22 июля 2008 20:36
Перевал Дятлова снова ищет жертву?
Вчера на пути к самому мистическому месту Урала бесследно пропал пермский турист

4 июля 2008 6:00
Аномальные зоны Урала
«Комсомолка» публикует список самых загадочных мест Свердловской области

Газетных публикаций на эту тему мы не нашли ни в одном издании того времени, включая и «Комсомольскую правду». А ведь когда начались поиски и стало известно о гибели первых пяти ребят, лучший тогда репортер «Комсомолки» Татьяна Агафонова вылетела из Москвы в Свердловск, но вернулась ни с чем. «Там не о чем писать», - отчиталась журналистка в редакции. Сама Агафонова пришла к такому выводу, или ее убедили как-то, теперь, после смерти нашей коллеги, остается только гадать.

Вспоминаем главного редактора «Комсомольской правды» Владимира Сунгоркина
Александр Куприянов
главный редактор газеты «Вечерняя Москва»

16 июня исполнилось 70 лет со дня рождения Владимира Николаевича Сунгоркина, легендарного главного редактора «Комсомольской правды». Он погиб почти два года назад, в походе на Дальнем Востоке. Почти на родине — сам он был из Хабаровска. Его вспоминает коллега и соратник по сплавам Александр Куприянов, главный редактор «Вечерней Москвы».

Причиной смерти Владимира Сунгоркина назван инсульт. Я считаю, что он погиб на таежной тропе, в экспедиции. За несколько дней до того, трагического 14 сентября 2022 года, мы обсуждали с ним в его новом кабинете, как будем отмечать его грядущее семидесятилетие. И он тогда сказал: «Соберем осколки счастья по берегам великой реки. Мало их осталось… Совсем мало!» Сунгоркин умел шутить над собой. Делал это легко, ничуть не рисуясь. По берегам великой реки — конечно, он имел в виду родной Амур. В Хабаровске недавно открыли улицу его имени. Говорят, что он хотел встретить свой юбилей на Ленских столбах. Мы с ним там бывали. Искали якутского дьявола в озере Лабынкыр. И на плато Путорана летали, и по реке Мае сплавлялись, и на Олекму ходили. Вот что интересно… За прошедшие два года не было и дня, чтобы не вспомнился Сунгоркин. Хотите верьте, хотите нет. Мы с ним плыли в одной лодке, а точнее, на плоту РАФТ, больше сорока лет. Не в фигуральном, а в прямом смысле. Горные и таежные реки Сибири, Якутии, Севера и Дальнего Востока. Он всегда был командиром наших экспедиций. В жизни случалось разное. Бывало, что и за грудки хватали друг друга. И братались. С Сунгоркиным меня познакомил его отец-краевед, отставной мичман с базы КАФ, Краснознаменной амурской флотилии. По-нынешнему — прапорщик. Я его звал дядя Коля. Дядя Коля, Николай Филиппович, приносил свои исторические опусы в хабаровскую партийную газету «Тихоокеанская звезда». И очень сердился, когда я пытался сокращать его очерки. Высокий и скуластый, дядя Коля был похож на старовера. В семье Сунгоркиных родителей звали на «вы». Интересно, что и Вовка, сын Владимира Николаевича, уже лейтенант космических или аэродинамических войск, не припомню точно каких, звал отца на «вы». И радио «КП» в городах России мы с Сунгоркиным открывали, и первый «желтый» таблоид, «Экспресс газету», запускали. Но больше всего я вспоминаю то, как однажды Сунгоркин нас с Владимиром Константиновичем Мамонтовым попросил быть крестными отцами его младшенькой дочери, неподражаемой Глафирки. Хотя, честно говоря, мне есть за что, многое другое, вспоминать Володю. Просто не время и не место перечислять. Память вообще непредсказуема. Иногда она подбрасывает такие штучки… Наверное, мои воспоминания слишком личностны. Но как иначе? Таежная уха без соли, перца и без ложки водки — это рыбный суп. С обязательным сейчас везде, уже чуть ли не в мороженом, зелено-ядовитым шпинатом.

