СИМФЕРОПОЛЬ, 17 дек — РИА Новости. Старинная диадема "Корона Керчи", которая находится на выставке в Берлине, могла быть вывезена из Крыма во времена Великой Отечественной войны, заявил РИА Новости директор Института археологии Крыма РАН Вадим Майко.
Ранее сообщалось, что в Государственном музее Берлина на выставке представлена старинная диадема "Корона Керчи", которую обнаружили в древнем городе Пантикапей в Крыму. Она инкрустирована красными драгоценными камнями. Датируется концом IV века — первой половиной V века нашей эры. Диадема в свое время из частной коллекции попала в Римско-Германский музей в Кельне.
"Из Крыма было достаточно много вывезено артефактов, потому что во время Великой Отечественной войны происходил массовый грабеж музеев Крыма и очень многие вещи, не только из Керчи, но и других городов, оккупированных фашистами, могли оказаться в частных коллекциях", - сказал Майко.
По его словам, некоторые артефакты были обнаружены сразу после окончания войны, а некоторые появляются совершенно неожиданно спустя десятилетия.

Симферополь, 17 января. Крыминформ. Золотая корона из Керчи выставлена на выставке в Государственном музее Берлина (Staatliche Museen zu Berlin). Об этом говорится на сайте учреждения.

«Золотые украшения периода Великого переселения народов, найденные у Черного моря, в числе которых серебряные броши и великолепные пояса из ранних средневековых могил Франции, Италии, Испании и Германии из коллекции Йоханнеса фон Диергардта можно будет увидеть впервые за 80 лет», – говорится в сообщении музея.

«Корона Керчи» – диадема, принадлежавшая благородной даме, была найдена в захоронении в Керчи, в древнем городе Пантикапей. Она инкрустирована красными драгоценными камнями и датируется IV – первой половиной V века нашей эры.

Впервые украшения из коллекции Йоханнеса фон Диергардта были показаны в Германии в 1934 году. «После смерти коллекционера экспонаты были перемещены в Римско-германский музей в Кёльне», – сообщили в музее.

Современная выставка предоставлена Музеем доисторического периода и ранней истории совместно с Римско-германским музеем Кёльна. Она открылась 19 октября 2017 года и продлится до 29 сентября 2019 года.

Редкий средневековый артефакт - золотая диадема, известная как "Корона Керчи", выставлена в Государственном музее Берлина. Как сообщает сайт музея, диадему можно увидеть вместе с другими ювелирными украшениями Причерноморья, изделиями из Франции, Италии, Испании и Германии.
- Диадема благородной женщины была обнаружена в могиле в Керчи, в древнем городе Пантикапей, в Крыму, - сообщает сайт музея. - Она инкрустирована красными драгоценными камнями. Диадема датирована концом IV века - первой половиной V века нашей эры.
Известно, что многие украшения выставленные сегодня в берлинском музее, принадлежали некоему Йоханессу фон Диергардту. Позже они были выкуплены Фрицем Фримерсдорфом для города Кельна.
- Коллекция включает ювелирные изделия, предметы костюма, оружие, стеклянные и глиняные сосуды, дающие яркое представление о эпохе перемен в Европе, - сообщает сайт музея.
Как корона попала в коллекцию ее первого владельца - не уточняется.

Целый ряд ценнейших предметов из Крыма попали в европейские собрания (частные и государственные), будучи приобретёнными в результате, как сегодня понятно, финансирования разного рода грабительских раскопок. Самым известным крымским артефактом в Европе можно считать «Керченскую корону» из собрания Римско-германского музея в Кёльне. Он происходит из т.н. коллекции барона Диргардта, приобретённой Кёльнским музеем у его наследников в середине ХХ века. К Диргардту это и ряд других украшений из Крыма эпохи Великого переселения народов попали через француза Мерля де Массоно. В самом начале 20 века Массоно был послан царем Николаем Вторым в Крым, чтобы превратить его в центр российского виноделия.

Массоно стал управляющим виноградниками в Крыму и на Кавказе и организовывал в Массандре выделку столовых и крепких вин. А заодно финансировал раскопки древних курганов, находки из которых, видимо, контрабандным образом переправлял к себе на родину. Благодаря этому в 1904-1906 годах он собрал замечательную коллекцию, которую потом распродавал в Европе. Диргардт с помощью различных посредников — антикваров, аукционистов, ювелиров — скупал эти находки еще до Первой мировой войны. Ни тогда, ни впоследствии никто не задал владельцам этих вещей справедливых вопросов о законности их вывоза с территории России.

Конечно, вакханалией грабежа стал период немецко-фашистской оккупации полуострова. В эти годы Крым лишился несметного числа ценностей.

Сколько из них было украдено «цивилизованными» немецкими нацистами — выяснить практически невозможно, поскольку артефакты пропадали во время эвакуации, при попытках сохранить их в наскоро оборудованных тайниках. Что из этого рассеялось по музеям и частным коллекциям Запада, а что затерялось или было утрачено иным образом — установить так и не удалось.

Вот небольшой перечень наших потерь.

Из тысячи с лишним экспонатов живописи Симферопольской картинной галереи уцелело всего 77 полотен, которые на момент эвакуации из Крыма и последующей оккупации полуострова находились на выставках в других музеях. Эвакуированная часть коллекции Центрального музея Крымской АССР считается погибшей.

Подготовленные к вывозу ящики с сокровищами Алупкинского дворца-музея так и не были погружены на корабль. Часть их сумел увезти назад директор Степан Щеколдин, и многое из этого позже было вывезено в Германию.

По сей день точно не известно, что стало с коллекцией Пушкинского музея в Гурзуфе. Семь ящиков были сданы для погрузки на судно в Ялтинском порту всего за несколько дней до прихода немцев. По одной версии, они погибли на попавшем под бомбежку судне, по другой — так и остались в порту и были разграблены.

Многострадальный Керченский музей древностей самое ценное приготовил к отправке загодя. Всего было подготовлено 19 ящиков. В том числе — знаменитый «золотой чемодан»: фанерный ящик, обитый черным дерматином, в котором было собрано 719 предметов из золота и серебра. Среди них были античные золотые маски, бусы, подвески, кольца, браслеты, пояса из золотых пластин, монеты, медали, иконы в украшенных драгоценными камнями окладах.

Сложили в чемодан и знаменитый «марфовский клад»: так назвали драгоценности из кургана с несколькими погребениями возле села Марфовка: золотой венец, пластинки, подвески, кулон и многое другое. Все артефакты IV-V вв. нашей эры.

Все эти богатства были эвакуированы в Армавирский музей. Но в 1942 году угроза захвата нависла уже над Армавиром. Керченские сокровища были переправлены в станицу Спокойная. Где их следы исчезают.

Керченская корона готов: почти детективная история

Die Kertscher Krone. Goldschmiedearbeit aus dem Schwarzmeergebiet. «Europa brennt»
В XIX веке широкая публика всерьез заинтересовалась всемирной историей, прежде всего античностью, и связанными с нею артефактами, а музеи – как частные, так и государственные – стремились увеличить коллекции древностей. Жителям захолустной Керчи новое увлечение позволяло надеяться на сравнительно легкий заработок. Многие обитатели здешних мест вступили в ряды «счастливчиков» – так прозвали тогдашних «черных» археологов. «Белые» археологи в Керчи тоже были, но, конечно, находились в остром конфликте с «черными». Думберг, директор Керченского музея, весной 1891 года писал: «Богатые раскопки не должны быть конечной целью археологических разысканий… Чем тщательнее и добросовестнее раскопки будут производиться, служа науке и не стремясь к богатствам, тем более можно рассчитывать на удовлетворительные научные результаты… Поправить все упущения прежних времен трудно и дорого».

В 1890-е годы цены на антиквариат выросли. Теперь грабителей археологических памятников не останавливали даже внушительные штрафы за незаконные раскопки. (По тем временам 15 рублей – серьезная сумма.) В конце XIX века керченские «счастливчики», количество которых увеличивалось с каждым днем, вели себя весьма решительно, если не сказать бесстрашно. В числе прочих своих выходок, они неоднократно угрожали убийством самому Думбергу.

Власти активно преследовали их: «По горе Митридат днем и ночью ходили обходчики с револьверами, и если застигнут людей на раскопах, то звали полицию». За 8 лет отсидело, считая и повторные «ходки», около пятисот «счастливчиков». На несколько лет наступило относительное затишье, но к началу ХХ века движение «счастливчиков» возобновилось с новой силой.

Фибула в виде орла, со вставками самоцветов
Древности раскапывали не только профессионалы-археологи, но и простые обыватели. «Любители» проявляли особенную активность под Рождество, в надежде раздобыть, таким образом, денег на праздники. Очень щедрыми на готские предметы оказались недра Госпитальной улицы – под ней оказалась целая система склепов. Собственно говоря, системой она стала вследствие деятельности «счастливчиков». Вскрыв один склеп, они простукивали стены в поисках тайников и замурованных ходов. Если звук показывал наличие пустот, авантюристы проламывали стену, влезали через пролом в другой склеп, и так далее.

Наиболее ценные вещи из керченских могильников расползались по всему миру. Теперь их можно увидеть в национальных музеях Германии, Великобритании, Франции, Швеции, впрочем, российским государственным собраниям тоже кое-что досталось. Небольшую коллекцию древностей можно увидеть в Керченском музее, а кое-что – в Эрмитаже.

В 1904 году «счастливчики» Велкунов и Клочков вместе с керченским горожанином Зубковым обнаружили на Госпитальной улице склеп с множеством ценнейших предметов, золотых и серебряных изделий «готской культуры». Найденное они продали доктору Терлецкому, но Керченский музей конфисковал эти вещи и отправил в Эрмитаж. Кладоискатели требовали от директора музея Шкорпила вознаграждения. Тот написал градоначальнику Клокачеву: «Имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство положить конец стращанию, которому подвергаются все те, которые имеют какое-либо отношение к делу об ограблении катакомб на Госпитальной улице, со стороны Кузьмы Щелкунова, коновода «счастливцев», ограбивших эти катакомбы».

Кроме того, здесь обнаружилось «юбилейное» блюдо антиохийской работы, изготовленное к 20-летию правления императора Констанция II и еще несколько предметов. Керченские «счастливчики» не раз обращались к царской администрации с просьбой оплатить ценности, осевшие в государственных музеях. После свержения Романовых «черные» археологи стали адресовать свои требования новым властям. Когда в 1918 году в Керчь пришла советская власть, «счастливчики» обратились в военно-революционный трибунал с иском об оплате находок, а заодно предложили осудить Шкорпила за «контрреволюционную деятельность». Однако трибунал отклонил их требования. Тогда кладоискатели попросту убили Шкорпила. Следствие зашло в тупик, убийцы не были найдены.

Новые, еще более серьезные испытания, выпали на долю музейных работников во время Второй мировой войны, к концу которой музей не досчитался более тысячи экспонатов. Самое ценное было собрано в знаменитом «золотом чемодане», эвакуированном из Крыма. «Золотой чемодан», он же «чемодан №15», упаковывали и опечатывали в присутствии директора Керченского музея представителей горкома ВКП(б) и горисполкома.

В общей сложности в чемодан на сохранение положили 719 изделий, среди которых множество золотых и серебряных монет, бусы, маски, пояса, браслеты, перстни, кольца, подвески, медальоны, древние иконы, изделия скифской культуры и многое другое. Семьдесят серебряных редких античных монет II-I веков до н. э., из Тиритакского клада, обнаруженного при раскопках в 1935 году; великолепные золотые изделия скифской культуры, найденные на горе Митридат в Керчи при рытье котлована… В чемодане были и предметы Марфовского клада: золотая диадема, украшенная сердоликами и гранатами, многочисленные женские украшения. Судьба этого чемодана – отдельная история. Его следы теряются в предгорной станице Краснодарского края. По основной версии, он попал в партизанский отряд, руководители которого спрятали сокровище, а сами погибли от рук гитлеровцев. Есть и другие предположения. История приобрела такой резонанс, что, по ее мотивам, был снят телесериал «Маршрут» с участием Александра Абдулова.

Многие экспонаты из коллекции музея захватили немцы. После войны в Россию из Германии прибыло 40 ящиков с экспонатами, но там не оказалось самых ценных вещей из керченского собрания.

Есть мнение, что часть древних предметов присвоили американские военнослужащие в зоне оккупации. По другой версии, некоторые экспонаты пропали при перевозке, – например, в Киеве или Кракове, где нацисты некоторое время хранили трофеи из советских музеев. Кто знает? Возможно, на чердаке наследников какого-нибудь советского, немецкого или американского офицера до сих пор пылится коробка с барахлом, среди которого дедушка спрятал загадочные древние сокровища? Например, совсем недавно один американский ветеран признался на склоне лет, что стащил огромный глобус Гитлера. А может, исчезнувшие экспонаты Керченского музея давно переплавлены на обычные золотые цепочки и коронки?.. Или, возможно, этими древностями любуется частный коллекционер, владелец одного из тысяч подпольных собраний раритетов? Или эти вещи закопаны где-то в предгорьях Северного Кавказа и ждут нового открывателя?..

Украшенная P-образная часть ювелирного изделия с жемчугом и различными цветными драгоценными камнями
Многие готские драгоценности живут своей жизнью, меняя хозяев, доставляя им радость и горе, загадывая им загадки, сажая в тюрьмы, а порой и убивая. Культурное наследие этой удивительной эпохи сделал предметом своей страсти коллекционера барон Иоганнес фон Диргардт (Johannes von Diergardt).

Johannes von Diergardt
В 1934 году, после смерти Диргардта, Римско-германский музей Кельна приобрел его коллекцию - между прочим, несмотря на сопротивление Гиммлера (тот хотел заполучить ее для Берлина). Кстати говоря, те немногие объекты, которые барон еще при жизни подарил берлинским музеям, были после войны тайно вывезены в Советский Союз в качестве трофеев вместе с легендарным "золотом Шлимана" и теперь находятся в Пушкинском музее в Москве.

Массоно стал управляющим виноградниками в Крыму и на Кавказе и организовывал в Массандре выделку столовых и крепких вин. А заодно вел раскопки древних курганов и с помощью различных посредников - включая «счастливчиков» и перекупщиков их добычи- скупал древние находки еще до Первой мировой войны.. Он собрал благодаря этому в 1904-1906 годах замечательную коллекцию, которую потом распродавал в Европе.в том числе Диргардту

Таким образом в нынешней коллекции Римско-германского музея Кельна оказалась Керченская корона готов.

Выше я рассказывал об одном из активных деятелей «Аненербе» и личном маге Гиммлера Карле-Марии Виллигуте. Так вот, род Виллигутов, ведущий своё происхождение от древнегерманских языческих жрецов, из поколения в
поколение передавал загадочные рунические таблички с непонятными письменами, которые христианская церковь считала полученными от самого Дьявола. Из-за этого Виллигуты сами считались пособниками Дьявола, и их род
был проклят ещё в средние века. В «Аненербе» занялись расшифровкой табличек. Некоторые из исследователей утверждают, что одним из результатов стало создание так называемых "техно-магических" аппаратов. Сохранились
рисунки с пометками самого Виллигута, описывающие принцип действия этих аппаратов. В документах подчёркивается: что воздействие техно-магических аппаратов нацеливалось прежде всего на "кристаллы воли" — особые образования где-то в области гипофиза [19]. Выходит, речь идёт о разработках самого настоящего психотронного оружия! «Аненербе» заботили те же проблемы, что и советский Институт Мозга. Но, судя по всем, разработки в этой области были столь же безуспешны.

