потому, что кончается смертью. Всё свершается внутри, а остальное – политический строй, социальные связки, быт – лишь производные и частности.

Не смотря ни на что, их версии с жуткими сюжетами и чудовищной фактурой легко и смешно читать. Действительно смешно, ибо, по словам Флобера, «комическое есть предел трагического». В книге А.Ракитина «Смерть, идущая по следу» в состав тургруппы входят несколько законспирированных сотрудников КГБ, которые под прикрытием похода должны на маршруте встретиться с агентами иностранной разведки, замаскированными под другую тургруппу, и провести «контролируемую поставку» радиоактивной одежды. Однако шпионы раскрывают связь группы с КГБ, либо, наоборот, сами допускают ошибку, позволяющую непосвящённым членам группы заподозрить, что они не те, за кого себя выдают (неправильно употребили русскую идиому, обнаружили незнание общеизвестного для жителей СССР факта и т. п.). Решив устранить свидетелей, шпионы заставляют туристов раздеться на морозе и покинуть палатку, угрожая огнестрельным оружием, но не применяя его, чтобы смерть выглядела естественной. Потом, заметив свет костра у кедра в долине, агенты понимают, что туристы смогли самоорганизоваться для выживания, и решают их убить. Оставшиеся в живых к тому времени рассредоточились, и по мере их обнаружения для получения информации и для их ликвидации агентами применяются пытки и приёмы рукопашного боя — так объясняются тяжелейшие телесные повреждения, вырванный язык и отсутствующие глазные яблоки. Тела четверых туристов диверсанты сбрасывают в овраг с целью затруднить их обнаружение.
Когда версия впервые прозвучала в публичном интернет-пространстве, раздался всеобщий хохот. Сложно определить, предусматривал ли А.Ракитин такой эффект, но достиг его виртуозно. Столкнувшись с дисгармонией «расчеловеченного мира», все «дятловеды» приходят к подобному решению: победить внушающую страх действительность путем создания отражений еще более нелепых, структур еще более бесчеловечно-разрушительных.

Ужас в человеческой культуре, как известно, имеет давнюю традицию, начиная с народных страшных сказок и кончая современными фильмами ужасов. Искусство страшного определяется как репетиция смерти. Читатель, зритель, слушатель вместе с авторами проигрывает ситуацию много страшнее, чем ему предстоит пережить, и как бы закаляется перед основным испытанием своей жизни. И, развивая эту мысль, можно видеть в эстетическом наслаждении ужасом, по сути, удовлетворение удачно проведенной репетицией. Не только смерть, любое несчастье, отрепетированное в версиях, вызывает тем сильнее катарсис, возвращая к жизни, чем страшнее, гармоничнее прошла репетиция страдания и страха.

И не случайно, поэтому, за «дятловедением» утвердилась репутация антиутопии. Жанр антиутопии обозначает не столько литературное явление, сколько нынешнюю жизнь – жизнь после краха всех иллюзий. «Они нашли его: старого шамана души заложных покойников. Каждую ночь он видел их лица. Они смотрели ему в глаза: маленькие дети, женщины и мужчины, светловолосая, голубоглазая девочка, лет семи. Её украли вогулы и принесли к нему, а он принёс её в жертву своему идолу. Череда жертвоприношений людей не прекращалась и приобретала всё более уродливые формы на фоне деградации народа и его вождей. Кости жертв растаскивали звери, но если поискать, то можно найти их черепа: пустыми глазницами, чёрными колодцами тьмы, один из них смотрел на Бера, и вновь перед ним вставали живые картины возрождённых из пепла, божественных кровавых оргий.

Они нашли и тянули на берег мёртвых. Эта девочка… Он оставил её там, у кедра, ещё живой, но почти полностью обескровленной. Теперь пришла и его череда, и он цеплялся за жизнь скрюченными пальцами. Они приходили за ним и днём, когда светило яркое солнце. Иногда он проваливался в сон, а они тянули руки к его глазам, брали за руки:

- Пойдём с нами, Бер. Мы подарим тебе красивые игрушки: куклы из наших тел.