Думаю, уместно напомнить, что сделал Сунгоркин, главный редактор и генеральный директор, для отечественных медиа. Он с командой в начале нового века создал самый успешный в стране, а может, и в мире, холдинг таблоидов. Перевел газету на удобный формат. Сохранил советские ордена в логотипе — на знамени газеты. Сделал это раньше на несколько лет большинства российских газет и даже таких легендарных изданий, как респектабельная Times.

Он был экспертом международного уровня. Постоянный член исполнительного совета Всемирной организации редакторов газет — WEF, один из инициаторов создания Национальной тиражной службы. Он один из немногих журналистов в 90-е годы смело шагнул в бизнес и выжил там, среди обломков тиражей, «заказухи» и «джинсы». И воплей про то, что «потерян романтический дух шестого этажа» — шестым этажом мы называли «Комсомолку». Он сохранил газету — национальное достояние, бренд и команду. Притом что пачками тогда закрывались и уходили в небытие монстры отечественной печатной индустрии. Сунгоркина как главного редактора всегда волновало одно — не потерять любовь читателей. Всех его наград и премий не перечислить. Он вообще не любил пафоса и громких речей. Часто избегал публичности. При этом великолепно отвечал на вопросы читателей в прямом эфире, глубоко разбирался в экономике и сам писал замечательные очерки. Он был первым собкором «Комсомолки» на БАМе. Почти пять лет. Мог сделать отличную карьеру в «Советской России», «Совраске», как мы ее тогда звали. Лучшей газеты перед перестройкой. Его пригласил сам Ненашев. Но Сунгоркин вернулся в «Комсомолку».

Сунгоркин не увлекся захлестнувшей тогда многих философией гламура, не ударился в накопительство. Хотя и построил несколько современных домов для своих детей. В походах любил ходить пешком, довольствовался малым. И при этом учил нас есть устрицы, запивая холодным шампанским. Знаете, это когда пузырьки лопаются в горле… Кажется, так острее ощущаешь жизнь. Он так говорил. Володя выпивал мало. Да почти что и не выпивал. Зато громко из палатки порицал нас с Рамилем Фарзутдиновым и Вадиком Горяиновым за ночные дискотеки у костра, на берегу неумолкающих речек. Наших вечных тропинок. Не увлекался модными часами, костюмами и машинами. Любил современную туристическую одежду и обувь. Мы с Шурой Бланковым приезжали на сплавы в старых геологических энцефалитках и в солдатских кирзовых сапогах. Эти сапоги он шутливо называл «прохорями». Моих книжек, которые я ему настойчиво дарил, Сунгоркин не читал. Я обижался. Его мнение было для меня важно. Он мне сказал: «Понимаешь, я же обязательно начну критиковать, ты обидишься… Мы и так с тобой ссоримся!» От близких нам обоим людей я узнал, что пару повестей он все-таки прочитал. Сказал: «Ему надо бросать газету…» Ни я, ни уж тем более он газету бросать не собирались. Зато у того же костерка мы часто спорили о дальневосточной литературе. Он говорил: «Вот напишешь своего Алитета, тогда и поговорим». «Алитет уходит в горы» — книга классика дальневосточной литературы Тихона Семушкина. Сунгоркин придумал из наших походов по местам Арсеньева, Дерсу Узалы, Федосеева и Куваева документальные фильмы и альбомы. «Комсомолка» выпустила их целую серию. Прекрасные издательские проекты. Володя вроде бы с шуткой повторял: «У каждого в жизни свой Джугджур». Джугджур — хребет, который разделяет Восточную Сибирь и Охотское побережье. Фраза про «свой Джугджур» из героического очерка одного из первых собкоров «Комсомолки» по Дальнему Востоку Юрия Балакирева, шестидесятника. Сунгоркин знал очерк. И знал Балакирева. Читал его репортажи еще школьником. Он тогда занимался в школе юнкоров при газете «Молодой дальневосточник». Оттуда и в университет поступил. Уж у кого и был свой Джугджур, так это у Сунгоркина.