Хватало у сотрудников «Аненербе» средств и на ещё более безумные проекты. Когда во время войны бомбардировщики «Люфтваффе» не сумели прорваться к Оксфорду, специалисты одного из отделов начали изучение
магических свойств колоколов городского собора Оксфорда, которые, по их предположению, были источником мистической защиты от бомб противника.
Весьма показателен и случай с Институтом Маятника, который мы рассмотрим здесь более подробно.
В сентябре 1943-го года по распоряжению короля Италии ВиктораЭммануила III был арестован верный союзник фюрера и Германии, Бенито Муссолини. Гитлер немедленно приказал начать операцию по розыску и спасению дуче. Найти последнего оказалось проблемой. Когда военная разведка не справилась с этим заданием, нацисты обратились к оккультным методам. Одним из институтов, действовавших под патронажем «Аненербе», был так называемый Институт Маятника в Берлине. Использование маятника в оккультизме происходит от известной традиции "лозоходства". Считается, что подземные колодцы и реки можно обнаружить, воспользовавшись веточкой орешника. Для этого ветке придается форма вилки, и оператор-поисковик, удерживая в каждой руке по ответвлению этой вилки, медленно прогуливается по местности. Стоит ему оказаться над подземным потоком, как ветка отклонится в его руках. Таким же образом, говорят, можно определить подземные залежи металлов и даже нефти. Более того, утверждается, что оператору совсем необязательно находиться на местности — ему достаточно подробной карты!
Оккультные деятели Германии хорошо знали об этом феномене. Но они ошибались, предполагая, что можно использовать методику лозоходства в военных целях. Когда в 1942-ом году Великобритания начала уничтожать
большое количество германских подводных лодок, капитан военно-морской службы Ганс Ройдер высказал предположение, что британское адмиралтейство использует маятник для определения местонахождения субмарин противника.
Это предположение было принято, и Ройдер был направлен в «Аненербе» для организации Института Маятника, который должен был стать ответом на "оккультные происки" англичан.
С помощью этого секретного института в 1943-ем году нацисты и попытались выявить местонахождение Муссолини. Эксперт из «Аненербе» незамедлительно приступил к работе и сообщил, что Муссолини находится на острове Маддалена, вблизи северной оконечности Сардинии. В действительности же дуче в это время находился на материке, откуда его впоследствии и вывезла группа немецких парашютистов во главе со знаменитым Отто Скорцени.
Ещё одним предприятием, задуманным «Аненербе» и не принёсшим ничего, кроме непомерных расходов, стала экспедиция на остров Рюген, о которой я расскажу в следующем разделе.

С программой «Окончательное решение» связана ещё одна загадочная история. Началась она в 1924-ом году, в Силезии.
Кролики, которыми кишели земли графа Кайзерлинга, превратились в настоящую угрозу. Поскольку во время 1-ой Мировой войны граф не устраивал традиционной охоты, кролики так размножились, что заполонили все окрестности Кобервица (Силезия). После войны ситуация с кроликами ещё ухудшилась. Но, несмотря на это, граф Кайзерлинг категорически запрещал кому-либо постороннему охотиться на принадлежащих ему землях; был он и против применения яда.
— Я ищу другое средство, которое избавит нас от этого наказания божьего, — объяснял невозмутимо граф своим разъярённым соседям. И он нашёл такое средство. Летом 1924-го года Кайзерлинг пригласил землевладельцев Европы — фермеров и огородников — на сельскохозяйственную конференцию, проходившую в Кобервице. Целью конференции было ознакомление с "новой концепцией арендаторства, согласно которой земля и природа более не являются вульгарными объектами эксплуатации для извлечения финансовой прибыли"....
Кроме всего прочего, была заявлена демонстрация новой системы борьбы против кроликов, благодаря которой можно будет избавиться от этих прожорливых животных всего за три дня.
Среди крестьян и мелких землевладельцев округи прошёл слух, что граф пригласил некоего колдуна, который, подобно легендарному флейтисту из Гаммельна, ловко обращается с кроликами и может избавить от них округу, не
прибегая при этом ни к ружью, ни к яду. Человек, который должен совершить это чудо, был уже знакомый нам
доктор Рудольф Штайнер, выдающийся антропософ. Приехав в Кобервиц, он попросил убить кролика-самца и принести в комнату, которая была оборудована под лабораторию. Штайнер извлек селезёнку, яички и, добавив ко
всему этому кусочек шкурки убитого кролика, сжёг, а пепел смешал с каким-то нейтральным порошком вроде сахарной пудры или сухого молока. Полученную смесь он "активировал" с помощью применяемой в гомеопатии методики. В этом не содержалось ничего нового, если не считать того, как доктор собирался применить полученный порошок, а это и было всего удивительнее.
Доктор намеревался создать такие условия в местах проживания кроликов, что те, охваченные паникой, будут просто вынуждены покинуть район Кобервица. Именно поэтому доктор и попросил доставить ему органы кролика-самца, которые являлись, по его мнению, физиологической базой инстинкта выживания. Используя приёмы гомеопатии, доктор трансформировал этот инстинкт в его противоположность. Штайнер считал, что рассеянное по ветру и попавшее в организм кролика через дыхательные пути снадобье повлияет на этих зверьков и оставит их покинуть старые места обитания.
Доктор Штайнер отнес приготовленное снадобье на огороженный участок рядом с домом Кайзерлинга. Взяв метёлку, он смочил её в растворе порошка и стал размахивать ею, чтобы мельчайшие капельки этой смеси распространились
в воздухе. Его помощники делали то же самое на границах владений графа.
В последующие два дня ничего не произошло. Казалось, кроликов нисколько не беспокоила произведённая процедура, и они продолжали попрежнему весело опустошать овощные грядки. Охотники вздохнули с облегчением: "колдун" оказался простым шарлатаном, и графу Кайзерлингу теперь наверняка придётся разрешить охоту.
Но на утро третьего дня, как и предсказывал Штайнер, тысячи кроликов двинулись со своих мест и собрались вокруг старого ясеня. Выглядели они крайне возбуждёнными: дрожали, рыскали во всех направлениях и нюхали воздух с очевидным беспокойством.
Со всех концов обширных владений графа, равно как и от его соседей, стали приходить донесения, в которых говорилось, что повсюду перепуганные кролики покидают свои норы, как будто их жизни что-то угрожает, и сбиваются в огромные стаи. К вечеру эти стаи соединились у ясеня, образовав таким образом громадную колышущуюся массу. А незадолго до наступления ночи все кролики, будто охваченные внезапной паникой, бросились бежать в северо-восточном направлении, в сторону топких болот. После этого ещё многие годы в районе Кобервица не было видно и следа кролика [44]

Неоконченная история золотого чемодана
...
Евграф Кончин
Керчь — Армавир — станица Спокойная

Кончин Евграф Васильевич
22.07.1930 – 05.01.2011

Старший корреспондент газеты «Советская культура» по отделу изобразительного искусства и архитектуры
Заслуженный работник культуры РСФСР (24.09.1986)
Родился 22 июля 1930 года в городе Николаевск-на-Амуре Дальневосточного (ныне – Хабаровского) края в семье служащих.
Трудовую деятельность начал в годы Великой Отечественной войны электромонтажником в Хабаровске. С 1945 года учился в Хабаровской школе юнг, а затем в Благовещенском речном училище.
В 1952 году поступил на факультет журналистики Московского государственного университета. Получив высшее образование был направлен на работу в Совинформюро. С 1961 года Е.В. Кончин трудился в газете «Советская культура» (после распада СССР – «Культура»), с которой связал всю свою жизнь. Им написано большое количество статей и очерков, посвящённых изобразительному искусству. Е.В. Кончин был членом Союза журналистов СССР, Союза писателей СССР и Союза художников СССР.
Умер 5 января 2011 года. Похоронен на Введенском кладбище в городе Москве.

Величайшие загадки XX века
Непомнящий Николай Николаевич

ТАЙНА «ЗОЛОТОГО ЧЕМОДАНА»
...
27 августа Я. Лобода сдал на хранение ценности Керченского музея начальнику снабжения Спокойненского отряда И. Яковлеву. «Приняв деньги и ценности, Яковлев сложил их в сундук. Этот сундук стоял в отделе снабжения, и он же, Яковлев, его охранял». Как выяснилось, он даже спал на этом сундуке. Какие же ценности находились в «золотом чемодане»?

Из официальной описи предметов, находившихся в кожаном чемодане (ящик № 15), следует, что они были аккуратно рассортированы по 15 коробкам: византийские монеты червонного золота; золотые боспорские монеты греческого и римского времени; золотые подвески — в виде грифона, с изображением конного и пешего скифов, головок бычков, львенка… Всего в «золотом чемодане» было около 800 предметов, мировую историческую и художественную ценность которых деньгами просто не измерить…

Итак, чемодан был помещен в сундук, на котором спал партизан Яковлев. 13 сентября отряд начал поход из Спокойненских лесов к перевалу. 17 сентября партизаны остановились на стоянку для перестройки повозок. Здесь и обнаружилась пропажа чемодана.

Остановка для перестройки повозок произошла у подножия горы Беден. В архивных материалах сохранился рассказ бойца отряда Н. Черноголового о том, как была обнаружена пропажа «золотого чемодана»:

«…Бывший боец отряда Магдычев Григорий Иванович на привале под горой Большой Беден погнал в яр поить закрепленных за ним пару волов. И там, в яру, обнаружил раскрытый чемодан, пустой, с остатками некоторых вещей, не представляющих никакой ценности и названия которых никому не известны. Так, например, он из яру принес металлическую вещь — зигзагообразную, цвета бронзы, весом граммов 700—800. И кому-то из бойцов показал ее и сказал, где он ее взял…» Дошло до Смирнова, командира отряда, приказавшего обыскать Магдычева и изъять у него «зигзагообразную вещь». Других людей Смирнов обыскивать не разрешил, убеждая всех, что чемодан с ценностями похитил Магдычев. Как вспоминал Н. Черноголовый, расследование на том было закончено, а Смирнов возненавидел Магдычева, создавая ему невыносимые условия для пребывания в отряде. Позже Магдычева расстреляли фашисты…

Трудно понять ненависть Смирнова, который вообще-то должен был провести в отряде нормальное расследование. Ведь предметы из «золотого чемодана» буквально замелькали в руках партизан. Вот лишь некоторые из собранных уже в основном в 1944 году свидетельств.

М. Шульженко, медсестра партизанского отряда: «…Примерно 17 сентября 1942 года мы увидели, что по дороге валялось много ярлыков каких-то исторического музея. Мы посчитали, что его эвакуировали и разбиты ценности, но их мы не находили. Я только нашла золоченый крест, облепленный красной медью, а в середине стекло… Я не помню сейчас, куда его дела».

Боец Н. Сысоев: «В сентябре 1942 года во время ремонта повозки я нашел две маленькие монеты исторической давности. На одной монете выгравирована какая-то голова… Я их долго носил в кармане, а затем где-то потерял».

Следует прямо сказать, не тревожа памяти павших и памяти оставшихся в живых партизан Спокойненского отряда, в абсолютном большинстве своем (всего в отряде было 110 человек) ушедших в леса воевать, а не отсиживаться, что причиной многих их бед было то, что командовать ими взялись местные партийные и советские «князьки», думавшие только о себе. 18 марта 1943 года, когда немцы уже были изгнаны, бывший комиссар партизанского отряда, а теперь уже 1–й секретарь Спокойненского РК ВКП(б) И. Мальков и бывший замначальника снабжения отряда, ставший председателем Спокойненского райисполкома, М. Федоров оставили уникальный акт. В нем они как очевидцы свидетельствовали о том, что все ценности и документы отделения Госбанка, в том числе «золотой чемодан» и 40 тысяч рублей, были сожжены в лесу «вследствие невозможности эвакуировать… т. к. путь следования был перерезан вражескими войсками».

Расследование этого и других фактов началось лишь в сентябре 1943 года. Довольно быстро выяснилась фиктивность акта. Так, один из очевидцев показал, что при роспуске отряда были сожжены только банковские документы и марки, а вот «золотой чемодан» и деньги не уничтожались. В июле 1943 года Федоров обратился к главбуху отделения Госбанка с просьбой заменить большую сумму денег, которые якобы промокли в кармане и пришли в негодность. При обмене оказалось, что эти деньги из числа тех самых 40 ООО рублей, которые были сданы на хранение в отряд и потом «сожжены»…

Началом проявления интересов органов госбезопасности к «золотому чемодану» можно считать сентябрь 1943 года, когда «разрабатывалась» бывший кассир партизанского отряда И. Гульницкая, 1905 года рождения. Однако интерес этот был косвенным. Гульницкая прежде всего подозревалась в измене родине, пособничестве оккупантам. 29 марта 1944 года она была арестована, но 30 октября того же года освобождена из-под стражи, поскольку выдвинутое обвинение доказано не было.

Немного о судьбах других партизан. Н. Смирнов был пойман полицией и расстрелян. Погибли от рук фашистов И. Яковлев, Я. Лобода, погибли и многие партизаны отряда. И. Мальков был снят с должности 1–го секретаря Спокойненского РК ВКП(б) и позже работал директором свиноводческого совхоза в Ленинградском районе Кубани. М. Федоров, скорее всего, тоже был отстранен от должности, но что с ним случилось дальше, выяснить не удалось…

2 января 1944 года инспектор А. Щербатюк обращается к наркому просвещения Крымской АССР Гавриленко с запиской, в которой жалуется на пассивность кубанцев в поисках пропавших музейных ценностей. «Председатель Армгоррайисполкома т. Малых очень пристрастно относится ко всей этой истории с чемоданом, он, например, старался меня убедить, что это мелочь, у вас пропал весь Крым, у меня Армавир, а вы будете морочить голову и разыскивать какой?то чемодан…» Тем не менее кое–какие усилия по поиску пропавших сокровищ по свежим следам все же предпринимались. Органы госбезопасности Кубани разослали по ряду регионов ориентировки с копиями описи содержимого «золотого чемодана».

Однако ни в те времена, ни за все минувшие годы ни один предмет из сокровищ Керченского музея так и не «мелькнул» ни в нашей стране, ни за рубежом. Историческая и художественная ценность этих раритетов столь очевидна и многократно описана в мире, что полная «тишина» оставляет надежды — основная часть содержимого «золотого чемодана» до сих пор где-то спрятана…

От всего чемодана пока остались 2 монеты, найденные при обыске у Гульницкой. Экспертная комиссия установила, что обе монеты были чеканены в античном городе Пантикапее (располагавшемся на месте нынешней Керчи) и могли принадлежать Керченскому музею. По мнению Гульницкой, ценности Керченского музея были похищены командованием Спокойненского партизанского отряда. Действительно, вся совокупность фактов четко свидетельствует о том, что «золотой чемодан» был разграблен в самом партизанском отряде. Грабитель или грабители, вероятно, закопали основную часть похищенного в лесу (продолжать переход в отряде с ценностями было опасно), где-то близ горы Беден, рассчитывая вернуться за сокровищами. Но впоследствии вор или воры, возможно, оказались убиты или арестованы и так и не смогли вернуться за похищенным…

В пользу такой версии развития обстоятельств говорят и некоторые события уже наших дней.

Несколько лет назад об этой тайне узнал начальник Краснодарской геофизической экспедиции Н. М. Цыпченко. Он съездил на место тогдашних событий — ныне это Отрадненский район Краснодарского края. Места те довольно глухие, но, по словам Цыпченко, ему удалось примерно определить место, где, возможно, зарыта основная часть сокровищ «золотого чемодана». Однако для дальнейших поисков уже с применением специального оборудования, которым не располагает Цыпченко, нужны средства.

Известно и о других направлениях возможного поиска. Помогавший мне в работе с архивными материалами начальник группы общественных связей управления ФСБ по Краснодарскому краю Николай Панчишкин рассказал такую историю: в 1991 году управление КГБ по Краснодарскому краю получило данные о том, что в Санкт–Петербурге, возможно, проживают дети комиссара одного из партизанских отрядов Армавирского куста Соколова Николая Петровича, который погиб в бою при выходе из окружения. Уже после войны вдова Соколова (имя ее неизвестно) приезжала из Ленинграда с двумя сыновьями, одного из которых зовут Виктором, на место гибели мужа. Вдове передали вещи погибшего, среди которых была и карта с нанесенными отметками партизанских баз–тайников…

Увы, но в ответе из Санкт–Петербурга сообщалось, что, по данным центрального адресного бюро, Соколов Николай Петрович или Соколов Виктор Николаевич не значатся прописанными или уехавшими из города. Скорее всего, имена, сообщенные из Краснодара, оказались неточны. В 1991 году сыновьям Соколова было примерно под 60 лет. Возможно, после этой публикации кто-то из них или других родственников, что-либо знающих о карте, и отзовется. Ведь как бы то ни было, нельзя исключить вероятность того, что основная часть «золотого чемодана» все же попала в один из партизанских тайников…

Да, и о том, что груз прибыл в Армавир - было доложено в Москву. Но дальнейший его путь весьма загадочен.

