В начале августа 1961 года мы вернулись из своего похода. На следующий день я заглянул к себе на кафедру, где мне сказали, что мною интересуются в спортклубе и в парткоме института. Выяснилось, что четыре студента не появились ни дома, ни на практике. Родители тревожатся, не знают, где они. В группе было семь человек, но трое, включая девушку со сломанной ногой и руководителя, получившего также травму на спуске с перевала Медвежий (Кодарский хребет; Забайкалье), вернулись, а оставшиеся продолжили маршрут. Руководитель ждал до последнего мыслимого момента и не бил тревогу из боязни, что если о походе узнают, то их всех исключат из института.
14 августа, получив от ректора Н.С. Сиунова доброе напутствие и гарантийное письмо на оплату любых поисковых и спасательных работ, вместе с майором Н.С. Беляковым, отцом одного из пропавших студентов, мы вылетели через Иркутск в Бодайбо, чтобы там с помощью авиации добраться до верховьев реки Сыгыхты, где произошло разделение группы...

В дальнейшем было многое. Была и помощь иркутского областного комитета партии, оплатившего 6000 рублей расходов по спасработам из общего счета 36000 рублей, которые стоили эти спасательные работы (моя зарплата как ассистента была 105 рублей, а авиабилет до Москвы стоил 27 рублей.

Был и великолепный летчик Георгий Васильевич Козлов из Бодайбинского авиапредприятия, который, узнав о нашей беде, на свой страх и риск пролетел на АН-2 на бреющем полете по Витиму и к истокам Сыгыхты (750 км туда и обратно). Туман, скальные берега, каньоны. Но этот человек, сам отец, смог найти и показать нам застрявший в каньоне плот.

Был и местный проводник якут А.П. Винокуров, чем-то похожий на знаменитого Дерсу Узала. Этот человек, потерявший на войне шестерых сыновей, был истинным таежником, открытым, душевным, всегда откликающимся на чужое горе. Несмотря на свой возраст и слезящиеся глаза, он бил с лету птицу, мгновенно делал «мушки» (приманка для рыбы) из шерсти своих любимых, на первый взгляд, неказистых собак и за 5-10 минут обеспечивал нас всех, включая хвостатых друзей, свежей рыбой.

Были и отряды геологов, местных рыбаков и охотников (руководитель - старший геолог Лензолота А.М. Унжаков), и добровольцы из Бодайбо под руководством члена Бодайбинского городского Совета И.И. Перфильева, помогавшие нашим поисковым отрядам в этих спасательных работах, а также оказавшаяся в это время в Бодайбо группа туристов из Новосибирска, согласившихся помочь нам.

Кроме того, на поисковые работы вызванный из УПИ Ю.Н. Копытов задействовал сводный спасотряд из Читы и Иркутска. Была, наконец, и страшная развязка. Были найдены тела двух ребят, сильно измененные, буквально разваливающиеся на части, вид которых вызывал ужас даже у повидавших многое мужчин. Вытаскивание и транспортировка тел погибших из пенящегося водой каньона была сопряжена с большим риском и опасностью, но нам удалось это сделать. Двоих мы похоронили в Бодайбо, а двоих, к сожалению, не нашли.
Дальнейшие десятидневные поиски ни к чему не привели. После месяца работ спасатели больше не могли оставаться в тайге, кончились деньги на авиацию и иссякал запас продуктов. Перед расставанием руководители всех отрядов составили заключение об аварии и причинах гибели туристов. Читинцы и иркутяне успели улететь через перевал Медвежий в Чару, а наш бодайбинский вертолет из-за непогоды не мог снять нас с Сыгыхты.
Ниже каньона мы построили плот и за один день прошли изученный до каждого камушка, до каждого изгиба 90-километровый путь до озера Орон около Витима. Через день мы уже были в Бодайбо.
Назову имена студентов УПИ, погибших на этой сибирской реке: Владимир Беляков, Валерий Дубовцев, Леонид Курбатов, Сергей Романов. Я всегда задавался вопросом: что и почему? Ответ прост: сплав по реке заранее не предусматривался. При достаточном опыте туристы поняли бы, что, несмотря на спокойное течение реки в месте строительства плота, впереди их ожидает опасность, так как по складкам местности угадывается угрожающий каньон, перед которым надо остановиться и сделать разведку. И, действительно, проплыть на плоту группе удалось всего 15 километров. На первом же пороге плот был разбит, ребята были смыты и, видимо, попали в сильную струю водопада с водоворотом. Трагедия произошла 27 июля. Об этом мы узнали из найденного дневника - один из рюкзаков выбросило на скалы.
...
Поскольку родители настаивали продолжить поиски, а финансовые возможности института были исчерпаны, то ректор Н.С. Сиунов направил меня и аспиранта А. Кокина третьего участника, вернувшегося из аварийного похода - на обследование устья Сыгыхты при впадении в Орон. Единственное, что мы могли себе позволить - самолетом добираться до Бодайбо, а дальше, как говорится, «на перекладных» туда и обратно более 600 километров без помощи других людей. Как жаль, что у меня нет писательского дара рассказать обо всем этом. Когда мы добрались до Орона, выпал снег. Октябрь в тех краях - это зимний месяц. Назад в Бодайбо возвращались на плоту по Витиму, проплыли 300 км и прошли знаменитый Делюн-Оронский порог Понятно, что наши поисковые усилия были тщетными