И Балакирева нет с нами, и Сунгоркина, и Пескова, и Андрюхи Иллеша, и Инны Павловны… А что Джугджур? Он вечен, Джугджур. Как и снег, припорошивший сегодня ночью гольцы на горизонте, за нашей палаткой. Как хрипловатый голос от костра нашего вождя по прозвищу Суня: «Сегодня, парни, уходим чистой водой!» От выпавшего снега, от тонкого ледка на заберегах и морозца вода в Анюе становится прозрачной, до дна. Каждый камешек виден. Впереди пороги.

Сунгоркин шутил: «Бог простит меня уже хотя бы за то, что я печатаю «Окно в природу» Василия Михайловича Пескова». На прощании еще с одним легендарным журналистом «Комсомолки», Ярославом Головановым, Владимир Николаевич сказал, а точнее, почти поклялся, что никогда не бросит стариков «Комсомолки». Слово держал. Одна из звезд той поры ушла из газеты. Так получилось. Ее дорога и путь газеты в смутные времена разошлись. Звезда написала заявление по собственному желанию и что она не согласна с курсом газеты. Прошло несколько лет. Она оказалась в трудном материальном положении. Мы с ней дружбы не потеряли. Помочь могла только родная газета, в которой она проработала всю жизнь. В тот день, когда мы говорили о предстоящем 70-летии главного редактора, я пришел к Сунгоркину с еще одной целью — попросил забыть старые обиды и помочь. Сунгоркин возмущался: «Ее же никто не выгонял!» Потом утих и сказал: «Вернусь — что-нибудь придумаем». Не успел.

Голованов как-то на планерке в Голубом зале, еще в прежнем здании редакции на улице Правды, объяснил единственный принцип работы любой редакции. Идет корабль по штормовому морю. За штурвалом — капитан. Волна накрыла судно, толчок! Капитана смыло за борт… Но корабль идет прежним курсом. Капитана сменил опытный матрос-штурвальщик. Может, боцман. А может, новый капитан. «Окно в природу» ведет Женя Сазонов, сам путешественник и умный журналист. Это он выпустил уникальную книжку-альбом про таинственный хребет Джугджур. Вовка Сунгоркин, который космический лейтенант, по-прежнему строит в деревенском сарае неизвестную миру ракету. Сайт «Комсомолки» — один из лучших сайтов в стране. А теперь, может быть, даже и в мире. Корабль идет заданным курсом. Хотя недавно стало ясно: незаменимые все-таки есть.

Сегодняшние журналисты «Комсомольской правды» — большие молодцы. Они продолжают делать настоящую газету. «Желтую», синюю, зеленую — глупости все это. И воинствующее невежество. Воинствующее — самое опасное. Коллеги Сунгоркина делают народную газету. Выпустили книгу светлых и правдивых воспоминаний о своем шефе. И даже профессор из Иркутска (так анонсировано в прессе) Станислав Гольдфарб, найдя в своем плотном графике время, написал книгу воспоминаний о Сунгоркине. Она называется незатейливо, но многообещающе — «Как закалялась «Комсомольская правда». Я читал только отрывки, но, надеюсь, скоро прочитаю всю. Интересно же узнать, как она закалялась? Гольдфарба тоже знаю много лет. Вместе бились на озере Байкал над разрешением некоторых научных тайн. Профессор Гольдфарб не мог написать плохо.