Большая Беден
Название: Большая Беден
Тип объекта Гора (вершина)
Регион: Республика Карачаево-Черкесия

Но настоящие поклонники прогулок и видов приезжают в хутор Ильич. В теплый сезон туристы без проблем смогут разбить лагерь в окрестностях хутора, и буквально в шаге от них найдут все главные достопримечательности — древнее городище, «каменные грибы», скалы и долины.

Пойдя на север от хутора два километра вверх по реке Уруп вы найдете скалу Барабан, впечатляющую стометровыми отвесами и гигантскими гротами. По пути встречаются скалы-останцы, или «каменные грибы». Это идеальная природная фотозона.
....
Некоторые туристы практикуют пешие прогулки из Отрадненского района в Карачаево-Черкесию. Продолжая идти на юг от хутора Ильич, они выходят к горе с говорящим названием Больше, высота которой составляет 1751 м. Это одна из самых высоких точек Скалистого хребта на Западном Кавказе, и с нее открыт невероятный обзор — виден Эльбрус на востоке и Большой Тхач на западе.

Подсказала Лариса Александровна, что еще, наверное, знал о керченских сокровищах начальник штаба отряда Комов. «Но его, наверное, давно нет в живых». Стал наводить справки о его родственниках и... отыскал самого здравствующего семидесятишестилетнего Михаила Ивановича Комова. Рад был ему, как своей последней реальной надежде.

Однако надежда эта обернулась лишь несколькими строчками из трудночитаемого письма. Комов писал о том, что он с двумя ныне покойными партизанами закапывал ящики с патронами. Среди них, по его словам, «видимо, был и ваш чемодан...». Точного места, где он схоронен, Комов не помнит — «где-то у станицы Бесстрашная». Но у командира отряда Соколова, как можно понять Михаила Ивановича, оно отмечено на карте.

Неоконченная история золотого чемодана
...
Документы, сгоревшие в огне войны, уже не вернуть. А вот поиск керченских реликвий необходимо продолжить. И, быть может, с вашей помощью, дорогие читатели, удастся, ну, положим, не обнаружить их, но хотя бы с большей долей вероятности представить окончательную судьбу «золотого чемодана».

5 июня 2019 18:35
Ученый МГТУ опубликовал музейную коллекцию монет, похищенную нацистами в годы Второй мировой войны

В истории научных открытий МГТУ произошло поистине сенсационное событие. Ученый МГТУ им. Г.И. Носова, профессор Михаил Абрамзон опубликовал уникальную коллекцию боспорских монет, похищенную нацистами в годы Второй мировой войны из Керченского музея, в книге «Античные монеты. Довоенная коллекция, переданная Федеративной республикой Германии».

В томе впервые публикуется коллекция боспорских монет, насчитывающая 488 экземпляров, поступившая в Восточно-Крымский историко-культурный музей-заповедник (ВКИКМЗ) из ФРГ в 2010 году. Предположительно, это часть нумизматического собрания Керченского Историко-археологического музея им. А.С. Пушкина, утраченного в годы Второй мировой войны. Коллекция включает редкие и неизданные монеты, в нее входят 10 золотых и почти 60 серебряных монет, в том числе великолепная подборка боспорского серебра V-I вв. до н.э., а также золото италийских городов Метапонта и Тарента, раннее серебро Акраганта на Сицилии и медь Арада (Финикия).

— Михаил Григорьевич, каким образом монеты были обнаружены в Германии?

— Эта детективная история началась в июле 2008 года, когда из службы контроля за перемещением культурных ценностей ФРГ в дирекцию Керченского музея поступило письмо о том, что в руках немецкой полиции находится коллекция из 488 боспорских монет, по своему составу аналогичная той, что хранилась в Керченском музее древностей до 1941 года. Немецкие эксперты предположили, что, возможно, речь идет о нумизматической коллекции, исчезнувшей из музея в годы Великой Отечественной войны. Об обстоятельствах находки коллекции стало известно следующее. В декабре 2006 года на автомагистрали около Альсфельда (прим. город в Германии) сотрудники полиции федеральной земли Гессен в ходе проведения оперативных мероприятий изъяли коллекцию античных монет, которую пытались незаконно реализовать на одном из нумизматических аукционов ФРГ.

Переписка с властями ФРГ по поводу судьбы коллекции велась в течение 2008-2010 гг. Один из ключевых вопросов заключался в том, имеет ли она отношение к нумизматическому собранию, утраченному Керченским музеем древностей в годы войны? После длительных переговоров решением властей федеральной земли Гессен изъятая у преступников коллекция была возвращена в Крым.

— Что известно об обстоятельствах похищения коллекции?

— Накануне оккупации Керчи далеко не все ценности успели эвакуировать из Керченского музея. В августе 1943 г. и июне 1944 г. по распоряжению оперативного штаба рейхсляйтера А. Розенберга наиболее ценные экспонаты были направлены в Симферополь, а затем вывезены в Германию. Среди самых ценных довоенных коллекций Керченского музея древностей особое место занимала нумизматическая коллекция. В конце 1943- начале 1944 гг. советским командованием была осуществлена Крымская наступательная операции, в ходе которой Крымский полуостров был полностью освобожден от захватчиков. Известно, что директор Керченского музея, сотрудничавший с оккупационными властями, вылетел из Крыма на немецком самолете, увозя с собой нумизматическую коллекцию и другие ценности. Следы коллекции затерялись.

— Как удалось вернуть коллекцию на родину?

— Вопросы реституции вывезенных в годы Великой Отечественной войны ценностей очень сложны и деликатны. Их решение требует усилий, кропотливой работы и предварительных договоренностей с обеих сторон. Именно поэтому возвращение коллекции боспорских монет из Германии — событие неординарное, которое смогло состояться только благодаря доброй воле германской стороны.

Конфискованная коллекция находилась в Франкфуртском университете, где специалисты-нумизматы Ханс Кристоф Носке и Дирк Бакендорф исследовали ее. Им предстояло определить монеты, а также ответить на вопрос о возможной принадлежности к известным кладам и музейным собраниям. Именно они первые установили, что монеты могут происходить из довоенной коллекции Керченского музея древностей.

Мнение экспертов поддержали и официальные власти Германии. Весной 2010 года коллекция из 488 античных монет была передана в Институт археологии Национальной академии наук Украины для возврата на постоянное хранение в фонды Керченского историко-культурного заповедника. После воссоединения Крыма с Россией эта яркая коллекция боспорских монет из довоенных фондов музея стала доступна для публикации, способствуя изучению и сохранению культурного наследия античного Боспора.

— Расскажите о самой книге, что она содержит в себе?

— Эту книгу мы опубликовали в соавторстве с моей коллегой, заместителем директора Керченского музея Натальей Быковской. Наша работа состояла из двух частей: первая — историческая, вторая — научная. Наталья Владимировна работала как раз с историей этой коллекции, с архивами. Здесь впервые публикуются официальные документы, отчеты музея, акты об ущербе, нанесенном Керченскому музею, фотографии, циркуляры айнзацштаба рейхсляйтера Альфреда Розенберга и других германских властей. Моя задача заключалась в научном определении монет, их комплексном описании. Боспорские монеты в коллекции составляют абсолютное большинство, здесь и городские выпуски Пантикапея, Фанагории, Горгиппии, и монеты правителей Боспора римского периода. Это совершенно великолепное, уникальное по составу собрание. Сама музейная коллекция насчитывала порядка 3 000 монет, а немцы выбрали из нее самые ценные экспонаты.

Историческую ценность возвращенной и опубликованной нумизматической коллекции невозможно переоценить. Вклад директора Научно-исследовательского института исторической антропологии и филологии МГТУ, главного нумизмата Фанагорийской экспедиции Института археологии РАН, одного из ведущих российских специалистов по античной нумизматике, доктора исторических наук, профессора Михаила Абрамзона в изучении античного наследия достаточно весом. Им опубликовано свыше двадцати монографий и каталогов в области античной нумизматики; некоторые из них имеют мировое значение: так, например, монеты античного города Ольвии, попадающие на всемирные аукционы Classical Numismatic Group (Triton, The New York sale и др.), определяются экспертами по каталогу Абрамзона и Фроловой.

Юлий Марти родился 2 ноября 1874 года в городе Гродно в семье педагога немецкого происхождения, статского советника Юлия Ивановича и Августы Эмильевны. Отец — преподаватель гродненской гимназии, привил сыну интерес к древним языкам. Поступил на филологический факультет Петербургского историко-филологического института. В ходе посещений Эрмитажа познакомился с культурой античности, в том числе с керченскими древностями. Помимо греческого и латыни, Марти владел немецким, французским и русским языками. После окончания института в 1897 году направлен в Керчь на вакансию гимназического преподавателя, где в течение 23 лет преподавал древние языки в Керченской мужской гимназии. В. В. Шкорпил исполнял обязанности директора на время отпуска П.С. Яблонского.Был директором Керченского музея древностей в 1901—1918 годах. Здесь Ю. Ю. Марти серьёзно увлёкся историей Боспора и керченскими древностями. Посещал Афины, бывал в ведущих европейских музеях[1][2].

Памятная табличка при входе в Мелек-Чесменский курган
Действительный член Одесского общества истории и древностей, в 1904 году Марти был избран на должность заведующего музеем Мелек-Чесменского кургана. В 1913 издаёт работу «Описание Мелек-Чесменского кургана и его памятников в связи с историей Боспорского царства». В 1918 году от рук расхитителей гробниц погиб В. В. Шкорпил.

В 1920 пострадал от бомбежки красной авиации. По сообщению керченской газеты «Голос жизни»: «Около 8 часов утра сброшенная с советского аэроплана бомба попала в дом Тищенко, в квартиру преподавателя мужской гимназии Ю. Ю. Марти. Пробив крышу, бомба произвела сильные разрушения в двух комнатах. Находившиеся в комнатах 6 человек, ещё спавших, были забросаны штукатуркой, не причинившей им никаких повреждений. Силой взрыва были выбиты все стёкла в близрасположенных квартирах. Другая бомба упала около дома Бенардажи, но взрыва не последовало»[3].

С 21 марта 1921 года после окончательного установления советской власти в Крыму Марти был назначен директором Керченского музея древностей. С 1939 года — заместитель директора музея по науке[1].

К 100-летию Керченского археологического музея организовал проведение первой конференции археологов СССР. Она открылась 5 сентября 1926 года в Керчи в городском театре. На неё прибыло 140 делегатов из 30 городов страны. Значение конференции было велико для становления советской археологии античного периода и для совершенствования системы охраны памятников[2].

Во время войны в сентябре 1941 года организовывал эвакуацию и лично с представителем Керченского горкома ВКП(б) Ф. Т. Иваненковой сопровождал музейные фонды. В составе эвакуированных ценностей были и материалы царского готского клада III—V веков из села Марфовка — всего 719 уникальных золотых и серебряных украшений. Несмотря на сильную бомбёжку (борта грузовика были иссечены осколками), удалось переправиться через Керченский пролив, доставить ценности в Краснодар и передать по акту, позднее их эвакуировали в Армавир. 67-летний Ю. Ю. Марти в это время слёг с сердечным приступом. Часть коллекции пропала при бомбёжке. Ценности готского клада с огромным трудом передали в партизанский отряд, который позднее был разгромлен, по результатам расследования 1944 года их следы пропали[4].

Тяжело болел, работал учителем в сельской школе в Кабардино-Балкарской АССР. Во время оккупации Керчи его зять был назначен немецкими оккупационными властями директором музея, дочь служила у немцев переводчицей. При отступлении немецких войск они ушли на запад, и на Марти легло клеймо родственника предателей. В 1946 году Ю. Ю. Марти направляют на работу в Херсонесский музей, в 1948 году Марти возвращается в родную Керчь в качестве главного хранителя Керченского музея. Он проработал на этой должности до 77 лет, жил в квартире при музее. Умер 1 апреля 1959 года и похоронен в Керчи на городском кладбище[1].

А вот история еще об одном не найденном тайнике военного времени вполне реальна. Музей Крымского природного заповедника тоже имел немало сокровищ, накопленных за 23 года существования. К сожалению, большая часть — зоологическая коллекция, гербарии, карты и многое другое — были фашистами просто уничтожены вместе со зданием. Краевед, исследователь истории заповедника Анна Сироткина рассказала, что самые ценные документы успела закопать сотрудница заповедника Астахова. Была среди бумаг геоботаническая съемка лесов.
"В послевоенном отчете профессора Ивана Пузанова упоминаются примерные координаты, — рассказала Анна Сироткина. — Но если ящики и искали, то безрезультатно. Профессор Пузанов предполагал, что ящики мог выкопать сотрудник заповедника, занявший во время оккупации должность директора".

К сожалению, потомков Юлия Юльевича в Керчи не осталось, и заботу о его захоронении взял на себя Восточно-Крымский историко-культурный музей-заповедник: в 2021 г. на средства Музея-заповедника была проведена реконструкция могилы, а сотрудники Отдела охраны памятников проводят регулярные субботники.

Настоящим шоком стало сообщение, что после войны в одном из немецких замков советские солдаты нашли часть ценностей из керченского музея. А совсем недавно, в 2006 году, на территории федеральной земли Гессен, полиция обнаружила 500 монет эпохи Пантикапея и Боспорского царства. Два года музейные работники Крыма доказывали «керченское» происхождение драгоценных монет. В 2009 году монеты вернулись в керченский музей, и теперь нумизматическая экспозиция музея оказалась самой ценной в мире. Но эти монеты не входили в коллекцию «золотого чемодана» …

В 1993 году исследователь в московском Институте археологии защитил кандидатскую диссертацию по теме «Синопские керамические клейма как источник по политической и экономической истории Понта». По приглашению Немецкого археологического института в 1996 году он работал в библиотеках г. Берлина. В 1998 году проходил постдокторантуру в университете им. Аристотеля г. Фессалоники. В 2000 году по стипендии Объединенных академий Германии работал в Немецком археологическом институте. Дважды по приглашению Французской археологической школы Н.Ф. Федосеев работал в Афинах. Принимал участие в научных конференциях в России и за рубежом: в Афинах, Берлине, Лозанне, Варшаве, Стамбуле, Варне, Констанце.

Н.Ф.Федосеев
(КГИКЗ, г. Керчь)
Судьбы керченских археологов // Материалы юбилейной конференции, посв. 175-летию музея. Керчь, 2001. С.18-29.

Однажды, в Берлине, в беседе со мной сотрудница Altesmuseum сказала, что в их музее «много
предметов из Керчи и из Николаева – есть такой город?» - спросила она. Парадоксальность этого вопроса
состоит в том, что имя небольшого, по сравнению с Николаевом, городка Керчь известно во всем мире,
прежде всего благодаря своим древностям. Для каждого античника понятно выражение «керченский стиль».