Ещё одна неясная страничка в истории Молёбки связана с географической экспедицией якобы пропавшей в этих местах в 1909 году.
«Район Шамарского предгорья, ограниченный с юга Уральским трактом, а с юго-запада, севера и востока реками Сылвой и Чусовой, в то время еще не был достаточно исследован. В. А. Чарушин, предприняв в 1907–1908 гг. этно-географические экспедиции по Уралу, через год начинает новые исследования. С ним были егерь Трумин, географ-любитель Смирнов, ездовые Велин и Гамаленко, буровой мастер Решин, рабочий Дмитров, охотник Алатанов и проводник Кудылин.
Запланированное на начало июня начало экспедиции не состоялось, и она смогла двинуться в поход из Перми только 12 августа 1909 года. Спустя две недели, проделав на лодках путь вверх по течению Сылвы до поселка Серга, экспедиция приступила к изучению южной части Нижнего предгорья. Были исследованы левый берег реки Барда и северная часть среднего предгорья. 5 ноября экспедиция прибыла в поселок Шамары, располагавшийся неподалеку от зоны М-ского треугольника.
Именно с этого момента исследователей начинают преследовать неудачи. Видимо, причиной были «черные» – представители черных внеземных цивилизаций, воплощающих на Земле силы зла.
Сначала гибнет Алатанов, но Чарушин решает продолжав, путь. 9 ноября экспедиция достигает Бастионного массива, а 21 ноября – рощи Крестов. Здесь отказывают сразу все компасы, исследователи сбиваются с дороги и вместо того, чтобы следовать на восток, идут на юго-восток. 24 ноября ночью на экспедицию обрушиваются молнии – повреждено оборудование и погиб Велин.
Чарушин направляет Кудылина и Трумина в поселок Суксун, но они через М-ский треугольник выходят в поселок Молебку. 30 ноября Трумин возвращается обратно, а Кудылин остается в Молебке, что и спасает ему жизнь.
Далее из дневника Чарушина следует, что последующие трагические события и гибель экспедиции происходят на Восточном Валу. Часть записей засекречена, но из расшифрованного можно понять, что компасы по-прежнему были неисправны (обычное явление для некоторых аномальных зон).
7 декабря экспедиция огибает вершину 418. Чарушин писал, что тайга здесь имела необычный вид. В небе появлялись сполохи. Настроение у всех было возбужденное. Ночью снились необычные сны.
Далее из текста явствует, что экспедицию преследовали «черные». 8 декабря Чарушин, видимо, наблюдал НЛО, а затем черные силуэты без голов. Ночью его посещали видения геометрических фигур и лиц.
На следующий день Чарушин опять видит летающие объекты. В таежной чаще отмечаются необычные шумы, сполохи. Это место получило название Долины грез.
10 декабря экспедиция идет на запад (а фактически на юго-запад) к подножью хребта. Аномальные явления продолжаются. Вечером путники достигли пещеры в скале с источником. Здесь наблюдались световые фантомы, ночью снова были слышны необычные шумы. Члены экспедиции стали свидетелями «самопада» леса, на нее напали кабаны, в пещере видели привидения. Как пишет Чарушин, «черные» устроили возле пещеры камнепад.
11 и 12 декабря Чарушин и Трумин исследуют пещеру (запись зашифрована). В последующие два дня экспедиция поднимается на горный хребет к Северной вершине. Чарушин пишет «черные бушуют».
Далее речь идет о какой-то битве, в которой гибнет Смирнов. Оставшиеся в живых сильно напуганы, и Чарушин возвращается к Северной вершине.
И вот 21 декабря. Гамаленко в своем дневнике пишет: «Уход после гибели всех на юг» (на самом деле он шел на запад). Видимо, в ту ночь погибли все остальные, и Гамаленко остался один. Последняя запись в его дневнике датирована 12 января 1910 года. Из тайги он тоже не вышел.
Пропавшую экспедицию разыскивали поисковые партии из Шамар и Шали, но безрезультатно. Никаких следов Чарушина и его спутников обнаружено не было. Только в июне 1927 года в 80 километрах южнее Нижнего Села был найден скелет человека, ружье выпуска 1908 года и вещмешок. Спустя шесть лет у истоков реки Шаля геодезическая партия обнаружила останки Гамаленко, его документы и дневник.
Как потом выяснилось, «черная» волна преследовала не только экспедицию, но и тех, кто ее разыскивал. Найденные дневник и документы хранились в доме райвоенкома в Шамарах. В 1936 году в дом ударила молния, он сгорел, а сам военком поспешил перебраться в Пермь.
В 1957 году в Перми образовалась Группа истории края (ГИК), которая главным образом занималась изучением НЛО. В нее вошли С. Конский, Д. Голун, В. Рысин, А. Верик. Помимо всего, группа пыталась разгадать и тайну гибели экспедиции Чарушина.
Дальнейшие события также окружены тайной. Конский и Голун гибнут в тайге в 1961 году. Верик в 1967 году был арестован и дальнейшая его судьба пока неизвестна. В 1966 году в пермском архиве возник пожар, во время которого погибли донесения поисковых экспедиций. Но на этом не кончается список загадок. В 1967 году во время расшифровки обнаруженных дневников Чарушина умирает от инсульта один из исследователей деятельности его экспедиции – Косименко.
На этом как будто бы обрываются все основные известные нам данные. Но попробуем продолжить нить поиска. Пермская группа ГИК имела в своем распоряжении сведения шамарского уездного исправника о поисках исчезнувшей экспедиции. Дальнейшие исследования были осложнены тем, что во время Гражданской войны пермские архивы были «очищены» белыми, а в 1943–1946 гг. и органами НКВД. Однако в архиве Хамменста нашлись письма Чарушина и план экспедиции. В 1959 году удалось разыскать урядника Нутина из Малебки, который вспомнил приход к нему Кудылина.
В 1963 году Рысин из группы ГИК, имея с собой ряд документов, переезжает на работу в Москву, где образуется новая поисковая организация во главе с Валеевым. Именно она обнаружила несоответствия в карте Чарушина после рощи Крестов с подлинным маршрутом. Затем, при просвечивании дневников Гамаленко, быАобнаружен симпатический текст, с помощью которого группа вышла на некоего «К». Еще летом 1910 года на северо-восточной части Восточного Вала он нашел останки человека и документы, содержавшие ключ к шифру и шифрованное сообщение из дневника Чарушина, который обрывается 22 декабря 1909 года.

Летом 1967 года одна из очередных экспедиций, спускаясь по Чусовой и обследуя северную часть Большого Вала, обнаружила расположение лагеря погибшей экспедиции.