Нет! Это больше невозможно вынести. Его учили старцы, ему внушали духи - не оставлять своих следов, по которым его могли бы найти его жертвы. Он лишал их глаз, чтобы они не могли найти его и показать тропу другим. Он вырезал им языки, чтобы они не могли рассказать о нём.

Как же они нашли? Где он совершил ошибку, сделал неверный шаг? Всё, пора уходить, но куда? И в этом, и в том мире, его нашли и ждали.

Бер завернулся в медвежью шкуру и, не мигая, смотрел в огонь. Из огня в него смотрела маленькая девочка небесной синевы глазами. И он падал в голубую бездну холода». (Саша Ветер «Вогулы»).

Это уже что-то из нашего подсознания. Рассказы о перевале Дятлова как нельзя более приходятся к свихнувшемуся времени.

Со страниц газет и форумов, с телеэкранов, с одной стороны, вываливается на читателя такой винегрет образов – фактов, наблюдений, мыслей, а с другой – почти сразу же рождают ощущение такой цельности и единства, что поневоле задумаешься, а чем, собственно, всё это держится? Прежде всего – это самое очевидное – психотипами исследователей. Самоидентификация «дятловедов» со своими героями на самом деле представляет собой различение знакомых мелодий. А поскольку нет ничего более странного, чем жизнь, любая жизнь, биографии и судьбы дятловцев, странные поступки на грани смерти, их мотивы – в тонкой оркестровке – очень созвучны этому шепоту безумия, сопровождающему человека всю жизнь.

«Дятловедение» лишь кажется монологичным, на самом деле оно по-настоящему полифонично. И откуда взяться в этой истории какой бы то ни было однозначной оценке, если взаимное проникновение сознаний растворено в самой структуре трагедии? Оно-то и создает неприметную антитезу той разорванности и тому болезненному надлому, без которых не обходится ни одна версия.

Для «дятловедов» объектом приложения исследовательских усилий является «искаженная действительность», для них чудовищные случаи из жизни – это всё же норма, поэтому они прехладнокровно воспроизводят такое, что у читателей волосы на голове встают дыбом. Здесь уже достаточно крошечного сдвига, чтобы мир вывернулся наизнанку, ибо количество раздавленных рёбер, потрескавшихся черепов, вырванных языков и разложившихся трупов рано или поздно переходит в иное качество жизни.

Разумеется, не все писатели, биографически связанные со скорбно-бесчувственным ХХ веком, столь реактивны. «…Две девушки трогательно прощаются с Юрием Юдиным. Никто из них не знает в этот момент, что навсегда. Больше не будет прикосновений, дружеских объятий девушек ни на одном снимке в этом походе. Своим уходом Ю.Юдин демонстрирует всем нам, что уходит приязнь, близость, близкая зависимость, чувственность. Вероятно в нём было нечто такое, с чем девушки расстаются искренне с сожалением, и это не похоже на бракоразводный процесс, где супруги уходят чаще всего с облегчением. Обнявшись напоследок, Ю.Юдин уходит и уносит с собой, сохранив на всю свою жизнь, частичку энерго-информационного женского начала Колмогоровой и Дубининой, так и не дав им ничего взамен, не предупредив, не обеспечив защиты, что подчёркивает случайный характер гибели группы. Но даже сейчас, когда я смотрю на два этих снимка, меня не оставляет ощущение, что они предупреждают об опасности, нависшей над девушками. Особенно снимок расставания с Колмогоровой - её пронзительный, материнский (в смысле, молодой женщины) и прощальный (недосказанность) жест рукой в варежке. И хотя я уже знаю, что со всеми произошло, мне хотелось бы найти доказательства будущего на этих снимках - непосильная задача уловить сверхъестественную тенденцию, когда пребываешь внутри, но когда видишь общую картину, то почему нет... Но самое удивительное, что читается между строк, так это нежность, с которой они обе прощаются с ним» (В.Кудрявцев «СверхЪестественное»).