Мы собрались залезть в пещеру Прощальная, самую большую на Дальнем Востоке. Сунгоркин и спелеологией увлекался. Сманил нас. В маршрут пошли Игорь Коц, нынешний главный редактор журнала «Родина», Шура Бланков, наш давний дружок из Хабаровска — прораб на стройке и опытный спелеолог из Владивостока. Подзабыл его фамилию. Кажется, Савельев. А звали его Саня. На перевал по снежной дороге нас домчали юркие райкомовские «уазики». Или тогда, в 80-х, были еще только «газики», которые называли «козликами»? Впрочем, юркими они были всегда. С перевала в распадок предстояло спускаться на лыжах. Сунгоркин всегда любил пешие и лыжные переходы. А я их ненавидел. Через несколько километров скольжения по девственно чистому снегу я получил растяжение ноги. Коц и Бланков забрали у меня рюкзак. Я безнадежно отставал и телепался сзади, приволакивая ногу. Очень скоро мои спутники скрылись за поворотом.

Никакой метели не было. И снег не лепил глаза. Скрипели лыжи, светило яркое солнце, синели лобастые сопки, похожие на зубров, а в голову упрямо лезли строчки из песни Высоцкого: «Пусть болит моя травма в паху, пусть допрыгался я до хромоты…» Как там дальше-то? Забыл. Впереди нас ждала черная дыра в горе — вход в пещеру с подозрительным названием Прощальная, куда предстоял подъем по веревочной лестнице, лунные залы невиданной красоты подземного царства — красивее было только на космическом плато Путорана. И тут я заметил два тигриных следа, пересекавших лыжню. Мамашин и, чуть поменьше, тигренка. Или у меня уже начинался бред? Карабин у нас был с собой. Но его унес за плечом спелеолог Саня. Или сам Сунгоркин. Сунгоркин любил оружие. И охотиться умел. Начинало темнеть.

Я увидел на обочине лыжни листочек, вырванный из блокнота. На нем — дольку шоколада и записку от Сунгоркина. Я узнал его почерк: «Саня, держись! Осталось восемь километров». Потом шесть, пять, три… От перехода до перехода порция шоколада увеличивалась. Настоящий горький шоколад был дефицитом. А что тогда не было дефицитом на берегах Амура, Анюя и Хора, речек нашей ненасытной молодости? Даже полужесткие крепления и лыжные палки с кольцами из бамбука приходилось добывать. Где они продавались? В подвалах правящей партии. Не говоря о водке «Туча» крепостью в пятьдесят градусов. Ее продавали только на Охотском побережье. Сунгоркин скормил мне из энзэ экспедиции всю плитку. Скажи, мой юный читатель, ты ел когда-нибудь горький шоколад, запивая его талым снегом? Попробуй. Острее даже устриц с шампанским. Сейчас нет дефицита шоколада. Но все отчетливее нехватка записок. Сколько еще осталось километров? Кто ответит, а? Думаю, что большинство людей, кто сегодня вспоминает Владимира Николаевича, могут составить свой список его добрых дел. Есть он и у меня. Но почему-то отчетливо помнятся эти кусочки шоколада на снегу. А песня Высоцкого кончается так: «Но я все ж таки был наверху — и меня не спихнуть с высоты!» Картины памяти, конечно, не фотки-селфи. Изобразить восторг и обожание не получается. Так же и с совестью.

Как всегда, парни, уходим чистой водой.

ДОСЬЕ
Владимир Сунгоркин родился 16 июня 1954 года в Хабаровске. Журналистикой Сунгоркин профессионально занимался с 1976 года, работал специальным корреспондентом «Комсомольской правды» на строительстве БАМа.

С 1981 по 1985 год — собственный корреспондент газеты «Советская Россия».

В газете «Комсомольская правда» Сунгоркин делал карьеру с 1985 года, занимая поэтапно различные должности — от заместителя редактора отдела рабочей молодежи до главного редактора.

С 2002 года совмещал две должности: генеральный директор и главный редактор ЗАО ИД «Комсомольская правда».

Заслуженный журналист РФ, кавалер орденов «За заслуги перед Отечеством» IV степени, Дружбы и«Знак Почета».

Всю жизнь увлекался сплавами по рекам и туризмом. Много занимался общественной работой. В его честь в родном Хабаровске названа улица.