Поздней осенью 1908 года в окрестностях Молёбки, известной ныне как М-ский треугольник, при загадочных обстоятельствах пропала экспедиция под руководством известного картографа В.А. Чарушина. Отряд, целью которого была топографическая съемка местности, был отлично экипирован и состоял из опытных людей. Кроме картографического оборудования, у участников экспедиции имелись достаточные запасы продуктов и снаряжения. Был охотник с ружьем. Наряду с решением географических задач экспедиционеры занимались этнографией и исследованием так называемых «сылвенских рифов» – остатков коралловых рифов когда-то существовавшего великого Пермского моря. Наиболее концентрированно рифы расположены в долине Сылвы. За год до этого Чарушин почти в тех же местах провел аналогичную и весьма успешную экспедицию.
Команда Чарушина состояла из 9 человек. Кроме руководителя, в ее состав входили егерь Трумин, географ Смирнов, ездовые Велин и Гамаленко, буровой мастер Решин, рабочий Дмитров, охотник Алатанов и местный проводник Кудылин. Район исследований лежал в огромной правобережной петле реки Сылвы, подковой ограничивающей его с запада, юга и востока. На западе границу территории формировала также река Барда, правый приток Сылвы. На север отряд исследователей на несколько десятков верст углублялся дальше строившейся Транссибирской железной дороги.
Запланированный на начало июня старт экспедиции не состоялся из-за финансовых трудностей. Участники смогли выехать из Перми только 12 августа. В последних числах месяца, проделав на лодках путь вверх по течению Сылвы, они достигли устья Барды. Отсюда начиналась верховая часть маршрута. В селе Андреево Чарушина ожидали Велин и Гамаленко с лошадьми, а также проводник Кудылин.
Команда Чарушина состояла из 9 человек. Кроме руководителя, в ее состав входили егерь Трумин, географ Смирнов, ездовые Велин и Гамаленко, буровой мастер Решин, рабочий Дмитров, охотник Алатанов и местный проводник Кудылин. Район исследований лежал в огромной правобережной петле реки Сылвы, подковой ограничивающей его с запада, юга и востока. На западе границу территории формировала также река Барда, правый приток Сылвы. На север отряд исследователей на несколько десятков верст углублялся дальше строившейся Транссибирской железной дороги.
Запланированный на начало июня старт экспедиции не состоялся из-за финансовых трудностей. Участники смогли выехать из Перми только 12 августа. В последних числах месяца, проделав на лодках путь вверх по течению Сылвы, они достигли устья Барды. Отсюда начиналась верховая часть маршрута. В селе Андреево Чарушина ожидали Велин и Гамаленко с лошадьми, а также проводник Кудылин.
Когда через два масяца картографы в оговоренные сроки не вышли на связь, их хватились. Была снаряжена поисковая команда. В нее вошли и местные жители из Молёбки. Поиски, проводимые преимущественно в правобережье Сылвы, не дали результатов. Трупы четверых членов исчезнувшей экспедиции нашли лишь следующей весной, когда на лесистых холмах Предуралья сошел снег. Они были неожиданно обнаружены на левом берегу Сылвы недалеко от современной границы Пермского края и Свердловской области, где осенью их практически не искали. Эта местность примыкает к известному сейчас «М-скому треугольнику», так называемой Молёбской аномальной зоне.
Были опознаны тела руководителя экспедиции Чарушина, а также Трумина, Решина и Дмитрова. Все трупы находились в разных местах, в нескольких километрах друг от друга. Следов насильственной смерти на них отмечено не было. Получалось, что люди по загадочной причине разбрелись в разные стороны и погибли от голода и холода поодиночке. Тела Смирнова и Гамаленко так и не были обнаружены.
По найденному дневнику Чарушина удалось примерно восстановить ход событий. После старта конной части экспедиция в течение сентября исследовала местность к северу от строившейся железной дороги. Это и век спустя глухой район, и нетрудно представить себе, какими дебрями была эта местность в начале ХХ века. Дневниковые записи Чарушина подробны и обстоятельны, однако не имеют никакого отношения к последующим не¬объяснимым событиям.
Первое неожиданное и трагическое событие произошло в начале октября. Опытный охотник-башкир Алатанов совершенно необъяснимо ранил себя из ружья во время его осмотра. Истекавшего кровью охотника пытались немедленно доставить осмотра. Истекавшего кровью охотника пытались немедленно доставить в ближайшую деревню, но по пути он скончался от кровопотери.
После нескольких дней остановки Чарушин, несмотря на советы деревенских старожилов и сом¬нения членов экспедиции, решает пополнить продуктовые запасы и продолжить путь. Именно с этого момента исследователей начинают преследовать необъяснимые события и явления. Удивительно, но дневниковые записи руководителя отряда по какой-то причине становятся все лаконичнее. Он умалчивает о многих фактах, а также использует названия географических объектов без какой-либо привязки к местности, что трудно объяснить, поскольку Чарушин не кто-нибудь, а картограф! Автор упоминает вскользь о неких «черных», мешающих экспедиции работать. При этом Чарушин не приводит никаких объяснений тому, кто они такие и в чем конкретно проявляется их вредное воздействие. В дневнике он указывает, что экспедиция продолжает работу в правобережье Сылвы. Данное сообщение более чем неконкретно, поскольку весь район исследований может быть назван правобережьем.
9 октября экспедиция достигает Бастионного массива, а 21-го числа того же месяца – какой-то рощи Крестов. Что это за объекты, остается загадкой, поскольку на карту они нанесены не были и местной современной топонимике неизвестны. В роще Крестов отказывают сразу все компасы, экспедиционеры сбиваются с дороги. Научные исследования практически прекращены. Ночью 24 октября разражается невиданная и не характерная для данного времени года гроза. Повреждено практически все оборудование, от ударов молний погибают возничий Велин и две лошади.
Чарушин направляет Кудылина и Трумина в Суксун за помощью. Посыльные сбиваются с пути и забредают в Молёбку. Кудылин решает не возвращаться и остается в Молёбке. В 2004 году старожил Костоусов1 из Усть-Кишерти рассказывал, что в 1950-х годах общался со стариком Кудылиным, который казнил себя за решение остаться в деревне и винился в гибели экспедиции. Опытный егерь Трумин по следам на свежем снегу возвращается обратно, а Кудылин остается в Молёбке, что и спасает ему жизнь.
Далее из дневника Чарушина следует, что последующие события и гибель экспедиции происходят в местности, которую картограф именует Восточным Валом. Чарушин писал: «Лес здесь имеет необычный вид: часть деревьев повалена, остальные согнуты до земли невиданной силой. Кругом буреломы, на небе сполохи. Настроение у всех было возбужденное. Ночью снились необычные сны».
8 ноября Чарушин, видимо, наблюдал НЛО, а затем – черные силуэты без голов. Ночью его посещали видения геометрических фигур и лиц.
10 ноября экспедиция натыкается на неизвестную пещеру. Следующие дни участники пытаются изучить пещеру. Аномальные явления продолжаются. Дневниковые записи Чарушина обрываются 11 ноября 1908 года: «Здесь наблюдались световые фантомы, ночью снова были слышны необычные шумы. Стали свидетелями самопада леса, в пещере видели привидения. Черные устроили возле пещеры камнепад».
Поиски двух, оставшихся не обнаруженными участников, долгое время успеха не имели. В июле 1933 года в окрестностях села Шамары местные охотники случайно наткнулись на скелет человека, лежавший возле ручья. Среди истлевших вещей были обнаружены дореволюционные документы на имя некоего Ивана Смирнова и дневниковые записи, не проливающие, однако, свет на причины гибели этого человека. Запрос в органы не дал результатов, и лишь через несколько месяцев кто-то вспомнил о давно пропавшей экспедиции 1908 года, в составе которой числился географ Смирнов. Тогда вспомнили еще об одном трупе, найденном в тех же местах шестью годами ранее. Вполне вероятно, что тот человек без документов был возничим Гамаленко из той же экспедиции Чарушина.