Марти Юлий Оскар Матвей Юльевич, немец по происхождению, родился в 2 ноября 1874 году в Гродно. Под руководством отца – преподавателя гродненской гимназии, – основательно изучил древние языки. Изучая филологию в Петербургском историко-филологическом институте, по воскресным дням посещал Эрмитаж, где впервые познакомился с керченскими древностями. С момента окончания Института в 1897 году в течение 23 лет работает преподавателем древних языков керченской мужской гимназии, где сотрудничал с тогдашним директором музея В.В.Шкорпилом. Здесь стал углубляться в изучение керченской старины.
Под его руководством впервые были предприняты раскопки городищ так называемых "малых боспорских городов", вслед за которыми развернулись успешные археологические исследования на Керченском и Таманском полуострове. Именно в это время проявляется первый интерес к сельской территории Боспора.
Состоя членом ООИД, в 1904 году был избран на должность Заведующего музеем Мелек–Чесменского кургана, а с 21 марта 1921 года – директором музея. С 1939 года – заместитель директора музея по науке. Во время войны эвакуировал музейные ценности в Армавир, но, тяжело заболев, вынужден был работать в учителем в сельской школе в Кабардинии. Во время оккупации Керчи его зять был назначен директором музея, а дочь работала у немцев переводчицей. Вместе с немцами они ушли на запад.
После войны Ю.Ю.Марти жил у сына на севере, и просил инстанции найти ему работу по его специальности. В 1946 г. его направляют на работу в Херсонесский музей, а с 1948 года Ю.Ю.Марти - главный хранитель Керченского музея, и лишь в 77 летнем возрасте оставляет работу. Умер 1 апреля 1959 г.
Но как советский режим относился к родственнику «предателей Родины»? И в музее и в науки к нему относились очень насторожено. Раскопки вести ему не давали, а научная работа… до войны Ю.Ю.Марти опубликовал 40 работ, а после лишь одну (в 1950 г.) в соавторстве с А.И.Болтуновой.
Будучи талантливым и всесторонне развитым человеком Ю.Ю.Марти внес огромный вклад в развитие археологии.

Тяжело болел, работал учителем в сельской школе в Кабардино-Балкарской АССР.

Прегра́дная — станица в Урупском районе Карачаево-Черкесской Республики. Административный центр Урупского района и Преградненского сельского поселения.

Прежде всего, мы обратились в Керченский историко-археологический музей имени Пушкина. Филипп Тихонович Гусаров, директор музея, положил на стол газетную вырезку и лист бумаги, исписанный с двух сторон.
— Вот, пожалуй, единственный человек, который помнит Войкова по работе в подполье, — сказал он.
В вырезке из одной уральской газеты рассказывалось о торжественных проводах на пенсию Порфирия Федоровича Григорьева, старого рабочего-большевика, начавшего трудовую деятельность учеником слесаря на механическом заводе Золотарева пятьдесят лет назад. А в письме сам Порфирий Федорович сообщал, что он участвовал в забастовках керченских рабочих в годы революции, помнит одного из руководителей керченской организации РСДРП Егора Афанасьевича Афанасьева и пропагандиста заводского района Петра Войкова.
Мы связались с Порфирием Федоровичем, который сейчас живет в Свердловске, и в мае 1957 года на имя редактора газеты «Керченский рабочий» пришло от него письмо.

КНИГИ ПО АРХЕОЛОГИИ
Название: Археология и история Боспора.
Автор: Гайдукевич В.Ф. (отв. ред.)
Жанр: история
Описание: Исполнившееся в июне 1951 г. 125-летие Керченского историко-археологического музея им. А.С. Пушкина отмечается выпуском настоящего сборника статей, посвященного вопросам археологии и истории Боспора. Керченский музей надеется, что это издание послужит началом последующего систематического выхода в свет аналогичных сборников, в которых будут получать отражение результаты научно-исследовательской работы не только музея, но и всего коллектива советских ученых — историков и археологов, ведущих большую и плодотворную работу по изучению Восточного Крыма и Таманского полуострова, тесно связанных историческими узами со всем Крымским полуостровом и Северным Причерноморьем в целом.

Предисловие
Ф.Т. Гусаров. Керченскому музею — 125 лет
В.Ф. Гайдукевич. Боспорские города в свете археологических исследований последних двух десятилетий
В.Д. Блаватский. Исследования города Пантикапея
И.Т. Кругликова. Раскопки древнего Киммерика
М.М. Худяк. Предварительные итоги раскопок последних лет в Нимфее
Ю.С. Крушкол. К вопросу о киммерийцах
Э.И. Соломоник. О скифском государстве и его взаимоотношениях с греческими городами Северного Причерноморья
К.Э. Гриневич. Юз-Оба. (Боспорский могильник IV века до н. э.)
Д.Б. Шелов. Автономные монеты боспорских городов как исторический источник
И.Б. Зеест. К вопросу о боспорских амфорах
И.Д. Марченко. О терракотовых антефиксах Пантикапея
А.П. Иванова. Боспорская живопись
Н.В. Анфимов. Позднесарматское погребение из Прикубанья
Л.И. Чуистова. Курганные гробницы, открытые в 1950 г. в районе Тиритаки
В.В. Веселов. Древние городища в районе Синягино (к вопросу о местоположении Парфения и Порфмия)
Л.И. Чуистова. Фонды Керченского музея

Симферополь: Крымиздат, 1952. — 256 с
Симферополь: Крымиздат, 1962. — 235 с.
Сборник статей по археологии и истории Северного Причерноморья.
История исследования
Греческие весовые системы
Северопричерноморские весовые системы (Ольвия, Херсонес, Боспор)
Римская весовая система
Византийская весовая система
Античные и средневековые весы
Заключение

а с 1948 года Ю.Ю.Марти - главный хранитель Керченского музея

ИЗДАНИЯ КЕРЧЕНСКОГО МУЗЕЯ. ВЕК ХХ. ЧАСТЬ 3
В 1937 г. керченскому музею было присвоено имя А. С. Пушкина в ознаменование 100-летнего юбилея со дня смерти поэта, торжественно отмечавшегося по всей стране. В этом же году директором музея Ю. Ю. Марти был составлен «Путеводитель по Керченскому историко-археологическому музею им. А. С. Пушкина», опубликованный Крымским государственным издательством тиражом в 3150 экз.

Это издание является наиболее ёмким и полным по содержанию в сравнении с предыдущими. Путеводитель очень подробно знакомит читателя с выставочными залами музея, освещающими историю края в чёткой хронологической последовательности, начиная с эпохи палеолита и оканчивая периодом феодализма. Особое место отведено Боспорскому царству, его политическому устройству, культуре, торговым и экономическим связям, описанию повседневной жизни населения. Повествование сопровождается иллюстративным рядом, представляющим археологические находки из фондов музея, с указанием витрин, где можно увидеть описываемые экспонаты.

Завершает публикацию экскурсионный рассказ о лапидарной коллекции, располагавшейся в старом здании музея на г. Митридат, Мелек-Чесменском и Царском курганах, склепе Деметры. Вместе с автором мы можем совершить прогулку по раскопкам акрополя древнего Пантикапея.

В 1956 г. к 130-летнему юбилею музея коллективом авторов, среди которых директор Керченского историко-археологического музея Филипп Тихонович Гусаров, заместитель директора Лариса Ивановна Чуистова, научные сотрудники С. Ф. Нечаева, Н. З. Питкина, М. Ф. Сезько, В. П. Чередникова-Азарова, было выпущено ещё одно справочное издание — «Путеводитель по Керченскому музею, археологическим и историческим памятникам Керчи и Керченского полуострова», завершающий череду изданий подобной направленности. Тираж в 10000 экз. уже не назовёшь библиографической редкостью, но это число свидетельствует о возросшей значимости и популярности музея. Ощутимо увеличился и объём издания.

Идеологическая борьба с «готской проблемой» в послевоенном Советском Союзе.

Вполне понятно, что из-за активного использования готской темы нацистскими идеологами советская историография, уже в 1930 годы демонстрировавшая тенденциозное отношение к готской теме, попросту не могла быть объективной в отношении этой непростой научной проблемы в послевоенное время.


Резной наличник портала входа в донжон цитадели Мангупа (по Дюбуа де Монпере, ок. 1833 г.). Северо-восточный портал сохранился, в то время как юго-восточный до наших дней не сохранился.

Особенно ярко это проявилось во время проходившей в мае 1952 года объединенной научной сессии Отделения истории и философии АН СССР и Крымского филиала Академии Наук. В ходе этой сессии обсуждались многие наболевшие проблемы исследования истории Крыма, а также были утверждены новые идеологические установки, согласно которым предписывалось изучать эту проблематику. Если говорить о самых общих тенденциях этого времени, то главной среди них был курс на «русификацию» истории Крыма и преуменьшение роли других этносов в крымской истории. В результате воплощения этого подхода на практике досталось не только крымским татарам, грекам, армянам и другим нерусским народам, но также и готам — не столько из-за их далекого прошлого, сколько из-за использования их истории нацистами. Один из участников сессии, П.Н. Надинский, самым решительным образом заклеймил «готскую теорию» и её сторонников:

Теория о «крымских готах» широко пропагандировалась в 20-е и начале 30-х годов. Главными ее пропагандистами явились лица, которые были разоблачены как враги советского народа. Они, эти враги советского народа, выполняли социальный заказ своих империалистических хозяев, пытались доказать, что в Крыму на протяжении почти полутора тысяч лет якобы существовало государство готов, и что готы якобы оплодотворили Крым своей высокой культурой. Больше того, согласно этой теории, делались попытки установить кровное родство крымских татар с готами, доказывая, что в жилах светловолосых голубоглазых татар течет арийская кровь… Во время немецкой оккупации Крыма теория о «крымских готах» была полностью использована фашистскими захватчиками для оправдания захвата Крыма1.

Далее докладчик переходит на личности, пытаясь доказать, что «готская теория» была создана «врагами народа», а участники археологических экспедиций 20-х — 30-х годов, направленных на поиски готов, на деле занималась шпионской деятельностью:

Кто такие Васильев и Эрнст? Васильев — историк, автор известной работы, лживой, ненаучной работы о готах.
Этот Васильев в 30-х годах при поездке за границу остался там и ныне, как враг Советского Союза, выступает с клеветой против Советского Союза, и этот Васильев, автор антинаучной работы о готах, для некоторых наших историков является авторитетом, и на него ссылаются, и не только ссылаются, его помещают в указателе и рекомендуют советскому читателю знакомиться с ним. Этого, товарищи, допускать, по-моему, нельзя. Кто такой Эрнст? Это немец, приехал в Крым в 1912 году и стал работать в Севастополе топографом. Во время Первой мировой войны его попросили оттуда, он окопался в Симферополе, заделался археологом и проч., написал несколько книжек, конечно, лживых. Ничего научного в них нет. Этот преступник был разоблачен в 1936 г. к высшей мере наказания, тогда высшая мера наказания была 10 лет. Его сослали. Сейчас, после войны, в 1949 году товарищи приводят его как авторитет в своей работе. Зачем это делать? […] Многим сидящим здесь известно, что «готскую теорию» начали пропагандировать в двадцатые годы. Сюда приезжало несколько археологических экспедиций, одна так называемая Русско-американская археологическая экспедиция, которую субсидировал и возглавлял не то немецкий, не то американский шпион Вольшток*. Это же факт, теперь это всем известно. Чем занималась эта экспедиция? Она искала материал для доказательств этой враждебной для нас «готской теории»2.

К готской теме и её использованию нацистскими идеологами Надинский вернулся ещё раз в отдельном докладе под названием «Крым в период Великой Отечественной войны». Позволю себе ещё одну пространную цитату:

В местных [т. е. крымских] фашистских газетах, выходивших на русском, немецком и татарском языках, публиковались статьи, в которых, ссылаясь на довоенные работы историков и археологов, фашисты доказывали, что только Германия несёт неоспоримые права на Крым, как на землю своих предков.
Стало ясным для всех, на чью мельницу лили воду историки и археологи, которые в довоенные годы занимались усиленной пропагандой различных антинаучных теорий, в том числе и о «крымских готах». Стало ясно, в чьих интересах работали изменник родины историк А.А. Васильев, преступник археолог Эрнст, предатель Тахтай** и ряд других3.

Вот так крымские готы были объявлены «вне закона» советским историком Надинским. Его гневный послевоенный пафос, если рассматривать его исключительно в контексте «готских» притязаний нацистов, вполне объясним. С другой стороны, объявлять «изменниками родины» и «преступниками» талантливых учёных А.А. Васильева и Н.Л. Эрнста, конечно, было совершенно неверно. И ещё более неверно было отнимать у готов право на историческое существование в Крыму.

Тем не менее, 1952 год уже значительно отличался от 1937 года, и заниматься готами и — шире — раскопками средневековых могильников на территории Крымской Готии учёные не перестали. В 1953 году вышел 34 выпуск «Материалов и исследований по археологии СССР», посвященный археологии Юго-Западного Крыма и прежде всего исследованиям Мангупского городища4. В этом выпуске было опубликовано сразу несколько статей, затрагивающих историю княжества Феодоро и, соответственно, «готскую проблему». В этих статьях, отчасти посвященных публикации находок, полученных в результате раскопок Мангупа в 1938 году, наконец-то была опровергнута ложная точка зрения о локализации средневекового Дороса-Феодоро, выработанная в конце 20-х — начале 30-х годов исследователями «Готской группы». Согласно этой точки зрения, напомним, Дорос-Феодоро находился не на Мангупе, а на Эски-Кермене. Однако раскопки 1938 года ярко продемонстрировали наличие богатого раннесредневекового слоя на Мангупе и опровергли утверждения членов «Готской группы» (главным образом, Н.И. Репникова) о поздней дате поселения на этом городище. Как следствие, авторы статей 34 выпуска «Материалов и исследований по археологии СССР» пришли к выводу о том, что «именно на Мангупе находился древний Дорос, он же Понтийский город Присциана и центр области Дори Прокопия»5.

Наличник нижних окон донжона мангупской цитадели (по Дюбуа де Монпере, ок. 1833 года). Окна до наших дней не сохранились

Однако с окончательным решением «готской проблемы» авторы книги не спешили. В программной статье, суммирующей результаты раскопок 1938 года и подводящей итоги истории мангупского городища, М.А. Тиханова определила «готский вопрос» как «вопрос об общем удельном весе и о культурном значении той группы готов, которая задержалась в Крыму с IV в. н. э.». Тем не менее, сама она расценила этот вопрос как «чрезмерно раздутый, либо сознательно запутанный»6. Крайне интересно также отметить, что в своей статье о крымских готах Тиханова... ни разу не ссылается на классические труды по этой проблеме А.А. Васильева. Причиной этого, вне всякого сомнения, был негласный запрет на упоминание даже имени этого известнейшего ученого в позитивном контексте. Как мы помним из материалов сессии 1952 года, Васильев был объявлен «врагом Советского Союза» и «изменником родины». Не нашлось места этническим готам и в работах других авторов сборника7 — уж слишком тяжело было бремя идеологической подоплеки для изучающих крымско-готскую историю.

В 1964 году выходит важнейший и до сих пор, пожалуй, единственный обобщающий научный труд по истории средневекового Крыма, написанный А.Л. Якобсоном. Несмотря на название «Средневековый Крым», на деле книга представляет собой обзор истории Крыма вплоть до присоединения полуострова к России в 1783 году. И даже в этой монографии, написанной с оглядкой на идеологические установки послевоенного периода, готам фактически не находится места. В отличие от гуннов, алан, печенегов, татар, половцев и пр., готы упоминаются в книге всего несколько раз, зачастую в кавычках — по всей видимости, в качестве указания на «надуманный» характер термина «готы» применительно к истории средневекового Крыма. При этом свидетельства Прокопия и Рубрука о крымских готах и Кырк-Йере используются, но практически не комментируются, в то время как сообщение Бусбека и вовсе игнорируется. Не упоминаются готы также и при анализе истории княжества Феодоро или обсуждении находок из могильников Суук-Су, Эски-Кермен, Чуфут-Кале, Скалистое и т. п.8. Это негативное отношение к «готской проблеме» практически без изменений было перенесено автором в его более позднюю популярную книгу о Крыме в средние века9.