Конфликт на перевале
Автор "Родины" склоняется к самой непопулярной версии о причинах трагедии группы Игоря Дятлова в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года
15 МАРТА 2020

В прошлом году постоянный автор "Родины" стал участником экспедиции "Комсомольской правды" и Всероссийской телерадиокомпании на место гибели туристической группы свердловских студентов. Результатом стала его книга-расследование "Тайна перевала Дятлова". Тогда же Николай Андреев проанализировал в нашем журнале многочисленные версии о причинах трагедии - "Перевал Дятлова. Без мифов" ("Родина" N 11, 2019).

С учетом множества поступивших после этого откликов и новых открывшихся обстоятельств Николай Андреев предлагает "Родине" свою собственную версию событий в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года.

Самую, пожалуй, непопулярную.

"Люда ушла в палатку..."
До поселка Второй Северный, откуда собственно и начнется поход, дятловцы ехали весело. Пели, спорили, развлекались, фотографировались. На карточках они жизнерадостны, непосредственны, раскованы. Но вот начинается поход - и, если судить по дневниковым записям, можно сделать вывод: в группе тлело напряжение. И порой оно достигало точки кипения.

Вот только одна короткая фраза из дневника Зины Колмогоровой: "Люда ушла в палатку..." Ушла явно в дурном настроении. То ли обида, то ли гнев овладели Дубининой. Как можно понять, она просидела в одиночестве несколько часов. Никто не позвал ее: "Люд, да ладно... Хватит кукситься... Пойдем мандарин есть". Почему мандарин? Запись из дневника Зины: "Сегодня день рождения Саши Колеватова. Поздравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на 8 частей..."

Люде Дубининой долька не досталась. Да если бы только долька! "Люда ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина". До конца ужина! То есть они спокойно ели кашу с тушенкой и не обращали внимание на товарища по походу, который затаился в палатке.

А заканчивает запись Зина так: "В общем, еще один день нашего похода прошел благополучно". Как же благополучно, если один член команды обделен и одинок? Или у Люды уже случались подобные выходки, и на них старались не обращать внимания?

Этот эпизод заставляет пристальнее присмотреться к Люде Дубининой и ее положению в маленьком коллективе. Она тоже вела дневник. Ее записи кое-что могут рассказать об атмосфере группы. Вот они приехали в Серов: "Ребята прошпынали завхоза, т.е. меня, обвиняли в скупости и жадности". Если Дубинина завхоз, то общие деньги хранились у нее. И, чувствуется, она старалась распоряжаться ими расчетливо и разумно, мало ли что ждет впереди. Может быть, это вызывало недовольство?

Зина Колмогорова
Читаем дневник Людмилы дальше: "Приехали ночью в Ивдель, остановились на станции. Расположились в углу, сразу же наши улеглись спать, расстелив палатку. Я же стала дежурить. Это время использовала для шитья бахил, переписыванья песен".

Дневник Зины Колмогоровой.
Можно сделать вывод: не бездельница, ответственная. А с другой стороны - запись в дневнике Колмогоровой 30 января: "Люда быстро отработалась, села у костра. Коля Тибо переоделся. Начал писать дневник. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому зашивать палатку. Наконец К. Тибо не выдержал, взял иголку. Люда так и осталась сидеть. А мы шили дыры (а их было так много, что работы хватало на всех, за исключением двух дежурных и Люды. Ребята страшно возмущены)".

Что происходит с Людой? На что она обиделась? Или на кого? Обида могла копиться, копиться - и прорваться.

Дубинина и Тибо окажутся вместе в четверке погибших у ручья...

"Не будем ли ругаться?"
Настораживает и такой момент в письме Зины Колмогоровой подруге накануне похода: "Группа-то ничего, как только пойдем, не знаю. Не будем ли ругаться? Ведь с нами Колеватов..."