Бот Рослякова на Новой Земле

Мы входим в Петуховский Шар. Гремит цепь — якорь отдан. «Персей» разворачивается по ветру и течению. В маленькой бухточке к северу неожиданное зрелище — две избы, моторно-парусный бот, ненецкий чум. Мы спешим съехать на берег, чтобы найти пресную воду.
Узнаем, что после 1925 г. Госторг построил здесь становище и сдал его в аренду партии русских промышленников из Шенкурского уезда, которые зафрахтовали бот и приехали сюда промышлять рыбу и зверя — тюленей, моржей, медведей. Никто из них до сих пор не бывал в море, но они храбро пустились в полярные страны. В них, наверно, свежа кровь тех промышленников-новгородцев, которые в утлых ладьях пробирались по северным рекам к Ледовитому морю, к Оби и Енисею.
Промышленники уже успели осмотреть всю южную оконечность Новой Земли и рассказывают начальнику нашей экспедиции И. Месяцеву, что в Карских воротах, в Никольском Шаре, на отмели лежит норвежский бот — в нем покойник. Промышленники предупреждают, что какие-то грабители пробовали вынуть мотор и для этого часть бота сожгли. Но там осталось много вещей, есть даже книги — русские и иностранные…

Надо выяснить, чей это бот? Может быть, это научное судно и можно спасти результаты наблюдений? Поэтому Месяцев решает отправиться из губы Логинова, куда мы перейдем завтра, к местонахождению бота. Губа Логинова лежит уже в восточной части Карских Ворот — место не менее унылое, чем Петуховский Шар. И с самой дурной славой — рядом губа Каменка, где зимовал в 1832—1833 гг. исследователь Новой Земли П. К. Пахтусов и где сохранились еще могилы двух его матросов, погибших от цинги. В самой губе Логинова Пахтусов нашел остатки скелетов погибших здесь от голода людей и отметил на карте: «Здесь зимовало несчастное семейство самоедина Мавея».
7 сентября, едва брезжит рассвет, мы входим в Никольский Шар на моторной лодке. Через Железные Ворота проникаем в Шар. Это поэтическое название Дано П. К. Пахтусовым. Действительно, ворота — узкий проход между утесами, и глубина его всего 4 м. Мотор бойко стучит, и лодка режет мелкие волны. Счастье, что вчерашний норд-ост прекратился, иначе в узком горле Ворот нас бы здорово хватил прибой. Вчера вечером было видно, как он влезал белыми языками и фонтанами на отвесные утесы.
Наконец вот остров Средний — цель нашей поездки. Большая коса выдвигается в пролив, в ней лагуна, а к северной стороне косы прижат бот. Он лежит на правом боку, внутри вода, кормовая часть выжжена, обгорел даже борт до воды. Грабители, видимо, забрали все, что поценнее, а остальное разбросали по берегу. Тут и бочки-сельдянки, ремингтоны (норвежские промысловые ружья), совершенно заржавевшие, капканы для песцов, грубый секстан, начатый мешок муки, куски парусов и канатов. Но большая часть такелажа увезена. Чтобы его снять, спилили мачту, и она лежит рядом с остатками лодки.
В боте сохранилась только каюта в носу — кубрик. Люк открыт, и видны койки. Нижние залиты водой, а на левой верхней, лицом к палубе, лежит труп. Это уже мумия. Длинные черные волосы свисают назад. Руки вытянуты вдоль тела, ноги покрыты оленьим мешком.
На палубе одна из наших спутниц, Дементьева, находит нижнюю челюсть — все, что осталось от другого трупа. Но в кубрике пять коек… Где же остальной экипаж бота?
Мы бродим по берегу, ползаем по палубе… Каждый надеется найти разъяснение: чей этот бот и что с ним случилось? В воде, под правым бортом, много книг, фотографий, бумаг. По-видимому, грабители выкинули все это из каюты. Вытаскиваем книги палкой и находим несколько судовых документов. Они выписаны на норвежский бот «Enighelen». Он построен в 1906 г., в 1919 г. побывал в Архангельске, в 1921 г. приписан к Гаммерфесту. Норвежские письма, книги на скандинавских языках, открытки Кодака, еще не использованные кассеты и даже норвежский почтовый флаг — и мы убеждены уже, что перед нами труп норвежца, может быть ученого.
Но это ложные следы. Вскоре мы находим несколько русских книг, на одной из которых, учебнике морской практики, надпись: «Сия книга штурманского помощника Афанасия Рослякова, 1899 мар. 12». Кроме открыток, я вытаскиваю из воды несколько больших слипшихся фотографий. На одной из них можно различить пятерых русских поморов, стоящих на палубе судна. Затем еще две фотографии, изображающие женщин-поморок на лугу.