Зачем-то такие знаки сострадания нужны. Самое легкое – объяснить это тем, что так создается тот контрастный фон, на котором отчетливее проступают дикость, безумие и энтропия обыденности смерти, в которую «дятловеды» постоянно всматриваются. Эти стилистические сдвиги – своего рода метафизические сквозняки. На наших глазах предельно конкретная и потому всецело частная ситуация вдруг развоплощается, попадая на краткий миг в координаты вечности, - и оборачивается притчей, точнее, притча проглядывает сквозь конкретную ситуацию изнутри. Так мы думаем, оглушенные тишиной, ослепленные белым шумом.

Мучительная музыка искореженного смысла связывает распавшиеся от беспамятства звенья времен. Музыка и мука, два полюса земного существования, два края жизни. Нужно всё время держать в памяти обе предельные точки разом, чтобы различать в возвышенной гармонии фальшь заигранных клавиш, а в рутине земного – богоданную музыку бытия.

0

5

Одна из глав этой её рукописи
https://cdn-cms.f-static.com/uploads/39 … 15ade7.pdf

Реквием: перевал Дятлова
Это - фрагмент темной приполярной метафизики, дыхание бессознательного, область, не подлежащая дешифровке.
Когда свершается преступление, происходит событие, которые не поддаются объяснению никем, от таких событий и мест начнешь если не убегать, то хотя бы побаиваться.
«Перевал Дятлова» - это лента Мёбиуса, потому что непонятно, откуда всё берется и куда потом исчезает. Это крик, чистая жуть, причем чем больше об этом думаешь, тем жутче становится.
Обнаружив себя среди участников эпизода, начинаешь строить догадки, а отсюда - один шаг до паранойи.
Этот образ до сих пор остается одним из самых притягательных в постсоветском фольклоре: выброшенные неведомой силой из палатки, девять полураздетых человек бегут вниз по снежной лощине, падая на камнях и теряя друг друга в круговерти метели.
После судьбоносного похода в январе 1959 года они стали настоящими героями, неизменными персонажами одной из величайшей загадок в советской истории. Погибшая экспедиция до сих пор не дает покоя ни историкам, ни писателям.

https://dyatlovcreek.moy.su/blog/krokodil/2017-08-15-11

2017 » Август » 15 » Крокодил

КРОКОДИЛ
- Зовите меня Саша! – сказал Золотарёв, этот с кавказской внешностью франт, и сверкнул фиксами из-под усов. Он был значительно, лет на пятнадцать, старше всех в группе. Узнав, что он инструктор Коуровской базы, а этот поход ему нужен для выполнения нормы мастера спорта по туризму, отряд легко принял его. Золотарёв очень торопился пройти маршрут и вернуться обратно. Говорил, что нужно съездить к старенькой маме на Кавказ.

…Вечером трудного дня, перед восхождением на гору Отортен, ужинали прямо в палатке. Густой белой поземкой ветер заволакивал хилый сырой лесок, снаружи чуть дымился костер на бревнах, нодья. А в палатке тепло, только гудит вьюга в обгорелой трубе походной печки, и пахнет людским дымком жилья. На снегу, под хвойной крышей нет лучше простой, доброй каши – жаркой, жирно заправленной тушенкой, что ложка стоит. Так размышлял Золотарёв.

Вот Коля Тибо, ест много, но не жадно. В глухой лесной стороне хорошо, когда есть такой парень  - смешливый, смышленый, надежный. С таким не то что в огонь и в воду, можно с ним хоть стенгазету выпускать, хоть из походной фляги для здоровья, но не лишку.   Все ребята – удивительный, молодой народ, хоть бы что им: глухая ночь, непроходимый, шершавый снег, кромки льда и тёмная вода. Золотарёв будто видел самого себя – станичного юнца, последнее семечко рода, тяжело бегущего по кочкам за проезжей цыганской кибиткой,  на бортике которой вырезан заповедный знак удачи во всем. Потом сколько он геройствовал на Донском и Сталинградском фронтах, в Восточной Пруссии и Померании, нигде не покидал его тот цыганский фарт, и не зря, может быть, он наколол себе на руку памятку в виде древней руны.

Молодежь заговорила о валенках, нахваливают. А что ему те валенки, где их сушить в дырявой, смерзшейся палатке? Вот ботинки, хотя бы с починкой, да суконные портянки, тогда и речные полыньи нипочем, и мороз не защемит.