Колеватов, видимо, был очень непростой парень. В воспоминаниях Блинова есть примечательная характеристика: "Колеватов Сашка учился на нашем физико-техническом факультете, со мной на одном курсе в группе 457. Упрямый и самоуверенный человек. Не прочь был порой покичиться своими теми или иными достоинствами. Правда, он лишнего никогда не говорил, но слушать его было порой неприятно. Ходил с ним летом 1957 года по Южному Уралу. Девчонки его просто не могли терпеть".

Не могли терпеть - красноречивая характеристика. Все ли могли терпеть Колеватова в группе Дятлова? Предчувствие беды слышится во фразе Зины "Не будем ли ругаться?"

Запись 28 января в общем дневнике: "Юрка, пролежав минуты две, не выдерживает и перебирается во второй отсек, при этом страшно проклиная и обвиняя нас в предательстве. После этого еще долго не могли заснуть, о чем-то спорили, но наконец все стихло". Что за предательство? Кого обвинял Кривонищенко? Кого проклинал? За что? Проклинать - сильное слово, его не используют попусту.

Можно предположить: напряжение в группе не спадало.

Еще одна дневниковая запись Зины Колмогоровой: "Колю сегодня не заставили дежурить и дежурили мы с Рустиком. Сожгли варежки и 2-ю фуфайку Юркину. Он ругается все время".

Всего три предложения, и в каждом ощущается конфликт. Даже в подборе слов - заставили... ругается... да еще и все время. Ругань как правило указывает на нездоровый психологический климат, а в маленьком коллективе, да к тому же в автономном плаванье, негативный эффект перебранки усиливается многократно. А тут еще и вещи сожгли - дополнительный повод для негативных эмоций. Причем удивляет отстранение руководителя группы Дятлова - он должен был вмешаться, разрядить напряженность.

Не вмешался. Промолчал. Возникают сомнения в его лидерских качествах.

Присмотримся повнимательнее к Игорю Дятлову.

"Очень упрям и настойчив"
По воспоминаниям друзей, родственников, знакомых Игорь Дятлов был неординарным человеком. С ним хотели дружить. С ним хотели пойти в поход. Ему доверяли. Если он кого-то брал с собой, это считали проявлением высшего доверия. Игорь олицетворял надежность. Серьезно готовил походы, продумывал тактику прохождения маршрута, не упускал мелочей, вникал во все детали.

Но - строчка Сергея Согрина об одной нервной черте его характера: "Игорь не терпел, если кто-то возражал ему". Похожее отмечает и Блинов: "Очень упрям и настойчив".

Дятлов - ключевая фигура всей истории.

Упрямство, нетерпимость могли сыграть зловещую роль в последнем походе. Авторитаризм часто граничит с самонадеянностью. Только этим можно объяснить, почему Дятлов в нарушение всех писаных и неписаных правил не оставил в спортклубе маршрутный лист.

Ошибкой Дятлова было и то, что взял в поход чужого - Семена Золотарёва. Карелин прямо об этом говорит: "Его появление в составе группы Дятлова мне кажется неестественным". Игорь всегда подбирал людей в команду ответственно, включал тех, кого знал прекрасно. А тут - абсолютно незнакомый человек. Дурного слова об инструкторе турбазы никто не сказал. И в дневнике он упоминается нейтрально. Но кто знает, как незнакомый да к тому же гораздо более старший по возрасту человек повел себя в экстремальной ситуации.

Журналист Григорьев был на перевале во время поисков, разговаривал со студентами, которые хорошо знали Дятлова. Занес в блокнот: "Вчера весь вечер говорили о погибших. О том, зачем они на горе разбили палатку и т.п. Сказали, что И. Дятлов очень самолюбив, любил командовать. Все ошибки приписывали ему. Об этом особенно говорили двое, которым приходилось бывать с ним. Отрицат. отозвался о нем и рук. группы".