Бот Рослякова.
Мысль о норвежцах постепенно тускнеет и окончательно исчезает после того, как удается вынуть покойника из каюты. Пришлось снять часть палубы — люк слишком узок, — чтобы вытащить его наружу. В ногах трупа лежит пиджак, и в кармане его старший штурман «Персея» Корельский находит две записки, смокшиеся, с едва заметным текстом.
Разбирая их букву за буквой, узнаем, что они выданы Максимом Варзугиным и Василием Рыликовым Афанасию Рослякову, которого они покинули, чтобы идти к осеннему рейсовому пароходу в Белушью губу. Росляков «остался от нас здоров» и с ним кто-то четвертый, который вместе с Росляковым зафрахтовал бот.
Бот взят в Норвегии[21]. Но что было в начале путешествия — не разобрать. Из Териберки (на мурманском берегу) пошли к Святому Носу, здесь промышлять было плохо. Пошли дальше, к Новой Земле. У острова Вайгач «сели на грунт», судно дало течь. Пришлось зайти в одну из губ Новой Земли. Здесь Варзугин и Рыликов, считая, что на судне с течью назад не уйдешь, а продовольствия на всех не хватит, и поссорившись, по-видимому, с Росляковым при дележе добычи, ушли к пароходу. Они перечисляют, сколько «зверей» напромышляли до ухода, но ни шкур, ни мехов нет: кто-то уже попользовался.
Кто же в кубрике? Росляков или тот, четвертый? Труп выносят на берег на куске паруса. Одежды на нем очень много: норвежская фуфайка, жилет, два пиджака, войлочные брюки, меховые пимы. В левом грудном кармане — маленький компас, нож и кусок жевательного табака. В правом — бутылочка с валерьяновыми каплями. Никаких бумаг на трупе нет.
Штурман Корельский обыскивает каюту. В воде лежат пальто, рубахи, чулки, чемоданы — всякое сгнившее добро, но на койке, под изголовьем, ценная находка — дневник! Маленькая алфавитная книжка, исписано только начало, и плохо очиненный карандаш лежит между страницами — там, где находится последняя запись.
Тогда же на берегу, возле бота, нам удалось разобрать кое-что, но мало. Дневник мокрый, страницы слиплись, многое стерлось. Только потом, тщательно разглядывая в лупу, можно было восстановить текст.
На переплете изнутри надпись: «Сей дневник писал на Новой Земле южном конце Афанасий Григорьевич Росляков 1925 года 9/I».
Месяц и число написаны другим почерком и позже, так как запись начинается 1 сентября 1924 г.
Весь сентябрь и октябрь бот, несмотря на течь, плавал между Петуховским Шаром и Кусовой Землей. 6 сентября «ночевали в Петухах». 20-го «ночевали на конце Кусовой Земли». 23-го вернулись через Петухи в губу Заблудящую: «Ночевали дома в старой избе».
Мои товарищи вспоминают, что в губе Заблудящей в 1925 г. «Персей» нашел избу, на стене которой была надпись мелом: «Сию избу ставил А. Росляков в 1923 г.», а на столе прибита гвоздем записка: «Мы ушли в губу Каменку 24 сен. 1924 г.» Очевидно, Росляков уже бывал раньше на Новой Земле, зимовал, ставил избу, а теперь опять возвратился в старые места и вот на всякий случай для спутников оставил на столе записку.
Дальше Росляков все что-то чинит, чистит машину. 28 сентября первое упоминание про четвертого спутника: «Старик нездоров».
Охота плохая — только 10 октября: «убил дома нерпу. Старик на озере уловил 1 гольца». Хотели плыть на боте, но мотор не пошел, и перебрались на шойту (лодку), должно быть, чтобы отправиться в пей на промысел.
25 октября мотор удалось починить. До 31 октября шли на восток, но медленно: мешали штормы и туман. В 3 часа дня 31-го стали на якорь у Кусовой Земли, в Никольском Шаре, у острова Среднего. Росляков хотел пройти в губу Каменку: там, на Карской стороне, промысел лучше. Но почему-то ему не удалось пройти. 3 ноября он пытался выйти из Шара, но крутой ветер заставил повернуть обратно. Затем 10 дней они стояли на том же месте. Часто шел снег, было пасмурно, потом — мороз. Видимо, решили зимовать в Никольском Шаре, который, как им казалось, хорошо защищен от льдов.
14 ноября надвинулся страшный лед. Шугой (мелким льдом) покрыло все море: «Всю ночь несло шугу. Отдали другой якорь. Не спали, распихивали шугу». Несмотря на ноябрь — то туман, то дождь. Становится темно. 17 ноября: «солнце показывалось в 11 часов на час». 18 ноября опять «беспокоил лед. Не спали всю ночь. Полную губу напихало льду». 19-го хуже: «Нас затерло льдом и подрейфовало 1 версту».
В шуге судно проводит ряд долгих дней. Жидкая шуга не замерзает. На берег попасть невозможно. А там дрова — бревна, деревья, которые принесены течением, так называемый «плавник».
25 ноября: «Не стало дров. Начали пилить утлегар на дрова». Топить надо, холодно, и уже скрылось солнце: «24-го виден был луч солнца за островами» — последний луч. 25-го же положение судна резко изменилось: «С 5 ч. вечера нас понесло со льдом. Спустили якорь, дрейфовал, потом задержал близко у земли. Шторм от N 9—10 (баллов. — С. О.). Поворотило к берегу, дотыкало кормой».
Это почти катастрофа. Судно придавило к берегу. На следующий день они всего в 20 метрах от острова Среднего, и уже можно до него добраться.
Почти каждый день шторм и метель. Шуга замерзла. Моряки ходят на берег. Но 2 декабря «помпа замерзла. На полу в люгере[22] вода».
Далее опять краткие записи: «Ясно, мороз». Росляков редко уделяет несколько строк описанию событий. Обычно только отметки показаний барометра, силы и направления ветра, характера погоды. На каждый день всего строка или две. Но по своему лаконичному драматизму это исключительный человеческий документ. В этих скупых словах вы слышите шаги неумолимой катастрофы, надвигающейся на одинокое судно.

Завещание Афанасия Рослякова. В нижней части страницы: «Последнее мое желание: если б кто нашел меня и положил в камни — этот добрый человек. Кабы лежать на сухом берегу. Афанасий Росляков из Териберки».

