Итак, прождав напрасно Гусакова в условленном месте, до вечера, мне ничего не оставалось делать, как идти к "Зелёной гостинице". В районе альплагеря Джан-Туган я устроился на ночлег, соорудив из полиэтилена, который взял для того чтобы накрывать палатку от дождя, что-то вроде самой палатки. Использовал палки, постелил под себя спальник, накрылся пуховкой и преотлично переспал ночь. Из лагеря доносилась музыка и голоса альпинистов. Я впервые и в последний раз пожалел, что не стал заниматься альпинизмом, а пошёл в горные туристы. Утром я аккуратно упаковал рюкзак, стараясь не повредить арбуз, купленный мною в аэропорту для ребят, и отправился к "Зелёной гостинице". Когда я добрался до места, уже стемнело. Я знал, что на поляне есть гляциологическая избушка и надеялся, что мне найдётся там место, чтобы дождаться прихода моей группы. Ночевать под полиэтиленом мне очень не хотелось.
   Когда я поднимался вверх по тропе, чувство тревоги вдруг овладело мною, как бывало уже не раз в горах, когда приходилось оставаться одному. Чувства и ощущения были смешанными, то покоя и защищённости, то вдруг опасности и паники. Я стал оглядываться по сторонам, стоя перед огромным валуном и не решался обойти его по тропе. Но затем, осторожно ступая, все, же решился. Я взял ледоруб наперевес в надежде защититься им от неизвестной опасности и медленно вышел из-за валуна. Чуть дальше вниз по тропе в сумраке вечера мне показалась маленькая щуплая фигурка то ли мальчика, то ли старичка, который стоял на месте, и от него исходила успокаивающая сила. Я улыбнулся, как мне думалось обитателю гляциологической избушки, и собрался шагнуть ему на встречу, протягивая руку для приветствия, и услышал медленные шаги со стороны тропы снизу. Я сделал шаг вперед и одновременно увидел за валуном медведя. Оторопь и ужас вселились в меня, я замер на месте, не дыша. Шаги продолжали приближаться, осыпающиеся камешки из-под ног идущего били пульсом в моих висках, мальчик-старик стоял и слегка колыхался как тень, медведь нервно пошатывался и потягивал носом в сторону тропы. Между камней появилась девушка с котелком воды в руке. Я открыл рот в ужасе, чтобы кричать, но мальчик-старик поднял руку, и я как в детском сне не смог не то что кричать, но и пошевелиться. Котелок упал с грохотом, медведь встал на дыбы, я оцепенел, девушка упала и забилась под камень. С трудом преодолевая оцепенение, я взмахнул ледорубом, и едва не падая на ватных ногах, ударил по камню и закричал. Но это был не крик, а гортанный, больше напоминавший звериный рык из онемевшего горла. Медведь, не обращая на меня внимания, стоя смотрел на мальчика-старика, и, поскуливая, стал оседать на задние лапы. Затем свалился и, падая, перевернувшись, бросился бежать, на пути у него стоял я. Я закрыл глаза, выставив перед собой ледоруб. Темная шерстяная волна накрыла меня. Стало темно и тихо. Прошла вечность.
   ... В небольшие щелочки стали проглядываться светящиеся точки. Они плавали как мошки в глазах, а затем сливались где-то в затылке. Я был такой же мошкой и летал в темноте. В мире не существовало ничего. Только маленькие, беспорядочно двигавшиеся мошки. Я пытался к ним приблизиться, но они вдруг удалялись, а когда я старался их догнать, меня пронизывала боль. "Но ведь мошки не чувствуют боль", - пришла мне мысль и я засомневался в том что я мошка. Я вспомнил, что у меня был затылок. И он сейчас болел. Я заставил себя отвлечься от затылка и переключился на щелочки. На мой взгляд, это сейчас было важнее, не знаю почему. Я напряженно вглядывался в них и понял, что могу регулировать их расширение, но этому мешал затылок, своей нестерпимой болью. Наконец после долгой подготовки я напрягся и открыл-таки глаза шире. Передо мной было огромное звездное небо, такое яркое и такое крупное, что стало давить на меня. И я опять закрыл глаза. Но звезды не пропали, а висели передо мной и в закрытых глазах. Небо осторожно проникало в меня. Сейчас оно было особенно близко ко мне. Я лежал, не чувствуя ничего. Постепенно снова стал ощущаться затылок и лёгкое тепло на нём. Затем ко мне пришло ощущение дискомфорта и холода в спине. Я пошевелил рукой и вспомнил кто я и, что я жив. Приподнявшись, я увидел свои ноги, и немного посидев и оглядывая себя, стал приподниматься. Что-то держало меня, я с ужасом подумал о травме позвоночника, но это оказался зацепившийся за корень рюкзак. Я сбросил рюкзак и встал на ноги. Нащупал ледоруб и поднял его. Затем вспомнил про мальчика, его нигде не было видно. Я подошёл к валуну, где была девушка и прошептал:
  - "Эй".
  Раздался шорох и из-под него появилась худая фигурка. Опасливо озираясь, она спросила:
  - "Ушел?".
  Я ответил:
  - "Да, кажется".
  Девушка оказалась обитательницей гляциологической избушки и жила в ней уже три дня одна. Никакого мальчика или старика она не видела, и мне сказала, что, наверное, померещилось. Мы постепенно приходили в себя. Ночь прошла без сна. Заснули мы только под утро, обнявшись от пережитого страха под одним спальным мешком. Второй спальник постелили под себя на свои коврики на деревянном, холодном полу - кроватей в избушке не было.