Самое большое сомнение по поводу сплоченности группы возникает, когда стоишь возле кедра на перевале. Допустим, какая-то страшная угроза выгоняет всех из палатки. Судя по следам, сначала они бегут вместе. Но вдруг что-то ломается во взаимоотношениях - группа распалась. Дальше спасались кто парой, кто в одиночку, кто небольшой группой. Девять человек пусть даже полураздетые, разутые, пусть объятые страхом, могли бы развести надежный костер, согреться, устроить убежище. И если уж выпала судьба замерзнуть, то замерзли бы вместе, прижавшись друг к другу.

Но группа развалилась. Двое погибли у кедра, четверо - у ручья, трое - по пути к палатке.

Так может, причина - не внешняя угроза, а внутренний раздрай?

Существует предположение, что Дятлов двинулся от кедра обратно к палатке за вещами. Ушел от костра, у которого были хоть и ничтожные, но шансы на спасение. Но ведь будь группа единой, за одеждой пошел бы кто-то из тех, кто был хорошо одет и обут - скажем, Золотарёв или Тибо, а Дятлов остался бы у костра. Идти необутым и почти раздетым по снегу, на морозе, при жутком ветре - это верная смерть. Если Дятлов решился на такой отчаянный поступок, то скорее всего толкнула его на это безвыходность ситуации.

Или непримиримый конфликт с кем-то из группы.

С песнями, шутками добирались до Вижая, откуда и начнется их последний поход.
"С нами идет снова Юра..."
Многозначительны взаимоотношения парней и девушек в походах.

Судебно-медицинская экспертиза тел 21-летних Зинаиды Колмогоровой и Людмилы Дубининой показала: они погибли девушками. Такие были времена - целомудренные. В дневниках дятловцев есть записи о дискуссиях на тему любви и дружбы. Но в группе, кажется, прорастало и нечто большее, чем диспуты. И это нечто большее могло разрушить моральную атмосферу.

Можно с уверенностью утверждать: между Зинаидой Колмогоровой и Юрием Дорошенко существовали особые отношения. Зина задолго до похода пишет подруге: "Лида, а с Юрой мы больше не дружим... Удивилась, наверное. Да? Все удивляются. Даже не разговариваем, не здороваемся, он уже с другой девчонкой ходит везде..." И ведь ничто не предвещало такого печального поворота. Юрий приезжал к Зине в ее родной Каменск-Уральск, познакомился с ее родителями, дело шло к свадьбе. И вдруг: "Приехала я сюда после практики тоже все хорошо было, а потом я стала замечать, что он очень ко мне изменился... Вот так и поссорились, вернее даже не ссорились, а просто перестали замечать друг друга. Он сейчас очень изменился, очень просто..."

И еще письмо - уже перед самым походом:

"Лида, с нами идет снова Юрка... Ты представляешь, как снова разбередятся подживающие раны... Лидуська, как тяжело мне будет в походе, ты ведь понимаешь это, правда? Ведь люблю я его, Лида! И снова вместе, но не вместе. Буду крепиться, Лида!"

Может, в роковой поход она пошла, чтобы отношения с Дорошенко наладить? Кто знает...

Но вот куда более интригующий факт: фотография Зины была обнаружена в бумажнике Игоря Дятлова. Испытывал чувства к ней и таил от всех? Ни в одном воспоминании нет и намека на то, что между ними был даже мимолетный студенческий роман. Только фраза в дневнике Колмогоровой: "Игорь хамит".

Ревность?

Дятлов, конечно, знал, что у Зины и Дорошенко было общее прошлое. Возможно, в походе они решили возобновить отношения. Это не могло не вызвать жесткую реакцию Игоря: он стал хамить Зине. Дорошенко мог вступиться...

"... при ударе кисть была сжата в кулак"
Сведения о конфликтах в группе Дятлова косвенно подтверждаются актами судебно-медицинской экспертизы. Я обратился за комментарием к известному специалисту, судмедэксперту Эдуарду Туманову. Он выдал подробный анализ документа более чем шестидесятилетней давности. Привожу фрагменты выводов Туманова:

1. В акте экспертизы трупа Юрия Дорошенко: "В области спинки носа, кончика носа и верхней губы следы выделения запекшейся крови. Верхняя губа отечна, в области красной каймы верхней губы кровоизлияния темно-красного цвета размером 1,5х2 см". Следы запекшийся крови, кровоизлияние можно объяснить тем, что он упал лицом на что-то твердое, но вероятнее другое объяснение: ударили по носу.