9 декабря: «Зачали мешок муки. В люгере на полу вода. Ходим по лавкам». Так весь месяц — все «в люгере вода», на льду — часто нерпы. В конце декабря невеселая запись. «Рождество. Старик очень болен. Головокружение».
26 декабря: «Старик очень болен. Подавал еду на койку. Лед разломало до шойты. Шойту терло льдом. Старик грел, клал примус под койку. Стрелял медведя, ранил, ушел в море. В 6 ч. вечера старик без ума заговорил». Теперь почти каждый день с томительным однообразием записывается: «Старик очень болен», и все время «колотит бот льдом». 28-го: «Цепь лопнула у якоря, и нас отнесло от берега на 300 сажен». 30-го: «Лед начало выносить из губы. Всю ночь не спал. В люгере по лавкам вода. Помпа испортилась». 31-го: «Сильно било льдом нас».
4 января 1925 г. новая нота в записях: «Старик очень болен, и сам тоже».
Судно бросает то туда, то сюда. 6 января: «Старик болен очень. Лед весь вынесло из губы. Мы в 2 саж. от берега, но на берег попасть нельзя. Шлюпку разломало льдом. Нету воды». 7-го Росляков по разломанной шлюпке попал на берег и достал дров.
9-го: «Старик болен. Обед старик не может поесть, поданный ему суп в койку. Полежит немного, да опять за суп». Сам Росляков тоже нездоров. В книжке запись за записью: «Я тоже». Но все-таки он выходит на берег. 11-го: «Я ходил на гору, а старик лежит, дожидает смерти. Шугу из губы то выносит, то опять набивает». 16-го: «К нам шугу набивало с моря. Старик лежит, но может повернуться в койке. Шлюпку совсем разбило». 17-го: «Шугу всю вынесло. Мы на чистой воде. Старику дал чашку чая, которую он выпил с трудом и стонет ужасно. Очень плох. Не может поворачиваться в койке».
18-го опять: «Вода, нельзя попасть на берег. Старик бредил без сознания». 19-го: «Старик бредил всю ночь и стонал ужасно». 20-го: «В 6 ч. утра дедушка скончался».
Росляков в это время был уже очень слаб и не мог похоронить своего товарища в камнях, на горе. «Старика вытащил на палубу», записывает он 21 января.
Его челюсть мы, значит, и нашли на палубе…
Росляков день ото дня слабеет. 22-го: «Ходил на губу. Но не мог перейти, очень слаб». 23-го: «Ходил на берег за снегом. Болен». 27-го: «Шторм. Лежал в койке. Дало сильную течь. Сколько прибывает, столько и убывает». 28-го: «Шторм. Был на палубе. Все смерзлось и скривилось совсем на бок». 29-го: «Не выходил из койки. Силы мои ослабели».
С каждым днем почерк становится все хуже и хуже, все больше недописанных слов. 30 и 31 января Росляков не в силах ничего записать. 1 февраля: «Лежал болен». 2-го: «Болен, не выходил». 3-го: «Лежал». 4-го: «Лежал». С 5 по 11 февраля одна запись: «За все время сильная головная боль. Не могу встать. Лежу. Не топлено. Камни под водой. Ноги поморозил. Не встаю». 12 февраля: «Лежу не вставая».
13-го и 14-го опять нет записей. Но правая страница против этих дней вся исписана. Это завещание: «Если же писать все подробно, то надо большая книга. Ничего не поделать, судьба не допустила туда более жить. Оторвало руль и штевень шугой. Теперь болен и поморозился. Лежу беспомощный, дожидая конца жизни. Последнее мое желание: если б кто нашел меня и положил в камни — этот добрый человек. Кабы лежать на сухом берегу, Афанасий Росляков из Териберки».
Последняя страница, где лежит карандаш, воспроизведена на нашей фотографии. Это пометка трех дней: «15 воскр., 16 пон., 17 вт.,» — и общая к ним запись: «Страшная боль в ногах. Не могу встать. Жажду утоляю снегом».

Фотокопия последней записи Рослякова от 15—17 февраля 1925 г.: «Страшная боль в ногах. Не могу встать. Жажду утоляю снегом».

Целый месяц Росляков лежал один. День ото дня слабея, не в силах выходить на палубу. Там, быть может, уже показалось солнце, а здесь — только коптящая лампа (пока хватало сил ее зажигать). Холодная палуба над головой обросла инеем, а за ней гудят в такелаже штормы. Мачта уныло скрипит, трещит лед…
Последнее желание Рослякова исполнено через два с половиной года после его смерти: мы похоронили его в камнях на горе, поставили обрубок мачты и на перекладине написали: «А. Г. Росляков. 17/II 1925» и «Э/с (экспедиционное судно) «Персей» 1927»…
А. Г. Росляков — потомок тех русских поморов, которые на маленьких кочах обошли все северное побережье России, открыли много столетий назад Северный морской путь к Оби, Енисею и Лене, обогнули Новую Землю. Без всякого страха зимовали они на Новой Земле, Груманте и северных берегах Сибири.

За многими нашими топонимами стоят человеческие трагедии. Арктика берет тяжелую дань с тех смельчаков, которые рискуют проникнуть в ее тайны. Это в полной мере относится и к названию угрюмой губы, расположенной западнее залива Пахтусова. Имя моряка Афанасия Рослякова она приняла по настоянию руководителя 14-й экспедиции Плавморнина Ивана Месяцева.
Научное судно "Персей" в сентябре 1927 года пришло в Петуховский Шар. Там к профессору Месяцеву обратились с просьбой архангельские промышленники. Они рассказали, что не так далеко отсюда, на одной из отмелей, лежит рыбацкий бот, а в нем - покойник. Посетить указанное место - задача не из легких. Ученые знали, что на "Персее" к губе не пробраться - для этого надо пройти через проход под названием Железные Ворота. Не зря ему дали такое "металлическое" имя: это узкая щель между утесами, пытаться "пролезть" сквозь которую на шлюпке - гиблое дело. Но опытные и отчаянные судоводители на моторной лодке все же умудрились преодолеть Ворота.
Так они подошли к острову Средний, где на большой косе, на правом боку лежал бот. Он был в плачевном состоянии. Сюда уже наведывались мародеры: они унесли все, что поценнее, а остальное разбросали по берегу. Тут валялись помятые бочки-сельдянки, заржавевшие промысловые ружья - ремингтоны, капканы для песцов, грубый секстан, начатый мешок муки, куски парусов и канатов.
В боте сохранилось только каюта на носу. Люк над ней был открыт, нижние койки оказались залиты водой, а на верхней лежал покойник. В воде обнаружилось много бумаг, книг и фотографий. Здесь же нашли несколько судовых документов, выданных норвежскому боту "Энигхетен". Из них выяснилось, что он был построен в 1906 году, а в 1919 году посетил Архангельск. С 1921 года был приписан к порту Хаммерфест. Письма на норвежском, книги на скандинавских языках убедили было наших исследователей, что перед ними тело норвежского моряка. Но вскоре отыскались несколько русских книг, на одной из которых надпись: "Сия книга штурманского помощника Афанасия Рослякова".
Ситуация прояснилась полностью после того, как тело несчастного подняли наверх, а в изголовье его постели нашли дневник, который тот вел до конца своей жизни. Уже на борту "Персея", при помощи увеличительного стекла, были прочитаны трагичные страницы.
Внутри корешка надпись: "Сей дневник писал на Новой Земле, южном конце, Афанасий Григорьевич Росляков 1924 года 9/1" (то есть первого числа девятого месяца - с этой даты начинаются записи). Только прочитав весь дневник, экипаж "Персея" понял, что произошло на этом суровом берегу.