Итак, прождав напрасно Гусакова в условленном месте, до вечера, мне ничего не оставалось делать, как идти к "Зелёной гостинице". В районе альплагеря Джан-Туган я устроился на ночлег, соорудив из полиэтилена, который взял для того чтобы накрывать палатку от дождя, что-то вроде самой палатки. Использовал палки, постелил под себя спальник, накрылся пуховкой и преотлично переспал ночь. Из лагеря доносилась музыка и голоса альпинистов. Я впервые и в последний раз пожалел, что не стал заниматься альпинизмом, а пошёл в горные туристы. Утром я аккуратно упаковал рюкзак, стараясь не повредить арбуз, купленный мною в аэропорту для ребят, и отправился к "Зелёной гостинице". Когда я добрался до места, уже стемнело. Я знал, что на поляне есть гляциологическая избушка и надеялся, что мне найдётся там место, чтобы дождаться прихода моей группы. Ночевать под полиэтиленом мне очень не хотелось.
   Когда я поднимался вверх по тропе, чувство тревоги вдруг овладело мною, как бывало уже не раз в горах, когда приходилось оставаться одному. Чувства и ощущения были смешанными, то покоя и защищённости, то вдруг опасности и паники. Я стал оглядываться по сторонам, стоя перед огромным валуном и не решался обойти его по тропе. Но затем, осторожно ступая, все, же решился. Я взял ледоруб наперевес в надежде защититься им от неизвестной опасности и медленно вышел из-за валуна. Чуть дальше вниз по тропе в сумраке вечера мне показалась маленькая щуплая фигурка то ли мальчика, то ли старичка, который стоял на месте, и от него исходила успокаивающая сила. Я улыбнулся, как мне думалось обитателю гляциологической избушки, и собрался шагнуть ему на встречу, протягивая руку для приветствия, и услышал медленные шаги со стороны тропы снизу. Я сделал шаг вперед и одновременно увидел за валуном медведя. Оторопь и ужас вселились в меня, я замер на месте, не дыша. Шаги продолжали приближаться, осыпающиеся камешки из-под ног идущего били пульсом в моих висках, мальчик-старик стоял и слегка колыхался как тень, медведь нервно пошатывался и потягивал носом в сторону тропы. Между камней появилась девушка с котелком воды в руке. Я открыл рот в ужасе, чтобы кричать, но мальчик-старик поднял руку, и я как в детском сне не смог не то что кричать, но и пошевелиться. Котелок упал с грохотом, медведь встал на дыбы, я оцепенел, девушка упала и забилась под камень. С трудом преодолевая оцепенение, я взмахнул ледорубом, и едва не падая на ватных ногах, ударил по камню и закричал. Но это был не крик, а гортанный, больше напоминавший звериный рык из онемевшего горла. Медведь, не обращая на меня внимания, стоя смотрел на мальчика-старика, и, поскуливая, стал оседать на задние лапы. Затем свалился и, падая, перевернувшись, бросился бежать, на пути у него стоял я. Я закрыл глаза, выставив перед собой ледоруб. Темная шерстяная волна накрыла меня. Стало темно и тихо. Прошла вечность.
   ... В небольшие щелочки стали проглядываться светящиеся точки. Они плавали как мошки в глазах, а затем сливались где-то в затылке. Я был такой же мошкой и летал в темноте. В мире не существовало ничего. Только маленькие, беспорядочно двигавшиеся мошки. Я пытался к ним приблизиться, но они вдруг удалялись, а когда я старался их догнать, меня пронизывала боль. "Но ведь мошки не чувствуют боль", - пришла мне мысль и я засомневался в том что я мошка. Я вспомнил, что у меня был затылок. И он сейчас болел. Я заставил себя отвлечься от затылка и переключился на щелочки. На мой взгляд, это сейчас было важнее, не знаю почему. Я напряженно вглядывался в них и понял, что могу регулировать их расширение, но этому мешал затылок, своей нестерпимой болью. Наконец после долгой подготовки я напрягся и открыл-таки глаза шире. Передо мной было огромное звездное небо, такое яркое и такое крупное, что стало давить на меня. И я опять закрыл глаза. Но звезды не пропали, а висели передо мной и в закрытых глазах. Небо осторожно проникало в меня. Сейчас оно было особенно близко ко мне. Я лежал, не чувствуя ничего. Постепенно снова стал ощущаться затылок и лёгкое тепло на нём. Затем ко мне пришло ощущение дискомфорта и холода в спине. Я пошевелил рукой и вспомнил кто я и, что я жив. Приподнявшись, я увидел свои ноги, и немного посидев и оглядывая себя, стал приподниматься. Что-то держало меня, я с ужасом подумал о травме позвоночника, но это оказался зацепившийся за корень рюкзак. Я сбросил рюкзак и встал на ноги. Нащупал ледоруб и поднял его. Затем вспомнил про мальчика, его нигде не было видно. Я подошёл к валуну, где была девушка и прошептал:
  - "Эй".
  Раздался шорох и из-под него появилась худая фигурка. Опасливо озираясь, она спросила:
  - "Ушел?".
  Я ответил:
  - "Да, кажется".
  Девушка оказалась обитательницей гляциологической избушки и жила в ней уже три дня одна. Никакого мальчика или старика она не видела, и мне сказала, что, наверное, померещилось. Мы постепенно приходили в себя. Ночь прошла без сна. Заснули мы только под утро, обнявшись от пережитого страха под одним спальным мешком. Второй спальник постелили под себя на свои коврики на деревянном, холодном полу - кроватей в избушке не было.