2. По Дятлову в акте: "В области пястных фалангиальных и межфалагиальных сочленений... покрыта сухими запекшимися корками с кровоизлиянием в подлежащие ткани". Из данного определения можно сделать вывод: Дятлов при жизни ударял по чему-то. Могу сказать, что при ударе кисть была сжата в кулак".

Могу привести немало случаев, когда абсолютно спокойные по жизни люди вдруг превращались в монстров. Теряли человеческий облик из-за ерунды, из-за пустяка, из-за сущей мелочи. Могло возникнуть в палатке на склоне горы Отортен нечто подобное? Не исключено. Неосторожно брошенное слово, грубое замечание, уязвленное самолюбие, сшибка амбиций - и в ярости кто-то хватается за нож, полосует скат палатки, все выскакивают, в чем были, на мороз и продолжают выяснять отношения...

Подобное развитие событий представляется невероятным: многих членов группы связывала многолетняя дружба. Но, с другой стороны, все приведенные выше факты вполне объясняются причинами личного характера.

Перечислю взрывоопасные моменты во взаимоотношениях членов группы.

Вот нити напряжения.

Дятлов и Золотарёв. Между ними вполне мог зародиться конфликт по банальному вопросу - кто в группе лидер? Не случайно, совсем не случайно четверых погибших нашли в стороне - и среди них Золотарёв. Наверняка он считал себя опытным туристом, потому мог сказать: делаем так. Дятлов не согласился... Взрыв эмоций. Группа разделяется. Одни пошли за Золотарёвым, другие за Дятловым.

Так были найдены последние тела. Но до сих пор не найдены ответы на главные вопросы...
Кто знает, возможно в критический момент Золотарёв своим авторитетом расколол группу у кедра. А Дятлов свой авторитет как руководителя переоценил. Группа, включая Золотарева, слушалась его, пока все было спокойно...

Дятлов, Колмогорова, Дорошенко. Классический любовный треугольник. И здесь все возможно - вплоть до выяснения отношений на кулаках.

Золотарёв, Колмогорова, Дорошенко. Золотарёв - классический инструктор турбазы советского образца. Почти всегда это разбитной ловелас... Возможно,

он, что называется, положил глаз на Зину. Дорошенко могло это не понравиться...

Дятлов и Колеватов. Повторю мнение Блинова о Колеватове: "Упрямый и самоуверенный человек". Но и у Игоря Дятлова упрямство и самоуверенность - далеко не последние черты характера. Могла найти коса на камень, а повод всегда найдется.

Дубинина. Непростая по характеру девушка. Дружеские отношения не сложились ни с кем из группы. И конфликт мог возникнуть с кем угодно.

ВЕРСИИ

Туристы стали жертвами лавины или...

2 ] испытаний секретного оружия

3 ] спецкоманды (группа стала свидетелем секретных учений)

4 ] манси (группа оказалась в священном месте)

5 ] эксперимента иноземных цивилизаций

6 ] совместной тайной операции КГБ и ЦРУ

7 ] обломков ракеты (неудачные испытания военных)

8 ] инфразвука - физического явления, способного вызывать безотчетный страх, панику

9 ] снежного человека

10] зверей (медведя, росомахи, волков)

Группа в любом сложном походе - как экипаж на подводной лодке: если возникает конфликт, нужно предпринять все возможное, чтобы его погасить. Если это не удается - взрыв эмоций может быть разрушительным. Думаю, что-то подобное произошло на перевале в ночь с 1 на 2 февраля 1959 года.

Эта версия, самая непопулярная среди исследователей "дятловского дела", представляется мне наиболее приближенной к реальной жизни.