Три имени, как будто
Три салюта,
Взметнутся у истоков городов.
Три имени в пути в одно сольются
Кошурников, Стофато,
Журавлев..
Станции в Красноярском крае, а трое изыскателей начинали маршрут в Иркутской области, а если точнее, с горного поселка Верхняя Гутара, что в Нижнеудинском районе. Этот тофаларский поселок и его жители мне хорошо знакомы. (Здесь сразу после войны жили мои родители.) С этого поселка фактически и началась экспедиция осенью 1942 года. Разведать трассу будущей железной дороги Абакан - Нижнеудинск было поручено руководителю экспедиции 37-летнему Александру Кошурникову. В составе экспедиции были еще два инженера-техника Алексей Журавлев и Костя Стофато. Железная дорога по замыслу проектировщиков должна была соединить богатую лесом Восточную Сибирь с обширной территорией угольных месторождений Кузбасса. Шла кровопролитная война, еще не было Сталинграда, и тем не менее смотрели вперед: как будет развиваться страна после Победы.
Выпускник Томского политеха Кошурников осуществил к моменту назначения изыскания и проектирование 20 железнодорожных объектов - дорог Томск - Асино, Рубцовск - Риддер, Новосибирск - Полысаево, Темиртау - Таштагол, ветки к Абазинским рудникам, порту Находка. Кроме того, им были проведены изыскания всей восточной части Южсиба от Кулунды до Лены. Его не раз приглашали на спокойную и перспективную оседлую работу в проектный институт и главк. Все приглашения разом обрубил телеграммой с трассы: "Повторяю. Не хочу в психиатричку. Кошурников".
Осенью 1942-го предстояло пройти совершенно неизведанным путем - разведать трассу будущей железной дороги Абакан - Нижнеудинск. Маршрут экспедиции пролегал через горную Тофаларию. (Тофы и тогда, и теперь самая малочисленная народность, всего по переписи 500 человек. - Н.С.) Никто из изыскателей в Тофаларии не был и не мог им рассказать о маршруте даже приблизительно. Те карты, что раздобыли, были сняты на местности еще в 1909 году. В пояснительной записке к смете Кошурников отмечал: "Немногочисленные экспедиции, которые проходили Центральные Саяны, всегда сопровождались человеческими жертвами - в порогах, при сплаве на плотах, при переправах через реки, в горных обвалах и лавинах".

Они ушли 5 октября (*1942 г.*)и по расчетам максимум к 25 октября должны были выйти на погранзаставу в низовьях Казыра. Они не вышли ни к 25 октября, ни к 1 ноября.

Поднимался и кружил самолет, отправлялись поисковые экспедиции. Из столицы приехал отец Кошурникова (признанный профессор в строительстве железных дорог), обещал отдать все свои деньги, лишь бы нашли сына. Высказывали даже предположение, что группа могла отклониться от маршрута и уйти за границу. Тем самым сильно обидели отца. Искали упорно, но все тщетно.

Лишь в конце сентября Кошурников оказался в тофаларском поселке Верхняя Гутара. И сразу непредвиденные сложности. Идти проводником никто из тофов не соглашался, путь был очень опасным и не давали оленей. Потом все как будто разрешилось, но только спустя 10 дней удалось выйти на маршрут. Ночевали у бабки Лычагиной. Я встречался с ней в начале 80-х. Она хорошо помнила всех троих и еще то, что тофы отговаривали их от этого пути. В дорогу она напекла им лепешек. Примерно то же говорил мне и председатель Верхне-Гутарского колхоза Василий Ильич Пустохин. С горечью рассказывал, что инженерам все говорили о смертельной опасности, что идут они в самое неподходящее время, река вот-вот начнет вставать, покроется льдом. Изыскатели соглашались с доводами. Но похоже, что "У них просто не было выбора. Такое время". Шла война, и эта экспедиция походила на "разведку боем".

Осенью 1943-го рыбак Иннокентий Степанов, поднимаясь по боковой протоке Казыра, увидел занесенного песком человека. В Новосибирск полетела телеграмма: "В районе острова Кедровый, на дне реки Казыр, обнаружен труп неизвестного мужчины. Тут же рассеяны бумаги по дну реки. На неизвестном виден фирменный железнодорожный китель с петлицами и знаками отличия (две звездочки)".
Следствию не пришлось долго распутывать детали трагедии. Все рассказал дневник Кошурникова. 35 страничек, исписанных разборчивым почерком.

"17 сентября. Приехал в 6 утра. Сразу задержала милиция для выяснения личности, шел по путям. В Нижнеудинской изыскательской партии полная бесхозяйственность. Нужно будет наладить дело. Исключительно плохо с питанием".

"25 сентября. Больше недели просидел в Нижнеудинске. Настроение скверное, основная причина - волокита с пропуском Стофато (въезд в район горной Тофаларии был строго по пропускам. Тофалария граничила с Тувой, которая официально стала частью СССР лишь в 1944 году. - Н.С.). Из-за нее может сорваться поездка по Казыру. Очень плохо, что время идет и наступают холода. По замерзающей реке не поеду - слишком большой риск. Написал об этом жене - она-то будет рада".
26 сентября. Кошурников вылетает из Нижнеудинска на Покровский прииск. Почему не полетели сразу на Верхнюю Гутару, тем самым сэкономив драгоценные дни, теперь уже и не выяснить. "Прилетел в Покровск с восходом солнца. Местность очень оригинальная, чувствуется большая высота. Растительность скудная, преимущественно лиственница", - отмечал Александр Михайлович в дневнике.

Здесь, в Покровске, он дождался Костю Стофато, и 29 сентября на лошадях отправились в поселок Верхняя Гутара. (Опять терялись драгоценные дни.) Успеть бы проскочить до морозов...