Обложка книги А.Л. Якобсона «Крым в средние века» (М., 1973). На ней помещена фотография оборонительной стены в балке Гамам-дере на Мангупе

Готской проблематике была посвящена значительная часть книги «Археологические исследования средневекового Крыма» (Киев, 1968). Некоторые авторы этого сборника (Э.И. Соломоник, О.И. Домбровский и Е.В. Веймарн) анализировали такие основополагающие проблемы, как локализация города Фулл и страны Дори, определение географических границ княжества Феодоро и описание памятников горного массива Бойка, входившего в состав княжества10. В дальнейшем, в 60-е — 80-е годы XX века в Советском Союзе вышло много статей и отдельных публикаций, посвященных преимущественно датировке и атрибутированию археологических памятников Крымской Готии. При этом, к сожалению, в силу инерции довоенного скептицизма значительная часть памятников, найденная на этой территории, приписывалась не готам, а аланам или неким не совсем точно определенным гото-аланам11.

В завершение этого раздела позволим себе процитировать популярную работу известнейшего советского археолога А.А. Форомозова. Говоря об истории крымских пещерных городов, исследователь упоминает о том, что, согласно некоторым теориям, они были созданы «местным населением, потомками сарматов и алан, и пришельцами — готами». Таким образом, согласно Формозову, ираноязычные сарматы и аланы являются «местным» крымским населением, в то время как готы — инородными «пришельцами»12. И это при том, что аланы эмигрировали в Крым почти в одно и то же время, что и готы! Цитата короткая, но весьма характерная для советской историографии готского вопроса.

Примечания.

*. По мнению С.Г. Колтухова и В.Ю. Юрочкина, здесь имеется в виду Евгений Александрович Голомшток, русский эмигрант, в то время сотрудник музея Филадельфийского университета США.

**. Здесь имеется в виду археолог Александр Кузьмич Тахтай (1890—1963). Неоднократно арестовывавшийся под различными надуманными обвинениями, с 1934 по 1949 год Тахтай работал в Херсонесском историко-археологическом музее и действительно интересовался готской проблематикой. В 1949 году он был арестован и осужден на 25 лет; в 1955 досрочно освобожден (Граб В.І., Супруненко О.Б. Археолог Олександр Тахтай. Полтава, 1991; см. также документы в архиве Херсонесского заповедника).

1. Стенограмма объединенной научной сессии Отделения Истории и Философии и Крымского филиала Академии наук СССР по вопросам истории Крыма. 23—25 мая 1952 г. Симферополь // Научный архив Крымского филиала Института археологии НАН Украины. Т. 4. С. 138—139. Автор выражает благодарность В.Ю. Юрочкину за предоставление информации об этом ценном источнике.

2. Стенограмма… С. 147.

3. Там же. С. 269.

4. По этой причине этот выпуск МИА ученые зачастую называют «Мангупский том» (Колтухов, Юрочкин. От Скифии… С. 120).

5. Тиханова М.А. Дорос-Феодоро в истории средневекового Крыма // МИА. С. 326.

6. Там же. С. 319.

7. В сборнике были опубликованы следующие статьи: Веймарн Е.В. Разведки оборонительных стен и некрополя. С. 419—429); Тиханова М.А. Базилика. С. 334—389; Якобсон А.Л. Дворец. С. 390—418.

8. Якобсон А.Л. Средневековый Крым. М.; Л., 1964. С. 9, 11, 14—15, 80—81.

9. Он же. Крым в средние века. М., 1973. С. 9—18, 82—83, 128—133.

10. Соломоник Э.И., Домбровский О.И. О локализации страны Дори // АИСК. С. 11—44; Веймарн Е.В. О двух неясных вопросах средневековья юго-западного Крыма // Там же. С. 45—82; Домбровский О.И. Средневековые памятники Бойки // Там же. С. 83—96.

11. Более подробный обзор публикаций этого периода см. в Колтухов, Юрочкин. От Скифии… С. 27—153.

12. Формозов А.А. Археологические путешествия. М., 1974. С. 5.

В 1944–1946 годах Херсонесский музей восстанавливался. А.К. Тахтай работал, приводя в порядок материалы, накопленные за годы войны, а также готовился начать работу над кандидатской диссертацией на тему: «Культурно-этническая общность Крыма и Нижнего Поднепровья в доскифскую эпоху».

3260bd7f15a9e8cb98ef49278b34283d.jpgНо в результате доноса, в мае 1949 года, А.К. Тахтай был уволен с работы. 27 августа 1949 года исследователь был арестован. После недолгого следствия и суда, на котором свидетелями обвинения выступили директор музея И.Д. Максименко и его заместитель С.Ф. Стржелецкий, 11 ноября 1949 года судебная коллегия по уголовным делам Крымского суда осудила его на 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Срок он отбывал в Угличском лагере, где работал в санчасти.

29 октября 1955 года А.К. Тахтай был амнистирован.

Васильев, Александр Александрович (историк)
...
В 1923 году избран членом-корреспондентом[5] Академии наук СССР[4]. В 1925 году уехал в заграничную командировку. Побывал в Германии, Франции и в США. В этой поездке он принял решение не возвращаться обратно в Советский Союз. 2 июня 1935 года был исключён из Академии наук СССР[2].

В 1925 году стал профессором Висконсинского университета, работал там до 1938 года. В США стал основателем американской школы византологии. В 1934 году стал членом Югославской Академии наук. С 1935 по 1951 год был президентом Археологического института имени Николая Кондакова в Праге. В 1953 году на Византийском конгрессе в Салониках (Греция) избран почётным президентом конгресса[3].

Умер 30 мая 1953 года[6] в городе Вашингтон (США)[3].
...
Готы в Крыму // Изв. / Рос. Акад. истории материал. культуры. — 1921. — Т. I. — С. 247—344; 1927. — Т. V. — С. 179—282.

В конце 1937 года Н.Л. Эрнста обвинили в «германофильской пропаганде в крымской науке» и уволили из музея. 15 февраля 1938 года по доносу его арестовали и осудили как «немецкого шпиона». Николая Львовича признали «социально-опасным элементом» и заключили в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. Наказание он отбывал в Горьковской области, Инжинском ИТЛ, ст. Сухобезводная. В 1946 года был освобожден, после чего уехал на поселение в город Прокопьевск Кемеровской области.

В апреле 1949 года вновь был арестован «за антисоветскую агитацию», заключен в ИТЛ сроком на 5 лет и выслан в Сибирь, в Иркутскую область (город Тайшет, Озерный ИТЛ). 25 мая 1953 года Н.Л. Эрнст был досрочно освобожден по амнистии со снятием судимости. В 1956 году было отменено спецпоселение.

20 марта 1956 года Николай Львович скоропостижно скончался от сердечного приступа, в день, когда получил разрешение уехать в Крым. Похоронен в городе Прокопьевске Кемеровской области. В 1958 году Н.Л. Эрнст был реабилитирован.

Нацистов часто называют «коричневыми» из-за коричневых рубашек, которые носили штурмовики СА (штурмовые отряды), ключевой организации в нацистском движении. Эта цветовая ассоциация стала одним из неофициальных названий нацизма, а выражение «коричневая чума» стало символом нацизма.

БРАУН (Braun) ФЕДОР (Фридрих; Friedrich) АЛЕКСАНДРОВИЧ
1862 - 1942
Филолог-германист, скандинавист, член-корреспондент АН СССР
Дата рождения: 01.08.1862
20.07.1862 - по старому стилю
Страна рождения: Россия
Город рождения: Санкт-Петербург
Биографическая справка:
Родился в семье врача, немца по национальности. Окончил 1-ю Петербургскую гимназию с золотой медалью (1881),
историко-филологический факультет Петербургского университета (1885). Оставлен для подготовки к профессорскому
званию. В течение двух с половиной лет стажировался за границей (Германия, Швейцария, Франция, Великобритания).
С 1888 лектор немецкого языка и приват-доцент, а после защиты магистерской диссертации по истории
западноевропейской литературы (1900) — экстраординарный, с 1907 ординарный, с 1913 заслуженный ординарный
профессор кафедры истории западноевропейской литературы (романо-германской филологии) Петербургского /
Петроградского университета. С 1900 ученый секретарь, затем декан историко-филологического факультета (1908—10, 1912—20) и проректор Петербургского университета (1906—08). Преподавал также историю всеобщей литературы на Высших женских (Бестужевских) курсах. С 1918 ректор Педагогического института (бывшего Петербургского историкофилологического). Действительный член Русского археологического общества (1892). С 1906 председатель
Неофилологического общества при Петербургском университете. С 1919 член Совета и председатель Комиссии по
исторической географии Российской академии истории материальной культуры.

В марте 1920 уехал в заграничную командировку в Германию; в Россию не вернулся. Читал курс лекций по германским древностям на философском факультете Лейпцигского университета с 20 ноября 1920. Почетный профессор (1922—27), с 1927 экстраординарный, с 1930 ординарный профессор кафедры истории Восточной Европы; с 1926 содиректор Института Восточной Европы Лейпцигского университета. Иностранный член-корреспондент Шведской академии наук (1920). 15 января 1927 по представлению академиков С.Ф. Платонова, И.Ю. Крачковского и С.Ф. Ольденбурга избран членом-корреспондентом АН СССР по разряду исторических наук (история, германская филология) Отделения исторических наук и филологии. В 1920-30-е работал в области антропологии, этнологии и доисторической археологии, готовил к изданию большое исследование о древнейшей географической номенклатуре Европы.
Похоронен в Лейпциге на Южном кладбище.
Мать: Августа Ковицкая (Kawizki). Сын Максимилиан (1903—1984), профессор славянской филологии в университете
Геттингена.
Автор справки: Cорокина М. Ю.

Браун Федор Александрович

Профессор Ф.А. Браун, неоднократно избиравшийся деканом историко-филологического факультета Петербургского университета, а в 1906–1908 годах являвшийся проректором университета, вошел в отечественную и мировую историю науки, как выдающийся археолог и филолог. Его научные труды были связаны с областями германистики, скандинавистики, археологии и университетской деятельности.

Федор Александрович Браун (по метрическому свидетельству – Фридрих-Агафон-Марий) родился 20 июля 1862 года в Петербурге в семье врача Мариинской больницы для бедных Александра-Вильгельма Брауна и его жены Доротеи-Юлии, урожденной Штейн. Их предки происходили из небольшого городка Рюдесхайм на правом берегу Рейна, расположенного в 30 километрах от Майнца.

Среднее образование мальчик получил в Первой Санкт-Петербургской гимназии, располагавшейся недалеко от их дома, так как семья петербургских немцев жила на Кабинетной улице. В 1881 году Федор Браун окончил гимназию с золотой медалью и поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. В университете он занимался санскритом и сравнительным языкознанием у профессора И.П. Минаева, а также славянской филологией у профессора И.В. Ягича.

Но его главным учителем стал Александр Николаевич Веселовский – основоположник знаменитой филологической школы. Под руководством Веселовского Ф.А. Браун изучал романо-германскую филологию и литературу. Написанное в конце учебы Брауном студенческое сочинение об англосаксонской поэме «Беовульф» было удостоено золотой медали. В 1885 году он окончил университет с дипломом кандидата, получив по всем предметам, кроме философии, отличные оценки. По рекомендации Веселовского его оставили при кафедре для подготовки к магистерским экзаменам и профессорской деятельности.

Важной частью такой подготовки в то время считались заграничные командировки, дающие возможность аспирантам продолжить обучение в лучших европейских университетах. Получив осенью 1885 года оплачиваемую командировку на два года от Петербургского университета, Ф.А. Браун отправился за границу. Он посетил Германию, Швейцарию, Францию и Англию и больше всего времени провел во Фрейбургском университете, занимаясь у лингвистов Карла Бругмана и Германа Пауля. Уже тогда стала определяться его специализация как германиста, причем особо его привлекали вопросы не строго лингвистические, а общий круг проблем, касавшихся древностей в широком понимании этого слова.

По возвращении из-за границы Браун сдал магистерские экзамены и был допущен в 1888 году к чтению лекций в качестве приват-доцента по кафедре истории западноевропейских литератур. Темами его пробных лекций, прослушанных профессорами факультета, были: «Хронология исторических наслоений в саге о Нибелунгах» и «Вопрос о родственных отношениях индоевропейских языков между собой и о положении между ними германских наречий». Одновременно он был назначен преподавателем немецкого языка, так как освободилась эта вакансия.

В 1890-е годы Браун много занимался преподавательской работой в различных учебных заведениях, среди которых были Александровский лицей, Николаевский сиротский институт, училище св. Екатерины, гимназия М.Н. Стоюниной и др. Он считался одним из лучших специалистов по немецкому языку в Петербурге, к нему часто обращались государственные и судебные инстанции в связи с необходимостью абсолютно точных переводов документов.

Активная преподавательская деятельность не мешала ему вести серьезную научную работу. Заинтересовавшись вопросом крымских готах, Ф.А. Браун выпустил небольшую книжку на эту тему на немецком языке, которая стала его первой научной работой. Не ограничившись изучением немногочисленных письменных источников о готах, в 1890 году Браун обращается в Императорскую археологическую комиссию с запиской о необходимости поисков следов готов в Северном Причерноморье.

Русское археологическое общество поддержало его ходатайство и просило разрешить изыскания в Мариупольском округе и горном Крыму для изучения православного татарского населения, «в которых г. Браун предполагает потомков готов». Археологическая комиссия выделила на эту поездку 300 рублей. Первоначально Браун занялся поисками следов готского языка в окрестностях Мариуполя, куда переселилась в 1778 году часть греческого и татарского населения Крыма, но не обнаружил ни одного слова, которое можно было бы связать с готами. Зато ученому бросилось в глаза различие между двумя этническими типами местного населения, в одном из которых он увидел «готский тип».

Не получив от этнографии и лингвистики ожидаемых результатов, Ф.А.Браун пришел к выводу, что остается «один только путь – археологические разыскания в самой Крымской Гори». Изначально планировалось провести раскопки на Мангупе, в Сюйрени, в деревне Бия-сала и Партените, но за недостатком времени и средств пришлось ограничиться только Мангупом. Поселившись прямо на городище в одной из пещер, Браун в течение 28 дней вел там раскопки. Отчет об этих исследованиях был представлен в Археологическую комиссию и позднее с некоторыми сокращениями опубликован в ее издании.

Отметив деление хорошо укрепленного поселения на три части: цитадель, средний и нижний город, – исследователь попытался начать раскопки во всех трех частях с целью установления исторической планиграфии города. В цитадели он открыл фундамент восьмигранной церкви, в средней части города вскрыл 12 погребений. В нижней части, начав раскопки большого холма, Браун обнаружил остатки большой базилики, которые интерпретировал как ограду кладбища и кладбищенскую церковь, окруженную склепами.

Современные исследователи Мангупской базилики, опираясь на отзывы А.Л. Бертье-Делагарда и Р.Х. Лепера, считают эти полевые исследования Ф.А. Брауна крайне несовершенными и плохо документированными. Тем не менее А.Г. Герцен полагает, что с раскопок Ф.А. Брауна начинался новый этап изучения оборонительных сооружений Мангупа. Это был первый опыт полевых археологических работ Ф.А. Брауна, который до 1890 года самостоятельных раскопок никогда не производил.

К отчету исследователя были приложены план восьмиугольной церкви, рисунки найденных вещей и 19 фотоснимков. В то время фотография еще только начинала использоваться для археологической фиксации, и полевые отчеты очень редко сопровождались фотоснимками. В ходе раскопок была сделаны важные находки – две надписи, одна из которых содержала упоминание названия крепости Феодоро, являвшейся столицей одноименного средневекового княжества, что давало веские доводы, для того чтобы локализовать ее на Мангупе.

Немногочисленные находки в виде пяти наконечников стрел были переданы в Артиллерийский музей, а обломок железного стремени, шпоры, фрагменты надписей, архитектурных деталей и фресок – в музей Таврической ученой архивной комиссии.

Следующий эпизод археологической деятельности Федора Александровича Брауна тоже связан с поисками готов в Восточной Европе, но происходил он не в Северном Причерноморье, а в Прибалтике. В июне 1892 года он обратился в Археологическую комиссию с заявлением, в котором предложил новые раскопки Альт-Раденского могильника на территории усадьбы Утинг в Баусском уезде Курляндской губернии. Могильник был открыт в 1886 году, и по поручению Археологической комиссии там были проведены раскопки, в ходе которых были открыты погребения с богатым инвентарем. Эти находки заинтересовали известного шведского археолога Оскара Монтелиуса, предположившего их принадлежность племенам готов или вандалов и датировавшего их первыми веками н. э.