Саша чутко дремлет у догорающей печки, скорчившись, сунув руки в рукава, плотно завязав на голове по пехотной привычке шапку-ушанку. Кедровый лапник жмет под ребра.

Просыпались на рассвете нехотя, зимнее солнце слепило, дым от костра неспешно растекался низко по земле. Позавтракали овсянкой из кружек, неохота мыть посуду. Нужно было перевесить и разложить продукты, что-то оставалось в лабазе до возвращения, небольшую часть брали с собой на Отортен. Пол дня убили на обустройство лабаза, потом опять кашеварили.

В палатке, уже пустой, с тяжело провисшими, влажными скатами, на собранных рюкзаках сидели Золотарёв и Коля Тибо. За время похода они сблизились, Коля чувствовал себя со старшим товарищем, как за каменной стеной, а Золотарёв, конечно, испытывал к парню что-то по-отечески доброе.  Всё это у них так было – грузный морж на суше Золотарёв и  Тибо – выскакивает, как еврашка из норки, в чудну̀ю стойку, вечно любопытный, беспокойный, с живой торопливой речью.

Сейчас Золотарёв припомнил, как трудился батальонным комсоргом, и решил развлечь ребят этаким походным боевым листком. В дело пошел новогодний выпуск журнала «Крокодил», который он прихватил с собой, была там одна статья о старом понтонёре…

https://dyatlovcreek.moy.su/peredovica.jpg
С заголовком заминки не вышло, боевой листок «Вечерний Отортен».

- Вот смотри, - говорил Золотарёв, - передовица должна быть обязательно. Как тут у нас?.. «Выполним и перевыполним»… «Программу семилетки досрочно»… «Повысим производительность труда в два раза»… Ага!

И бывший комсорг вывел печатными заглавными буквами на заготовленном плотном листе в линеечку: «Встретим XXI съезд увеличением туристорождаемости!» А ниже почти сразу: «Философский семинар: «Любовь и туризм», проводится ежедневно в помещении палатки (гл. корпус). Лекции читают доктор Тибо и кандидат любовных наук Дубинина».

Потом быстро-быстро забегал карандашиком по бумаге, срисовывая из открытого журнала карикатуры, особенно похожими вышли лопоухий Коля и чванливая Люда.

https://dyatlovcreek.moy.su/krokodil.jpg
Тибо уже не сиделось в палатке, он вертелся, даже рожу состроил, и наконец прыснул вон. Стенгазету дописывали все сообща на поляне, вспомнили и туристские сани Колеватова, которые хороши лишь при езде в поезде, на машине и на лошади, а для перевозки груза по снегу не рекомендуются. Давно ставший предметом незлобливых шуток адюльтер Зины и Юры нашел отражение в новостях спорта: «Команда радиотехников в составе тов. Дорошенко и Колмогоровой установила новый мировой рекорд в соревнованиях по сборке печки 1 час 02 мин. 27, 4 сек.». А тот факт, что в походе отряд порядком пододичал, выразился в сравнении туристов с реликтовым гоминидом: «В последнее время в научных кругах идет оживленная дискуссия о существовании снежного человека. По последним данным, снежные человеки обитают на Северном Урале, в районе горы Отортен».

Золотарев СеменСолнце незаметно перевалило за полдень. Палатка была свернута, рюкзаки уложены, крепления подогнаны. Предстоял тяжелый и сложный подъем к перевалу. Обмякший, сгорбившийся, Золотарёв сидел на кофре, подперев щеку кулаком, глядя на теряющуюся в снежном тумане вершину.
https://dyatlovcreek.moy.su/rekviem.jpg
- Что ты бормочешь, Саша? – спросил Дорошенко, похожий на грустного дворового пса – в шапке с одним торчащим вбок и другим повисшим «ухом».
- Американец-союзник  песню пел. Вот и вспомнил.

Вниз по течению…
Далеко, далеко отсюда —
Туда смотрит моё сердце,
Там остались мои старики.

0


Вы здесь » Перевал Дятлова forever » Папирусы и наскальные письмена » Да здравствует Grissom...