"3 октября. С нашим продвижением дальше дело осложняется, нет проводника, а без него я на оленях ехать не берусь. Оленей дают, а вот проводника нет. Дело плохо, для поездки имеем весьма ограниченное снаряжение. Продовольствие: сухарей 30 кг, хлеба 20 кг. Крупы перловой 5 кг, масла 2 кг. Чаю 100 гр. Спичек 50 коробок, мыла 0,5 кг. Имею ружье 12-го калибра, при нем патронташ заряженный. Нет палатки, не дали в Новосибирске, спальные мешки не беру сам - громоздко".

"4 октября. Вчера договорился с проводником, берется проводить Холмоев Александр Иванович. Старик, 57 лет. Подобрали 9 оленей и упряжек к ним. Завтра выезжаем".

Из дневниковой записи ясно, что по достигнутой договоренности экспедиция с проводником должна была пройти весь путь на оленях. Кошурников обязывался обеспечить полет из Абакана и дать проводнику еще дополнительно полушубок и пимы. Но намеченному не суждено было сбыться. Спустя неделю они пришли в долину Казыра и увидели совершенно гиблый лес. Мха ягеля - основного корма для оленей в нем не было вовсе. Тоф наотрез отказался идти дальше. Олени в таком лесу были обречены на погибель, тем более со дня на день могли упасть глубокие снега.
Холмоев отправился домой, а они стали рубить первый плот из сухостойных пихт. Вскоре его разметало по бревнышкам, и им пришлось рубить второй, а потом и третий, и четвертый. А наступали морозы, падал беспрерывно снег, и река превращалась в ледяной мешок. Уму непостижимо, но они все же прошли 180 км по клокочущей и обледенелой реке. Пороги: Щеки, Саянский, Китатский и последний Базыбайский. И весь путь Кошурников скрупулезно записывал свои наблюдения: "Террасы, каменные отложения, левый берег Казыра удобнее для трассирования"; "Бачуринская шивера - легкий порог, проходимый в любую воду на плотах и лодках. Идти нужно под правым берегом, там прямой слив без камней"; "От речки Воскресенки до Верхнего Китата выходят обнажения коренных пород - граниты, серпентины, порфириты и базальты, осадочных нет".
Лед сковывал реку, до ближайшего жилья и погранзаставы еще не менее 50 км, и только чудо могло спасти эту экспедицию. Развязка надвигалась стремительно.

Запись из дневника 31 октября. "Суббота. Ночуем на пикете 1516. Дело очень плохо, даже скверно, можно сказать. Продовольствие кончилось, осталось мяса каких-то два жалких кусочка, сварить два раза и все. Идти нельзя. По бурелому, по колоднику, без дороги и при наличии слоя снега 70-80 см, да вдобавок еще мокрого, идти - безумие. Единственный выход - плыть по реке, пока еще не замерзла совсем. Так вчера и сделали. Прошли пешком от Базыбая 3 км, потом сделали плот и проплыли сегодня на нем до пикета 1520. Здесь по колено забило снегом, и плот пришлось бросить. Это уже пятый наш плот! Завтра будем делать новый. Какая-то просто насмешка - осталось до жилья всего 52 км. И настолько они непреодолимы, что не исключена возможность, что совсем не выйдем. Заметно слабеем. Это выражается в чрезмерной сонливости. Стоит только остановиться и сесть, как тут же начинаешь засыпать. От небольшого усилия кружится голова. К тому же совершенно мокрые уже трое суток. Просушиться нет никакой возможности. Сейчас пишу, руку жжет от костра до волдырей. Но самое страшное наступит, когда мы не в состоянии будем заготовить себе дров".

"1 ноября. Перенесли лагерь к месту постройки плота на пикет 1512, против впадения реки Базыбай. Все ослабли настолько, что за день не смогли сделать плот. Я совсем не работал. Утром не мог встать, тошнило, кружилась голова. Встал в 12 часов и к двум дошел до товарищей. (Впоследствии восстановили это расстояние по пикетам - 400 метров. - Н.С.) Заготовили лес на плот и таскали его к реке. Заготовили на ночь дров - вот и вся работа двух человек за день. Я расчистил в снегу место под лагерь, площадь 18 кв. метров, и поставил балаган - тоже все, что сделал за день. Все погорели. Буквально нет и одной несожженной одежды, и все равно мокрые до нитки. Снег не перестает, идет все время, однако тепло, летит мокрый, садится, на него падает новый, и таким образом поддерживается ровный слой сантиметров 80 мокрого тяжелого снега.У всех опухли лица, руки и, главное, ноги. Я с громадным трудом надел сапоги и решил их больше не снимать, так как еще раз мне их уже не надеть".
И вот последняя запись.

"3 ноября. Пишу, вероятно, последний раз. Замерзаю. Вчера 2.11 произошла катастрофа. Погибли Костя и Алеша. Плот задернуло под лед, и Костя сразу ушел вместе с плотом. Алеша выскочил на лед и полз метров 25 по льду с водой. К берегу добиться помог я ему, но на берег вытащить не мог, так он и закоченел наполовину в воде. Я иду пешком, очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня и пищи. Вероятно, сегодня замерзну".

Ну, вот и все.
Нет, не все. Кошурникова похоронили на высоком берегу Казыра, часы "Павел Буре", пролежавшие год в воде, после завода пошли.
Сразу после войны изыскания будущей железной дороги продолжил ученик Кошурникова Евгений Алексеев. Всего для выбора окончательного варинта дороги пришлось обследовать на местности 2 тыс. км. Предлагалось 5 вариантов, а наиболее перспективными все-таки считались два направления - на Тайшет или Нижнеудинск. Помогла аэрофотосьемка горной местности и, конечно, дневник Кошурникова. От направления на Нижнеудинск было решено отказаться и строить железную дорогу Абакан - Тайшет через Саянские хребты.
В 1958 году вышло постановление правительства, и 35 тысяч добровольцев устремились воплощать задуманное. Дорога, трасса мужества, была построена за 6 лет и введена в эксплуатацию в 1965 году. Было пробито 9 тоннелей, 3 виадука, 7 сотен искусственных сооружений. В строительстве дороги принял участие и Володя Стофато, сын Кости.

...Книга Владимира Чивилихина "Серебряные рельсы" о подвиге изыскателей была написана в 1960 году и уже давно не переиздается.