Ф.А. Браун склонялся к более поздней датировке могильника VII–X вв. и полагал необходимыми новые раскопки на неисследованной части луга на берегу Немана, чтобы «восполнить пробел, оставленный при прежних работах: а именно точно констатировать расположение могил, способ погребения и т. д.». Комиссия отпустила 150 руб., и в ходе проведенных раскопок Браун обнаружил три погребения с шейными бронзовыми гривнами, булавками, фибулами, железными кинжалами.

Активные поиски археологических следов готов привели к тому, что, как записала в 1894 году в своем дневнике Н.Н. Шамонина, жена историка С.Ф. Платонова, академик В.Г. Васильевский окрестил Брауна «Готокопом». В 1896 году в Археологической комиссии освободилась должность штатного члена, так как В.Г. Дружинин перешел в Археографическую комиссию, и с 1 декабря этого года Ф.А. Браун стал штатным членом Императорской археологической комиссии с «оставлением в занимаемой должности» приватдоцента и лектора Петербургского университета.

Согласно распределения обязанностей, каждый член комиссии заведовал своим районом. В «зону ответственности» Брауна входила огромная территория от 55-й широты до Черного моря, Северного Кавказа и Каспия. Крымский полуостров, естественно, тоже подлежал его ведению и в конце 1890-х годов Брауну приходилось докладывать на заседаниях комиссии о текущей реставрации Бахчисарайского дворца, крепости Алустон, осматривать раскопки Херсонеса. Директор Керченского музея К.Е. Думберг и заведующий Херсонескими раскопками К.К. Косцюшко-Валюжинич в научном отношении должны были починяться ему.

В 1897 г. вице-губернатор Екатеринославской губернии сообщил в Археологическую комиссию о том, что крестьяне с. Бородаевки начали раскопки кургана, находящегося в Острой балке Днепровокаменской дачи. Комиссия поручила Ф.А. Брауну осмотреть этот курган, произвести его раскопки и, «если найдет нужным», раскопки ближайших от него курганов; также осмотреть раскопки Херсонеса, посетить Керчь и Старый Крым.

При осмотре курган показался Ф.А. Брауну естественным холмом, возникшим вследствие обвала значительной глыбы земли с крутого южного склона балки. Остальное время он провел на раскопках Херсонеса и Керчи и даже съездил на Таманский полуостров для смотра памятников в окрестностях Сенной.

Наиболее ярким эпизодом недолгой службы Ф.А. Брауна в Археологической комиссии стали раскопки курганов в Таврической губернии летом 1898 года. Комиссия, выделив 1800 руб., послала Ф.А. Брауна для раскопок «перспективных» курганов. Ф.А. Браун исследовал четыре насыпи у с. Нижние и Верхние Серагозы, в которых были обнаружены погребения различных эпох, начиная с бронзового века, и два крупных кургана в окрестностях с. Большая Белозерка.

Первый содержал около двадцати погребений, второй, имеющий высоту более 5 метров, именовался местными жителями Чмыревой могилой. Центральное погребение оказалось полностью разграбленным и почти уничтоженным. Боковая катакомба, в которую была пробита тринадцатиметровая грабительская мина, тоже была ограблена. Тем не менее просеивание через грохот ее заполнения дало свои результаты – были найдены золотые бляшки, в том числе с изображениями борющихся скифов и крылатых зверей; золотая пронизка и бусина; бронзовые наконечники стрел; остатки железного доспеха. Главным открытием стало захоронение десяти коней с богатым убором. Браун подробно описал каждый конский убор.

В отчете, который позднее был опубликован с небольшими сокращениями, содержались планы расположения погребений в курганах, планы и разрезы погребальных камер, рисунки и фотографии находок. По сравнению с отчетом о раскопках на Мангупе, явно видно, как исследователь приобретал опыт полевых работ и совершенствовал методы раскопок и фиксации.

14 февраля 1900 года Ф.А. Браун подал рапорт председателю Археологической комиссии графу А.А. Бобринскому с просьбой об увольнении от должности штатного члена комиссии, мотивируя это желанием сосредоточиться на продолжении научных работ, «требующих усиленного труда и значительной затраты времени». Ввиду защиты диссертации Браун получил в начале августа 1900 года вместе с обязанностями секретаря историко-филологического факультета. Хотя он остался внештатным сотрудником Археологической комиссии.

Ф.А. Браун активно участвовал в научной работе Русского археологического общества. В 1898 году на его общем собрании он выступил с докладом о раскопках Чмыревой могилы, а в заседании Отделения русской и славянской археологии сделал доклад «Устье Дуная по Птолемею». В последующие годы он в заседаниях этого отделения сделал еще семь докладов, посвященных тематике варяжско-славянских контактов и новых находок рунических надписей.

В начале XX столетия от продолжения готской тематики Ф.А. Брауна отвлекло поручение Академии наук подготовить план издания скандинавских источников по истории Древней Руси. В ходе этой работы Браун собрал и проанализировал исландские саги, содержащие сюжеты, которые были связаны с Русью. Кроме саг, его особое внимание привлекли памятники рунической письменности, и во время трех поездок по Швеции он обследовал более 80 камней и стел, содержащих руны. Эти труды Ф.А. Брауна способствовали дальнейшему плодотворному изучению этой группы источников, которое было продолжено его учениками – К.Ф. Тиандером, В.А. Бримом, Е.А. Рыдзевской.

В 1905 году после частичного восстановления автономии университета Ф.А. Браун был избран деканом историко-филологического факультета, сменив на этом посту более консервативного и умеренного С.Ф. Платонова. В качестве декана он выступал за расширение университетской автономии и, в частности, за предоставление младшим преподавателям права участия в работе университетского Совета. Уже в 1906 году Ф.А. Браун был избран проректором университета. Должность проректора была недавно учреждена взамен поста инспектора студентов, и таким образом Браун должен был заниматься всеми вопросами, связанными со студенческими делами, а также замещать ректора в его отсутствие.

На посту проректора Браун сумел снискать уважение коллег и «своим дружески чутким отношением, исключительной отзывчивостью к студенческим нуждам и интересам всеобщие симпатии и любовь со стороны петербургского студенчества». О большой популярности его среди студентов говорит и тот факт, что на чествование Ф.А. Брауна по случаю 25-летия преподавательской деятельности в 1913 году собралось около двух тысяч студентов. Однако в августе 1908 году он был вынужден отказаться от высокооплачиваемой должности проректора в знак протеста против наступления министерства народного просвещения на права университетского Совета и органы студенческого представительства и самоуправления. В конце того же 1908 года Браун опять был избран деканом историко-филологического факультета.

В 1918 года Браун сложил с себя полномочия декана, так как был избран директором Историко-филологического института, вскоре переименованного в Педагогический институт, но продолжал читать лекции в университете. Также он продолжал работу в Археологической комиссии, которая была в 1919 году преобразована в Российскую академию истории материальной культуры, где он возглавлял комиссию по исторической географии.

Н.Н. Платонова приводит в своем дневнике сведения, что в начале сентября 1919 году Ф.А. Браун был арестован вместе с другими видными членами партии кадетов: С.Ф. Ольденбургом, Д.Д. Гриммом. Но если это сообщение и соответствовало действительности, то долго в заключении он не пробыл. В марте 1920 году Ф.А. Браун, получив командировку от Петроградского университета, уезжает в Германию для научной работы и лечения. Там Браун принял предложение Лейпцигского университета прочесть курс лекций по германским древностям. В последующие два года Лейпцигский университет удостоил Брауна степени доктора философии и избрал профессором.

Несмотря на это, в его письмах в Петроград начала 1920-х годов все время звучали мотивы возвращения:

Тоска по близким людям и родным местам растет, несмотря на привольное житье здесь по сравнению с жизнью в Питере. <…> Стараюсь не терять связь, чтобы иметь возможность вернуться, как только смогу.

За границей Федор Александрович Браун оказался одним из немногих ученых, который первоначально выступил сторонником яфетической теории Н.Я. Марра (о языковом единстве первоначального населения всего Средиземноморья). Но когда он к 1925 году окончательно убедился в том, что Марр вместо строгой научной теории конструирует систему априорных постулатов, их дальнейшие пути совершенно разошлись. В 1923–1925 годах Ф.А. Браун вместе с М. Горьким участвовал в издании выходящего в Берлине научно-литературного журнала «Беседа». Осенью 1926 года он возглавил кафедру и институт истории Восточной Европы при Лейпцигском университете.

С декабря 1928 года центральной темой переписки Ф.А. Брауна и С.Ф. Платонова становятся раскопки на Мангупе и Эски-Кермене и проект организации совместной советско-германской экспедиции в Крым для их продолжения. Сам этот проект, остался по большей части не реализованным. Ф.А. Браун, прежде всего, он сообщает:

…производство раскопок в стране Крымских готов – давняя мечта некоторых научных кругов Берлина. Несколько лет тому назад тут узнал, что во время оккупации Украины немецкими войсками в 1917–18 годах, серьезно думали осуществить этот план: заинтересовали в нем главнокомандующего там фельдмаршала Эйхгорна, назначили в Берлине даже уже комиссию из трех лиц, и все (между прочим и средства) было готово к отправке ее туда. Убийство Эйхгорна помешало тому, и дальнейшие быстро и бурно прошедшие события заставили немецкое правительство отказаться от плана. <…> я бы очень просил Вас, дорогой Сергей Федорович, держать меня в курсе этого дела, памятуя, что крымские готы – моя первая научная любовь...

Вскоре у Брауна появляется идея самому принять участие в этих работах, он начинает мечтать

...о жизни в крымских горах, когда-то мною исхоженных, да и о возможности подышать воздухом если и не вполне родным русским, то хотя бы полуродным крымским. Как было бы чудно, например, если бы Академия послала туда Вас “обер-комиссаром” для общего наблюдения за ходом работ, а меня послала бы Германия в той же роли, и мы бы с Вами составили бы коллегию суперарбитров для решения спорных вопросов и примирения интересов обеих участвующих сторон.

В последующее месяцы Ф.А. Браун активно включается в разработку планов экспедиции, даже прикидывает ее штатный состав. Немалые опасения у него вызывало вмешательство в дело Государственной академии истории материальной культуры и лично ее председателя Н.Я. Марра, которые отрицательно отнеслись к идее совместной экспедиции. О своем старом знакомом и коллеге Браун пишет теперь не без скепсиса:

С ним всегда было трудно, а за последние годы с ним что-то произошло, что усиливает эту трудность. Теперь, вероятно, и готы уже не готы, а перегибы, как Русь и варяги. А кто придумал словечко “маразм”? Остро и умно!.

В итоге из-за финансовых проблем и инфляции, вызванной началом кризиса в Германии, в сентябре 1929 года в Крым поехали только трое немцев: фрейбургский профессор археологии И. Зауер, руководитель восточноевропейского семинара Гамбургского университета Р. Саломан и сотрудник музея народоведения в Берлине Г. Финдейзен – и то не для раскопок, а только краткого знакомства с памятниками. Ф.А. Браун в последующих письмах дает им характеристики и сообщает, что профессор И. Зауер остался очень доволен посещением крымских раскопок и будет настаивать на немецком участии в следующем году. Также Браун просил Платонова прислать ему подробную карту Крыма. Эта просьба, как и многие другие места в письмах, была подчеркнута красным карандашом чекистов. А вскоре она станет одним из пунктов обвинения С.Ф. Платонову, арестованному в ночь на 12 января 1930 г. Следователи обвиняли его в связи с германской разведкой, в частности в передаче ей «секретных» карт Крыма, купленных в обычном магазине.экспа 20.png

После этих трагических событий связи Ф.А. Брауна с советскими учеными обрываются, хотя он продолжал числиться еще и в 1930 году в печатных списках АН СССР, а официального постановления об его исключении из Академии принято так и не было. Сведения о жизни Ф.А. Брауна после 1932 года, когда осенью он вышел в отставку по возрасту, очень скудны. Известно, что еще до конца летнего семестра 1933 года он продолжал вести занятия в Лейпцигском университете, хотя после прихода к власти нацистов происходит переориентация кафедры и института на изучение Юго-Восточной Европы.

Можно только догадываться, что мог думать и переживать при установившемся в Германии гитлеровском режиме, ученый, большая часть жизни которого прошла в России, в Петербурге, вся научная деятельность которого была посвящена теме германо-славянских контактов. Немецкие источники приводят сведения, что из-за своей принадлежности к АН СССР Ф.А. Браун в 1937 году даже попал в поле зрения тайной политической полиции – гестапо. Умер Федор Александрович Браун в Лейпциге в разгар Второй мировой войны 14 июня 1942 г., не дожив немногим более месяца до своего 80-летнего юбилея. В СССР по понятным причинам его смерть прошла незамеченной. Приемный сын ученого – Максимилиан Браун (1903–1984) продолжил традиции отца и стал профессором славянской филологии в Геттингенском университете.

Список литературы
Тихонов И.Л. В поисках следов готов: археологические исследования Ф. А. Брауна (публикация автора на scipeople) // Stratum Plus Journal, - 2016
Тихонов И.Л. Ф.А. Браун – профессор, декан, проректор Санкт-Петербургского университета // История российской науки и высшей школы. - № 8(116). - 201
Непомнящий А.А. «Быть в курсе Ваших крымских планов…»: из истории крымоведения по переписке Ф.А. Брауна и С.Ф. Платонова // Пространство и время.- № 1–2 (23–24). - 2016
Тункина И.В. Н.Я. Марр и Ф.А. Браун: история взаимоотношений (1920–1925 гг.) // Stratum plus. 2000. № 4. С. 384–391.

Две семьи Генриха Шлимана, его дети и внуки, а также тайна "найденной" Атлантиды
Первооткрыватель Трои, археолог-самоучка, успешный бизнесмен и великолепный промоутер Генрих Шлиман, уроженец Германии, был женат дважды: в России и в Греции. В этих двух браках родились пятеро детей.

Бизнесмен, полиглот и археолог Генрих Шлиман
Генрих Шлиман, в будущем переполошивший весь цивилизованный мир своими открытиями и сумевший надолго привлечь всеобщее внимание к археологии, появился на свет в январе 1822 года.

Его отец - Эрнст Шлиман - служил пастором в немецком городке Нейбуков. Эта деятельность не приносила достаточно средств для обеспечения семьи. Поэтому каждый из семи детей пастора, дожив до возраста ученичества, отдавался на попечение более богатых родственников. Благо, несколько поколений семьи Шлиманов были весьма успешными торговцами. К единственному "отбившемуся от династии" отпрыску относились с достаточным уровнем сочувствия и детей его на воспитание принимали. Правда, добром и заботами не баловали, относились строго.
Четвертый из семи детей и первый сын Генрих был отправлен к дяде Фридриху. Получив минимальное общее образование сначала в гимназии, а затем в реальном училище, успев освоить помимо родного немецкого английский, французский и латынь, мальчик с 14 лет был отправлен на работу в торговую лавку. Изнуряющая работа с раннего утра до позднего вечера имела свои плюсы: она укрепила целеустремленность парня и способность противостоять трудностям. Спустя 5 лет юный Шлиман вырвался из "родственного рабства", чтобы продолжить учебу и найти свое место в жизни. Все его богатство на тот момент составляли 29 талеров, доставшиеся в наследство от умершей матери. Минуя Гамбург, он добрался до Амстердама и нашел там работу рассыльным.

За четыре года с этой скромной должности предприимчивый немец шагнул до начальника бюро, в подчинении у которого находилось 15 подчиненных.

Сын бедного пастора с юных лет мечтал о славе и богатстве - и сумел достичь и того, и другого.
Интенсивно занимаясь самообразованием по лично разработанной методике, за эти годы Шлиман усовершенствовал до идеала знание английского и французского, пополнил свой актив голландским, итальянским и португальским. Укрепляя свою репутацию и расширяя возможности, Генрих берется за изучение русского. Стимулом для этого было открытие в Петербурге филиала компании, где в этот момент работал Шлиман. Для ведения дел туда требовался сотрудник, знающий финансовый аспект и умеющий говорить и писать по-русски, выполняя необходимые переводы.

Расчет оправдался: продолжать строить карьеру и капитал Генрих Шлиман отправился в Россию, располагая жалованьем в 1000 гульденов.

Врожденная коммерческая жилка и великолепные способности к изучению языков способствовали стремительному росту рационального немца. Выступая посредником между российскими купцами и торговцами из Европы, буквально за пару лет он сколотил приличное состояние. К 30 годам Генрих Шлиман стал миллионером.

Стоит подчеркнуть, что заработанное состояние никак не отразилось на деловой активности целеустремленного немца: он все также продолжал искать новых выгодных сделок и уделял много внимания самообразованию. Движимый исключительно коммерческим интересом он за короткий период освоил также датский, шведский, польский и словенский языки.

Высочайшие амбиции и уверенность в ожидающем его успехе сочетались в характере Шлимана с непритязательностью в быту и стремлением к экономии на грани скупости. К этому добавлялось потрясающее чутье на выгодные сделки и невероятное везение. Так, например, в 1847-48 годах и самого Шлимана, и его сотрудников, как заколдованных, обошла стороной бушевавшая вокруг эпидемия холеры. А в 1853-м, когда Шлиман решил выгадать на поставке товаров в ходе начавшейся Крымской войны, в порту города Мемель (ныне Клайпеда), куда доставлялись грузы из Пруссии, произошел сильнейший пожар, практически полностью уничтоживший склады. Шлиман готовился подсчитывать убытки. Но когда он прибыл в Мемель, оказалось, что судно с его грузом опоздало. И именно в тот злополучный момент, когда город был объят пламенем, находилось еще в пути. Итог: товары уцелели, а цены взлетели до невообразимых значений.

Переезжая из России в США, из США во Францию, затем снова в США, Генрих неоднократно бросал казалось бы беспроигрышные проекты и начинал все практически с нуля. На протяжении всей жизни он проявлял тягу к авантюрам. Первоочередным интересом предпринимателя Шлимана были краткосрочные проекты, столь же рискованные, как и выгодные. Он брался за них и, к удивлению окружающих, выигрывал. Также позднее получилось и с его решением найти легендарную Трою.

История была давним хобби Шлимана. Изучая языки, он нередко брал в качестве источника произведения, связанные с историей и мифологией Греции. А в 1855-м бизнесмен взялся за изучение новогреческого языка - и в его руках оказалась "Илиада" Гомера.

Загоревшись идеей найти Трою по описаниям Гомера, Шлиман вложил в это всего себя - и исполнил мечту.
Загоревшись идеей найти Трою по описаниям Гомера, Шлиман вложил в это всего себя - и исполнил мечту.
Желание найти Трою стало навязчивой идеей для Шлимана. Ради этого он уехал из России, порвал с женой, не желавшей следовать за его идеей. Не имея возможности законным путем получить в Российской Империи развод, получил его в США, фальсифицировав необходимые документы. Желая получить необходимые для поиска древних сокровищ знания, в 1866 году Генрих оплачивает и посещает курс лекций по археологии в Парижском университете. В 1868-м он приезжает в Рим и наблюдает за раскопками на Палатинском холме.

Вместе с тем он детально изучает территории, входившие в древнее государство, и соотносит их с описаниями в эпосе Гомера - он твердо уверен, что каждое слово "Илиады" достоверно. Шаг за шагом приближаясь к реализации своей идеи, Шлиман добирается до Троады, в те времена являвшейся территорией Османской Империи. Потратив невероятное количество усилий, денег и времени, неугомонный авантюрист добился своего: в октябре 1871 года он получил разрешение на ведение раскопок на холме Гиссарлык. Именно здесь, исходя из архивных документов и летописей, когда-то находилась описанная великим Гомером Троя.

Лишь 1873-й принес желанный результат: Шлиман во всеуслышание заявил, что нашел "дворец Приама", а затем и клад, состоявший из множества золотых и серебряных предметов (около 8000) - посуды, утвари, украшений.

Софья Шлиман (вторая жена Генриха) в украшениях, обнаруженных при раскопках; предметы из "клада Приама".
Эти находки, равно как и написанная позднее книга о сбывшейся мечте и долгом пути к ней, принесли Генриху Шлиману и деньги, и громкую славу.

И тогда, и много позднее профессиональные археологи утверждали, что неопытный Шлиман чрезвычайно навредил им. Те методы, которые он применил при раскопках, классические ученые не могли охарактеризовать иначе, как вандализм. Более того, по их мнению, никакого отношения к Приаму находки не имели: они относились к другому историческому периоду. (В 1882 году, продолжая раскопки уже с участием профессиональных исследователей, Шлиман согласился: ценности, найденные им, были изготовлены примерно на 1000 лет раньше Троянской войны.)

Однако грамотный пиар, запущенный удачливым самоучкой, сделал свое дело: на все времена он сохранился в памяти человечества как "первооткрыватель Трои". И никакие претензии не умалили сенсационности его достижений. Кроме того, Шлиман сумел привлечь к археологии не только всеобщее внимание и множество увлеченных энтузиастов, но и поток инвестиций - что было на пользу уже всем без исключения.

Жены и дети Генриха Шлимана. Судьба его потомков
Расчетливость и практицизм двигали Генрихом Шлиманом не только в ведении бизнеса, но и в организации личной жизни. Дважды женившись, он никогда не делал этого по любви - исключительно с рациональными мыслями.

Первая семья - русская
В первый раз он женился в 1852 году в России. Его избранницей стала Екатерина Петровна Лыжина, дочь известного адвоката. Расчет был совершенно верным: пользуясь возможностями новоиспеченного тестя, Шлиман вступил в купеческую гильдию, получив тем самым освобождение от рекрутской повинности и особые льготы в налогообложении и организации торговли.

Екатерина Петровна Шлиман, в девичестве Лыжина, первая жена Генриха Шлимана.
В ноябре 1855-го в семье родился первенец - сын Сергей. Спустя 3 года, в 1858-м - дочь Наталья, в 1861-м - Надежда.

Брак этот, продержавшийся 14 лет, с самого начала мог считаться ошибкой. Уже спустя год Екатерина Петровна осознала, что любви к мужу не испытывает, его увлечений не поддерживает и следовать за неугомонным авантюристом не желает. Особенно категорично она восприняла его идею поисков Трои: решение кардинально сменить успешный бизнес на призрачные клады воспринималось ею как исключительное безумство.

Екатерина категорически отказалась ехать из Петербурга в Париж, куда настоятельно звал супруг. А после того, как узнала об оформленном им в США разводе и чуть позже, в 1869-м, - о новой женитьбе, и вовсе разорвала все связи. Впрочем, это не мешало Шлиману продолжать переписку с детьми и всех членов своей русской семьи упомянуть в завещании.

Сергей Шлиман
Генрих очень надеялся, что старший сын продолжит начатое им дело. В переписке, продолжавшейся на протяжении всей жизни, он не раз склонял сына к такому решению. Однако Сергей предпочел другой путь.

После окончания коллегии Галагана в Киеве, он поступил в Московский университет: сначала на естественнонаучный факультет, затем перевелся на юридический, который окончил в 1881 году.

Властная мать всегда считала сына недостаточно терпеливым и последовательным. Более того, была уверена, что отец растлевает сына своей неуемной щедростью: Шлиман обеспечил Сергею регулярную пенсию в 3000 рублей, позволившую тому 5 лет после окончания вуза не устраиваться на какую-либо службу, а жить в свое удовольствие. По факту, он и в вопросе трудоустройства полагался на отца, надеясь, что тот использует свои связи для получения выгодного места.

Однако еще раньше у Сергея с отцом вышел конфликт: Генрих настаивал, чтобы сын непременно взял в жены гречанку (Шлиману нравился менталитет греческих девушек). Оказав упорство в сопротивлении, сын проявил самостоятельность и в 1885 году женился на пианистке Анастасии Демченко.

После этого общение отца и сына постепенно сошло на нет: Генрих был слишком увлечен и новым делом, и новой семьей, а Сергей был слишком далеко и не имел желания сближаться.

В итоге Сергей Генрихович Шлиман стал судебным следователем в городе Радошковичи. В 1889-м перебрался в Петербург. Даже когда по смерти отца в 1890-м стало известно, что ему отписаны доходные дома в Париже, он не уехал из России: как раз в этот год у него родился сын Андрей, а в наследство входили также библиотека, оставшаяся в Петербурге и капитал в 50 000 франков золотом. В разы больше, чем когда-то было на старте у самого Генриха.

Увы, отцовской хватки в бизнесе Сергей Шлиман не унаследовал. Капитал, оставленный отцом, канул в небытие. Пользоваться доходами от французской недвижимости в Советской России было категорически невозможно.

Единственный сын Сергея, старший внук Генриха Шлимана Андрей скончался от полученного ранения в 1920-м. Дожив до 30 лет, в вихре революции и войн он не успел создать семьи и стать отцом.

Некоторое время Сергея Генриховича поддерживала жившая за границей младшая сестра. Но после ее кончины в 1935-м посылки из Европы иссякли. Последние годы жизни, оставшись в одиночестве, Сергей Шлиман жил в нищете.
Ни точный год его смерти (называются конец 1930-х или начало 1940-х), ни место захоронения неизвестны.

Русская семья Генриха Шлимана: жена Екатерина Петровна, сын Сергей, дочь Наталья, дочь Надежда.
Наталья Шлиман
С Наташей, родившейся в конце 1858-го, с самого начала все не заладилось: роды были трудными и для младенца, и для матери. После Екатерина Петровна долго восстанавливала здоровье.

Девочка росла слабой и болезненной, и в 10 лет скончалась. Причина ее ухода из жизни нигде в источниках не указывается, как не упоминается. Переписки между Шлиманом и его первой супругой в 1869 году уже не велось, поэтому возможно, что отец и сам не знал деталей.

Надежда Шлиман
Младшая дочь Надя, родившаяся в 1861-м, рано проявила самостоятельность, независимость от родителей. Она получила хорошее образование, начав учебу в Киеве, продолжив в Москве. В 1889-м вышла замуж за Николая Ивановича Андрусова - геолога, палеонтолога, академика Санкт-Петербургской академии наук.

После революции Николай Иванович сотрудничал с новой властью, продолжая работу в должности директора Геологического и минералогического музея имени Петра Великого Академии наук.

В 1919-м, после гибели старшего сына, у Николая Ивановича случился инсульт. Надежда Генриховна сумела организовать выезд семьи во Францию, ради лечения супруга. Опорой для этого решения стал дом, оставшийся в наследство от отца, Генриха Шлимана. Кроме этого, был дом в Индианаполисе и, как и у брата, 50 000 франков золотом - разумно вложенные. Задачу упростило то, что в момент несчастья Андрусовы находились в Крыму, откуда морем смогли уехать.

В Париже Николай Иванович смог оправиться от последствий недуга. В 1922-м Андрусовы переехали в Прагу, где жизнь была намного дешевле. Николай Иванович Андрусов скончался в 1924 году. Надежда Генриховна Андрусова (Шлиман) прожила до 1935-го.

В этом браке в период с 1891-го по 1899-й родились пятеро детей:

Дети Надежды Генриховны Шлиман и Николая Ивановича Андрусова: Леонид, Дмитрий, Вадим, Марианна, Вера. 1904 г., Тарту.

Леонид (1891-1919) - окончив гимназию в Киеве, поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Работал на кафедре зоологии того же вуза. После социалистической революции эмигрировал во Францию, в начавшейся Гражданской войне поддержал белогвардейское движение. Погиб осенью 1919-го под Архангельском, сражаясь в составе Французского легиона.

Вера (1893-1975) в Париже получила музыкальное образование. Чтобы помочь матери содержать семью, оплачивать лечение отца и обучение всех детей, шила шляпы на продажу. Выйдя замуж за Павла Осиповича Сомова, Вера Николаевна родила единственную дочь Ирину (1925-1979). Правнучка Генриха Шлимана жила в Чехословакии, стала матерью двух дочерей.

Вадим(1895-1975), окончивший Санкт-Петербургский университет и Павловское училище, стал военным - поручик лейб-гвардии Павловского полка. В Гражданской войне принимал участие на стороне Белого движения. Бежал в Финляндию, оттуда в середине 1920-х эмигрировал во Францию. Живя в Париже, окончил художественную академию, став скульптором. Неоднократно принимал участие в объединенных выставках русского искусства в Париже, проводил персональные выставки, был участником благотворительных лотерей. Во Второй мировой войне принимал участие в составе французской армии. После войны продолжил работу как скульптор, выполнял заказы по декорированию трансатлантических лайнеров, оформлению посольства Франции в Токио, других государственных учреждений. Известно, что Вадим Андрусов трижды был женат, но информации о детях в свободном доступе нет.

Дмитрий (1897-1976), как и отец, избрал своей профессией геологию. Начав обучение в университете Петербурга, продолжил в Сорбонне, где в 1921 году преподавал отец, затем в Праге. В 1929 году стал ассистентом, а с 1932-го - приват-доцентом Карлова университета. В 1938 -м продолжил работу в Словакии. Профессор Высшего технического училища в Братиславе, основатель Государственного геологического института в Братиславе (с 1945-го - директор), академик Словацкой академии наук, член-корреспондент Чехословацкой академии наук. С супругой Валентиной Сигизмундовной воспитали двух дочерей: Галину (1928-2009) и Нину (1933 г.р.). Галина Дмитриевна работала в департаменте геологии и петрологии, руководила скаутской секцией для девочек. В 1997 году была издана книга ее воспоминаний об отце, Дмитрии Андрусове. Нина Дмитриевна после окончания гимназии в Братиславе училась на сельскохозяйственном факультете в Нитре. Ее специальностью было животноводство. Как и старшая сестра, принимала участие в скаутском движении, была активной участницей Клуба советских граждан в Братиславе.


Галина Дмитриевна Андрусова, правнучка Генриха Шлимана.
Эта линия потомков Генриха Шлимана и сейчас продолжается в Словакии.

Марианна (1899-1979) (по мужу Афанасьева) стала филологом. Вместе с мужем Николаем Николаевичем Афанасьевым жила в Париже, где и сейчас живут их дети и внуки.

Вторая семья - греческая
Генрих Шлиман в течение продолжительного времени пытался убедить Екатерину Петровну уехать с ним из России. Двигала им не столько любовь к жене, сколько переживания за расставание с сыном. Получая очередное "нет", он уезжал - в Париж, в кругосветное путешествие, на Ближний Восток, в США... Возвращался - и вновь пытался уговорить супругу. Но она оставалась непреклонна.

Когда упорство Екатерины дополнилось неурядицами в российских делах бизнесмена, он решился на разрыв. И твердо решил добиться развода с непокорной русской женой.

По сути, и права на получение американского гражданства, и аргументы для расторжения брака были сфальсифицированы. По поводу гражданства никто спорить со Шлиманом не стал (тем более, что и жил он в Штатах крайне мало после этого). А вот с разводом было несколько сложнее: российские законы не предусматривали подобной процедуры, а потому расторжение брака не было принято официально. Когда же Шлиман женился повторно - для России он оказался двоеженцем, что категорически запрещалось.

Переписка с первой женой оборвалась, а приехать в Россию коммерсант уже не мог - ему грозил неминуемый арест и судебное разбирательство. Предвидя это, но уже готовясь к решительным действиям, Шлиман предупредил жену об окончательном разрыве в письме, написанном в июле 1867 года (бумаги ему удалось оформить лишь в 1869-м).

Также заранее, в феврале 1869-го, Генрих обращается к епископу в Афинах Теоклетосу Вимпосу, с которым был близко знаком, с просьбой - найти ему греческую невесту.

"Клянусь прахом матери, все помыслы мои будут направлены на то, чтобы сделать мою будущую жену счастливой. Клянусь вам, у неё никогда не будет повода для жалоб, я стану носить её на руках, если она добра и преисполнена любви, - писал Шлиман. - …Я постоянно вращаюсь в обществе умных и красивых женщин, которые рады были бы исцелить меня от моих недугов и смогли бы даже сделать меня счастливым, если бы узнали, что я подумываю о разводе. Но, друг мой, плоть слаба, и я боюсь, что влюблюсь в какую-нибудь француженку и снова останусь несчастным — теперь уже на всю жизнь. Посему прошу вас приложить к ответному письму портрет какой-нибудь красивой гречанки — вы ведь можете приобрести его у любого фотографа. Я буду носить этот портрет в бумажнике и тем самым сумею избежать опасности взять в жёны кого-нибудь, кроме гречанки. Но если вы сможете прислать мне портрет девушки, которую мне предназначаете, то тем лучше. Умоляю вас, найдите мне жену с таким же ангельским характером, как у вашей замужней сестры. Пусть она будет бедной, но образованной. Она должна восторженно любить Гомера и стремиться к возрождению нашей любимой Греции. Для меня неважно, знает ли она иностранные языки. Но она должна быть греческого типа, иметь чёрные волосы и быть, по возможности, красивой. Однако моё первое условие — доброе и любящее сердце".

Епископ всерьез воспринял просьбу предприимчивого товарища, предложил на выбор несколько кандидатур, и уже в сентябре 1869-го 47-летний Генрих Шлиман обвенчался с 17-летней Софией Энгастромену, дочерью греческого купца.

София, вторая жена Генриха Шлимана, в украшениях, найденных мужем при раскопках.
Этот брак Шлимана можно назвать счастливым: жена беспрекословно исполняла его требования, следовала за ним в любом направлении, соглашалась со всем. Было ли это продиктовано любовью? Едва ли. Но то, что семья сложилась по заданному Шлиманом сценарию - факт.

Вместе супруги прожили 21 год, до внезапной кончины Генриха в 68 лет. В браке появилось двое детей, которых увлеченный греческим эпосом отец назвал соответственно: Андромаха и Агамемнон. Похоронив супруга, София Шлиман занималась детьми, перешедшими к ней делами мужа, благотворительностью. Она прожила еще 42 года, но второй раз замуж уже не вышла.

Мавзолей Генриха Шлимана в Афинах.
Его похоронили на самой высокой точке Первого городского кладбища в Афинах, в специально построенном мавзолее, выдержанном в стиле сооружений, в которых хоронили античных героев. На строительство мавзолея по завещанию полагалось 50 000 драхм. «В смерти его приветствуют Акрополь с Парфеноном, колонны храма Зевса Олимпийского, синий Саронический залив и по ту сторону моря — благоуханные горы Арголиды, за которыми лежат Микены и Тиринф», — писала вдова София Шлиман.

Биографы утверждают, что молодая жена археолога-самоучки Шлимана была беременна 5 раз. Но лишь две из беременностей завершились благополучно. Первенцем в браке Генриха и Софии стала дочь, нареченная отцом Андромахой в честь супруги Гектора, вождя троянцев в период их войны с греками.

Подробностей судьбы Андромахи Шлиман источники не освещают. Известно лишь, что большую часть жизни она провела в родной Греции, вышла замуж, стала матерью троих сыновей, но так и не имела счастья нянчить внуков - все ее сыновья ушли из жизни бездетными.

Значительную часть состояния семьи Андромахи составляло имущество и содержание, завещанное отцом. Спустя годы сама Андромаха, ее супруг, а затем и все сыновья были упокоены в мавзолее Генриха Шлимана, рядом с ним и его вдовой Софией.

Агамемнон Шлиман
Сын Софии и Генриха появился на свет в 1878 году, когда родители вели раскопки в Микенах. Мальчик получил имя Агамемнон в честь знаменитого мифологического царя Микен.

Когда отца не стало, мальчику было 12 лет. По завещанию ему досталось достойное денежное содержание, обширные поместья в Греции и дом в Париже. Это позволило Агамемнону получить прекрасное образование во Франции. Защитив докторскую степень, Агамемнон Шлиман стал дипломатом и политиком.

В родной Греции он был депутатом парламента, в 1914 году был направлен послом в США. В 1935 году был губернатором греческого Эпира. Годы войны провел во Франции, борясь за освобождение Греции от немецкой оккупации. После 1945 года оставался во Франции в качестве посланника Греции.

Скончался в 1954 году в Париже, где и обрел последний приют.

Агамемнон Шлиман дважды был женат. Первой его супругой в 1902 году стала американка, второй - француженка. Однако ни в одном из браков детей у младшего сына Генриха Шлимана не было.

Найденная Атлантида и внук Шлимана Пауль
В октябре 1912 года увлеченную историей и загадками цивилизаций часть мировой общественности всколыхнула публикация в газете "Нью-Йорк Америкен". Автор статьи, 25-летний Пауль Шлиман, утверждал, что он - внук знаменитого Генриха Шлимана, сын Агамемнона Шлимана - по записям, оставленным его дедом, нашел "потерянную Атлантиду, источник всех цивилизаций".

В статье молодой человек обстоятельно рассказывает о том, как в течение 6 лет изучал оставленные дедом артефакты и документы, которые позволили ему обнаружить истинное местоположение исчезнувшего материка.

Однако египтологи и атлантологи всего мира подвергли сомнению представленные новым "коллегой" аргументы. Все представленные им доказательства разбивались в прах при малейшем сравнении с известными ученым фактами.

В итоге все представители классической археологии того времени дружно пришли к выводу, что автор статьи - откровенный авантюрист, еще больший, чем некогда был его прославленный дед Генрих Шлиман.

Найдя "Трою" по описаниям Гомера, Шлиман допускал вероятность найти Атлантиду по описаниям Платона. Но сделать этого не успел.
Неизвестно, чем бы завершился этот научный спор, сложись обстоятельства иначе. Но грянула Первая мировая война, перемешавшая фигуры на доске. Пауль Шлиман, захваченный военным водоворотом, погиб при неясных обстоятельствах.

По одной версии он, являясь сотрудником немецкой разведки, скончался в России. По другой - был расстрелян на Балканах союзными войсками Антанты.
Так или иначе, научный спор оказался прерван. Никаких новых доказательств и изысканий от "продолжателя династии" Шлимана не последовало.

В современных публикациях нашумевшая статья начала ХХ века развенчивается через доказательство того, что Генрих Шлиман, хотя и оставил распоряжения относительно своих финансов и недвижимости на случай смерти, однако, сворачивать свою деятельность по поводу археологических изысканий не планировал - а, следовательно, никакой документации и артефактов в каком угодно хранилище (как сказано в статье) не мог. Потому все, представленное Паулем Шлиманом, больше похоже на мистификацию, нежели на реальные доказательства нахождения Атлантиды.

Канал "А дети кто?" подойдет к этой теме с другой стороны:

У Агамемнона, сына Генриха Шлимана, не было детей.
Даже если допустить, что они были - но о них не сохранилось сведений (например, внебрачные), Пауль Шлиман никак не мог быть сыном Агамемнона. Указывается, что в 1912 году Паулю было 25 лет. Следовательно, он родился в 1887-м. Агамемнону Шлиману в тот год было всего 9 лет.
А значит, заявление о найденной Атлантиде сфальсифицировано от начала до конца - начиная с личности "автора" и "изыскателя", который не имел никакого отношения к "первооткрывателю Трои".

***

Таким образом, из двух ветвей генеалогического древа знаменитого Генриха Шлимана - русской и греческой - сегодня продолжается лишь русская. Потомки археолога-авантюриста живут в Словакии и Франции. К археологии и великим открытиям, совершенным предком, никто из них сегодня отношения не имеет.

«Песнь о Нибелу́нгах» (нем. Das Nibelungenlied) — средневековая немецкая эпическая поэма, написанная неизвестным автором в конце XII — начале XIII века. Принадлежит к числу наиболее известных эпических произведений человечества. В ней рассказывается о взаимоотношениях германских племён V века и о попытке германцев установить родственные связи с укрепившимися в то время в Восточной Европе и угрожавшими берегам Рейна гуннами.

Сюжет поэмы основан на женитьбе легендарного франкского героя-«драконоборца» Зигфрида на бургундской принцессе Кримхильде, его смерти из-за конфликта Кримхильды с Брунгильдой — женой её брата Гунтера, а затем о мести Кримхильды при помощи правителя гуннов Этцеля своим соплеменникам бургундам за убийство своего любимого первого мужа Зигфрида. Катализатором всех событий является таинственная третья сила в лице жестокого и всезнающего вассала Гунтера Хагена.

К вопросу о научной и к ультурной рецепции «Песни о Нибелунгах»

Сказание о Нибелунгах, составляющее сюжет поэмы, сложилось в эпоху переселения народов в землю прирейнских франков, из двух несходных элементов:

древнегерманской героической саги (по мнению большинства — мифа) о Зигфриде, убийце дракона, освободителе вещей девы Брунгильды, который попадает во власть злых братьев и теряет сокровище, невесту и саму жизнь,
и исторической саги о гибели бургундского королевского дома в 437 г. в битве с гуннами Аттилы (Этцеля).

В 453 году между немецкими племенами распространяется слух о смерти страшного завоевателя Аттилы в ночь его брака с Ильдико, которую народный голос считает виновницей смерти мужа. Ищут мотив для этого деяния — и находят его в событии 437 г. В результате является сага о том, как Аттила, муж бургундской принцессы Гильды, убивает её братьев, королей Гундахари, Годомара и Гизлахари, и гибнет от руки мстительной их сестры, которая прежде была женой трагически погибшего Зигфрида.

Как в убийстве Зигфрида, так и в гибели братьев Гильды роковую роль играет сокровище, добытое когда-то Зигфридом и потом возбудившее жадность Аттилы. В этом слитном виде сказание рано распространяется по всем землям немецкого языка, и уже в конце VI в. (по мнению иных — в VIII-м) через саксов проникает в Скандинавию, где, подвергшись переделке и восприняв в себя кое-что из туземных сказаний (о Гельге, убийце Гундинга), становится предметом песен Эдды; после того с ним сливается готская сага об Эрманрихе, принесённая сюда саксами не позднее VIII столетия.

На материке сказание подвергается ещё большим видоизменениям от времени и новых понятий (в скандинавской редакции меньше единства и заметнее спайка), особенно в верхненемецкой редакции: с Зигфрида снимается всякая ответственность за вольное или невольное (вследствие питья) забывание покинутой им Брунгильды; радикально изменяется обстановка его ранней юности (королевский двор вместо одиночества в диком лесу); Аттила отодвигается на задний план и освобождается от упрёка в жадности; мстительницей является жена его, и мстит она не за братьев, а братьям за первого мужа; вставляются новые эпизоды и лица (например Рюдигер, уже в Австрии), а вместе с тем устанавливается и новая локализация.

До середины XII в. сказание и песни, на нём основанные, существовали только устно; на границе между XII и XIII вв. возникает национальная поэма, проникнутая единством идеи (верность — жены к мужу, вассала к господину, господина к вассалу) и единством миросозерцания — немецкая Илиада. В ней — золотая середина между тривиальной грубостью поэзии шпильманов и изысканной утончённостью рыцарского эпоса эпохи Гогенштауфенов; в ней — истинная поэзия отрочества народа, сдержанная и страстная, простая и глубокая, верная жизни, но возвышающая её, живые и в то же время высокие даже в проявлении ужасных страстей своих характеры; в ней — лучшее, что осталось немцам от их Средних веков. Вот отчего «Нибелунги» и пользовались таким распространением; в Баварии и Австрии поэма имела огромное влияние; со второй половины XIII в. оно охватывает и Швабию[2].

Стелс (англ. stealth), также стелс-технология, технология малозаметности — комплекс способов снижения заметности боевых машин в радиолокационном, инфракрасном и других областях спектра обнаружения посредством специально разработанных геометрических форм и использования радиопоглощающих материалов и покрытий, что заметно уменьшает радиус обнаружения и тем самым повышает выживаемость боевой машины. Технологии снижения заметности являются самостоятельным разделом военно-научной дисциплины электронных средств противодействия, охватывают диапазон техники и технологий изготовления военной техники (самолётов, вертолётов, кораблей, ракет и т. д.).

7-я авентюра
Брюнхильда ласково встречает Зигфрида и спрашивает его о цели прибытия. «Я, — отвечает Зигфрид, — вассал короля Гунтера, который приехал свататься за тебя».

Начались приготовления к испытанию. Щит Брюнхильды так тяжёл, что его едва внесли вчетвером; приносят копьё и камень, который могли поднять только 12 человек. Гунтер ужаснулся; но Зигфрид поспешил к нему на помощь, надев плащ-невидимку; Гунтер только делал соответствующие жесты, а Зигфрид за него показывал свою необыкновенную силу. Брюнхильда побеждена и должна стать женой Гунтера.

10-я авентюра
По прибытии домой Гунтер исполнил обещание: Кримхильду обручили с Зигфридом и посадили их против короля и королевы. Увидав их рядом, Брюнхильда начала горько плакать; когда Гунтер спросил её о причине её слёз, она сказала: «Я плачу о Кримхильде, которую ты отдаешь за вассала; вечно буду я скорбеть, что она так унижена».

В брачном покое Брюнхильда ещё раз борется с Гунтером, который, будучи лишён на этот раз помощи, должен постыдно сдаться и, связанный, повешен на гвоздь. На другой день он рассказывает об этом Зигфриду; тот ещё раз надевает плащ-невидимку, опять побеждает Брюнхильду и берёт у неё пояс и кольцо, которые дарит Кримхильде. Признав Гунтера своим мужем, Брюнхильда лишилась своей необыкновенной силы (по средневековой литературной традиции Дева-воительница, лишаясь невинности, лишалась и своей воинской силы, становясь обычной женщиной).

Вопрос; Кто, когда и по какой причине предложил вскрыть переданный на хранение в ваш партизанский отряд чемодан с имуществом керченского музея ?

Ответ: Я уже ранее рассказывала что часто выполняла в отряде задания по разведке. В одно из такиих заданий мне было рассказано хозяйкой дома, где остановились какие-то важные фашисткие военные о том, что у одного из них есть страннное "зеркало". Подробностей она рассказать не могла, потому что слышала только часть разговора. Там было буквально - что "Зеркало их видит, они где-то на удалении 42 км на юго-запад. Удаляются - видите камень тускнеет в яркости". Хозяйка этого дома очень хорошо знала немецкий язык, но никогда этого не показывала оккупантам. Ей не составило труда понять что речь шла о нашем партизанском отряде. Потому что мне все дальше приходилось уходить из отряда на разведку. В отряде мы давно уже не понимали причину - почему немцы постоянно сидели у нас на хвосте. Мы пересекались на маршрутах с другими отрядами, меняли дислокацию, но было такое впечатление что за нами получается след из хлебных крошек как в сказке. Командир неожиданно менял план маршрута. Про это знал только он. Не мог ни один предатель так быстро передать сведения врагам.
Если другие отряды действительно имели возможность устроить базу, отдохнуть - мы метались по территории как сошедшие с ума. И все равно - почтоянно оказывались с хвостом из гитлеровцев. Люди уставали и не понимали что происходит. Но мало кто знал про тот злополучный чемодан.

Вопрос: Почему вы связали проблему с чемоданом?

Ответ: Связала не я. Связал один из заместителей командира. Комиссар отряда. Он был в довоенное время учителем математики, бывал в музее Керчи, видел экспозицию и видел описания к экспонатам. Ему было стыдно признаваться - но он интересовался еще и историей. Он и предложил зная про чемодан - посмотреть что там. На каждом предмете была бирка музея. Что это и откуда попало в экспонаты музея. Диадема сразу обратила на себя внимание. Треугольный камень в центре её - светился! Особенно это было заметно в полумраке нашей землянки. Комиссар сказал - что ничего подобного ранее не наблюдалось. Он видел эту диадему в бытность её в музее Керчи и там камень блестел конечно, но он был антрацитово-черный...